Вероятно, на эти вопросы можно было ответить. Вот только для этого надо было увидеть все самому
Прозектор выкатил ящик с телом и отошел в сторону, чтобы не мешать полиции делать свое дело. Волин окинул покойного внимательным взглядом. Благородная львиная грива, наполовину седая, седая же бородка клинышком, большой нависающий лоб, крупный прямой нос, трагическая складка у тонкого рта. Вдоль загорелого живота тянется грубый прозекторский шов. Ноги короткие, крепкие. Тело уже начало расплываться, хотя, видимо, при жизни покойник прилагал необыкновенные усилия к тому, чтобы сохранять форму
Есть еще одна деталь, внезапно сказала Иришка. При осмотре выяснилось, что на нем было женское нижнее белье.
Старший следователь хмыкнул. Оригинально Хотя, если подумать, это зацепка. Во всяком случае дает возможность строить некоторые версии.
Например? мадемуазель Белью смотрела на него устало, как будто успела смертельно вымотаться за утро. Зеленые глаза ее