Му-у-у! ответили ей. Подруги оглянулись на звук.
На них надвигались коровы. Все рыже-белые, с круглыми боками, рогатые и большие, они шли по улице неотвратимой волной, которая текла и по чёрной грязи дороги, и по дощатым мосткам-тротуарам. Коровы флегматично шли прямо на застывших подруг, огибая их в последний момент и перебирая копытами в опасной близости от их беззащитных, обутых в тряпичные кеды, ног.
Мамочки-мамочки-мамочки, бормотала, в страхе зажмурившись, Леночка, побледнев до зелени. Ира Зинина стояла молча и настороженно, готовая оттолкнуть от себя корову, если та будет напирать. Эльвира была собрана и внимательна, следила за ногами и копытами. Шурочке же было интересно. Коровы её не пугали. Они вели себя деликатно, не напирали и не толкались. Они просто шли, покачивая тяжёлыми бурдюками вымени. От коров пахло навозом и парным молоком.
Стадо прошло сквозь девчонок минуты за три. Замыкал шествие подросток лет четырнадцати. Быстро стрельнув в сторону городских взглядом, пастушок принял степенный вид и стал похож на коровьего директора. На плече мальчишка нёс чёрный кнут, конец которого волочился по дощатому тротуару.
Стадо прошло, а Шурочка засмотрелась коровам вслед. В той стороне солнце уже клонилось к закату, и в его косых лучах коровы красиво уходили в перспективу чёрной дороги, обрамлённой зеленью деревенских палисадников. Совсем как в книжках про деревню, которые она любила читать.
Глава 4
Шурочка первые несколько секунд не могла сообразить, где она. «В деревне», услужливо подсказала память. Намотавшиеся за день студенты улеглись спать рано, часов в десять. Тем более что развлечений не было никаких. И пробуждение было внезапным.
Девочки, девчонки! Вы где? Мы уже тут! Да твою мать, понавесили тут всякой, запутался нах
Темнота в их закутке стояла почти абсолютная, окна остались на мальчишечьей стороне спортзала. Шурочка ничего не видела, и, слушая мат в полной темноте, стряхивала остатки сна. Похоже, к ним «гости» и, судя по голосам, двое совершенно пьяных мужиков. Рядом, шурша в темноте, уже вскочила и быстро одевалась Эльвира. Шурочка тоже нашарила свои штаны и принялась их натягивать оставаться в футболке и трусах не хотелось совершенно. Мужики тем временем выпутались из занавесок и мат-перемат, так-разэдак наткнулись на первые кровати.
Девчата, вы где? Пойдёмте, подружим. Мы вам Гореловку нашу покажем, взывал в абсолютной темноте пьяный голос.
Шурочке стало страшно. Воображение дорисовало к голосу огромного косматого мужика. Тут же вспомнились сны, что снились ей лет с двенадцати. Во снах за Шурочкой гнался тёмный человек, и она бежала в ужасе, так как знала: если поймает, он сделает с ней что-то стыдное и ужасное. Человек в её снах каждый раз её ловил, и каждый раз она просыпалась в ужасе и с сердцебиением. А теперь сон будто стал явью: чёрный человек ворочался в чёрной комнате и искал её, Шурочку.
Вот уроды пьяные! прошептала Эльвира. Хоть бы мальчишки наши вмешались, что ли. И куратор, где он там, чего молчит?
Эй, мужики, шли бы вы отсюда, как бы в ответ на её слова раздался неуверенный, Игорюнин, кажется, голосок. Зачем девчонок пугаете?
Это кто там нас посылает? мигом среагировал один из пришельцев. А ну, покажись, проверим, у кого яйца больше! Ничё с вашими девками не сделается, им понравится. Прошлый раз городские приезжали, дружили с нами, и ничего. Эй, мать вашу так, где вы там, не видно ни х выходите, говорю. Васька Перец к вам пришёл, погулять зовёт, пошли, не выделывайтесь!
На мальчишек надежды не осталось. Куратор, белёсый аспирант с кафедры, тоже голоса не подавал. Оставалось прятаться, благо, пустых кроватей было много. Быстро не доберутся.
Шурочка с Эльвирой вжались в угол, к ним пробрались на ощупь Ира с Леночкой.
Так, девчонки, пробираемся по стеночке к краю занавески и аккуратно, без шума, выходим наружу, распорядилась Эльвира. Кто-нибудь видел, где тут у них милиция?
Какая тут милиция? Участковый если, да и тот спит, наверное, громко зашептала Ира.
О, шепчут чего-то, обрадовался пьяный Перец. Затопал в их направлении, наткнулся на очередную кровать, рухнул в проходе и зашёлся матом:
Девки, кончай выся, выходи! Колян, помоги подняться!
Васька, ты где? Щас я тебя нащупаю, откликнулся Колян сиплым баритоном.
Пока пьяные приятели занимались друг другом, девчонки проскользнули за край занавески, выбрались на мальчишечью половину спортзала и рванули к выходу.
Дверь в спортзал оказалась распахнута, а скоба от крючка, на которую запиралась дверь, была вырвана «с мясом». Девчонки с топотом рванули на улицу.
Эй, вон они, давай к выходу! среагировали на топот пьяные «гости».
Подруги прибавили ходу, вылетели за ограду и остановились на дощатом тротуаре. Шурочка взглянула на часы на руке час ночи. В небе стояла полная луна, на улице было светло. На свету страх прошёл, и девчонки решили рассмотреть, кто к ним вломился.
Из спортзала на свет луны вывалились две абсолютно комичные фигуры. Один из ухажёров оказался худым высоким мужичонкой со спутанными волосами, второй коренастым белобрысым недоростком «метр с кепкой».
И от этих секс-гигантов мы драпали, как зайцы? фыркнула Ира. Это их испугались наши мальчишки? Да ткни пальцем завалятся, Казановы зачуханные!
Девочки, а вот и мы, отсалютовал им «метр с кепкой». Это он, судя по голосу, больше всех шумел в темноте. Отсалютовал, тут же потерял равновесие и повис на долговязом приятеле.
Пойдёмте дружить!
Слушай, как там тебя Вася? спросила Зинина.
Перец, то ли кивнул, то ли обмяк коротышка.
Слушай, Вася, у вас в Гореловке что, так принято по ночам врываться в чужой дом и требовать любви и дружбы?
Чего? не понял Вася и оглянулся на клуб. Это не дом, это спортзал.
А мы кто, по-твоему, спортивные снаряды, что ли? разозлилась Зинина. Значит, так. Если сейчас не уйдёшь, пожалуюсь директору совхоза.
Как вам не стыдно! строго сказала Эльвира. Мы сюда приехали с урожаем помогать, а вы к нам пьяные вламываетесь, мальчишкам нашим угрожаете, нас пугаете. Стыдно так себя вести. Не по-комсомольски!
Значит, так, прищурилась Зинина. Хочешь знакомиться приходи завтра. Трезвый. Тогда и посмотрим, что ты за Перец.
Не, Колян, ты слышал? изумился коротышка. Не нравится им, что мы пришли! Да и пошли вы на х лахудры городские. У нас свои девки во! И не ломаются. Директору она пожалуется! Да я этого директора
Колян, поняв, что дружба не сложилась, вывел Ваську за ворота и уводил дальше по улице. А тот громко рассказывал, что бы он мог сделать с директором.
Боже мой, какой ужас, сказала Шурочка. Ирка, ты молодец, что их послала. Я так испугалась, до сих пор дрожу.
И я, пискнула Леночка. Я думала все, изнасилуют и никто на помощь не придет.
Изнасилуют? Эти?! И не мечтай, фыркнула Зинина, и девчонки зашлись хохотом. Каждая на свой лад.
Невысокая смуглая Эльвира хохотала, запрокинув темноволосую голову, толстушка Зинина приседала от смеха, хлопая себя по полным ляжкам и тряся светлыми кудряшками, Леночка беззвучно вздрагивала от смеха, и кончик русой косы, перекинутой на грудь, мелко подрагивал в такт. Шурочка хохотала так, что заболело за ушами и выступили слёзы. Они смеялись, отпуская тот страх и ужас, что разбудили их недавно в темноте.
Вы чего тут делаете в такое время? подошёл куратор их группы. Надо же, у них тут приключения, а его, выходит, и не было в зале!
Э-э-э, Сергей Анатольевич, начала было Шурочка, утирая слёзы
Анатолий Сергеевич, поправил тот. Вы почему не спите? Завтра в девять вставать!
Ой, Анатолий Сергеевич! Тут такое было! К нам вломились местные, пьяные совершенно! Чуть не побили наших мальчиков, приставали к нам! зачастила Леночка.
Мы так испугались! Мы еле от них убежали! подключилась Шурочка.
Ну и молодцы, не понятно кого похвалил куратор: то ли местных за упорство, то ли девчонок за решительность. Идите, ложитесь, а то завтра вас не поднимешь. Я поговорю с директором совхоза.
А если они опять придут?
Не придут, идите.
Девчонки вернулись, улеглись по кроватям, и Шурочка ещё с час ворочалась в темноте ей опять стало тревожно.
Глава 5
Повариха Анна Михайловна была одета в несвежий белый халат, из-под колпака выбивались волосы, выкрашенные в медно-рыжий. На Шурочкин взгляд, выглядела она по-клоунски: на одутловатом немолодом лице выделяются густо наведённые толстые чёрные брови и тонкие губы в ярко-алой помаде. Под бровями блёклые глаза в белёсых ресницах. Над губами крупный крючковатый нос. С этой странной тёткой Шурочке выпало работать в первый же день, как пришла помощницей в столовую.
С прогнозами, что на кухне потребуется помощница, Шурочка угадала: заведующая столовой пришла к студентам на третий день. Двух поварих, чтобы кормить ораву из двадцати шоферов и пока десяти, а через неделю обещают привезти ещё двадцать, студентов не хватало.
А вот с тем, что ей поручат мыть котлы и чистить картошку, Шурочка промахнулась. Посуду мыла дурочка Зина. А Шурочке, помимо «почистить картошку», поручили варить суп и компот. И в первый же день под присмотром по-клоунски раскрашенной поварихи Шурочка сварила суп «полевой»: говяжий бульон, картошка, пшёнка и зажарка из лука и моркови. И лично разливала его во время обеда, облачившись в белый халат и марлевый колпак.
Суп и гарнир в столовой варили в огромных электрокотлах. Котлы стояли на специальных подставках, высотой доходили Шурочке до груди и своими цилиндрическими формами были похожи на большие стиральные машины. Даже воду в них наливали так же, из шланга. Даже кнопочки «пуск» и «стоп» у котлов были почти там же, что и у стиральной машины. У Шурочки дома была такая, только машина была выкрашена белым, а котлы сияли хромом. И там, где у стиральной машины к корпусу прицеплялись круглые валики, через которые выжимали бельё, у котлов торчали какие-то не то манометры, не то градусники. Шурочка не разобрала.
Говяжьи мослы, из которых варили бульон, были такими огромными, что не помещались даже в эти «электробочки», и повариха разрубила кости на большой колоде, предварительно срезав всё мясо оно пошло на гуляш. Гуляш Анна Михайловна жарила на электросковородке, похожей на комод. Верх «комода» и был, собственно, прямоугольной сковородкой.
Шурочка приглядывалась, как повариха это делает: поджаривает тонко нарезанные кусочки говядины, обильно посыпает их мукой, добавляет лук, воду, томатную пасту, лавровый лист. Закрывает крышкой, томит в течение часа. И в итоге получается мягкое ароматное мясо в густой коричневой подливке.
К Шурочке Анна Михайловна отнеслась по-свойски. И уже к обеду девушка привыкла и перестала внутренне вздрагивать от её толстых чёрных бровей, тонких алых губ и крючковатого носа. Повариха хлопотала по кухне, называла студентку «деточкой» и «доченькой». А когда они с Шурочкой сели чистить картошку к ужину предстояло начистить огромную кастрюлю, повариха принялась рассказывать про своих детей. Старший сын Мишка скотник на ферме. А жена его доярка, на Доске почёта портрет висит.
Может, видела, деточка? Светленькая такая, красивая, молоденькая?
Видела, обрадовалась Шурочка, вспомнив красавицу с Доски почёта. Кажется, Ирина Бригг! всплыла необычная фамилия.
Ага, ага, она это, закивала Анна Михайловна. Мы Бригги, из немцев мы. Ещё дочка у меня, Лизавета, в совхозе бухгалтером работает, двух пацанов одна тянет. У ней муж Славка в тюрьме сидит.
А за что? Шурочка, забыв про картошку, ошарашенно уставилась на повариху. Она впервые в жизни разговаривала с человеком, у которого кто-то из родственников сидел в тюрьме.
Да за пьянку, махнула ножом Анна Михайловна, тоже отвлекаясь от картошки. Хороший мужик, хозяйственный, только пить ему совсем нельзя. Он напивался, дурел и Лизку начинал гонять. Пока просто драться лез, она терпела. А в тот раз он с топором за ней бегал по избе. Чуть не зарубил, хорошо, во двор успела выбежать. Пацана младшего, деточка моя, так напугал, что тот до сих пор заикается.
Повариха вздохнула, а Шурочка опомнилась и продолжила чистить картошку.
Соседи помогли Славку скрутить, участковый протокол составил, Лизка в суд подала, Анна Михайловна чистила картошку медленно, то и дело отвлекаясь на рассказ. А рассказывала спокойно, будто газету читала или книжку пересказывала. Два года ещё сидеть паразиту.
Шурочка опять забыла про картошку и ошеломлённо таращилась на повариху, не понимая, как она может говорить о пьяном зяте, чуть не убившем её дочь, таким будничным тоном? Ну, побегал пьяный Славка с топором, дело-то житейское. Не убил, и слава богу.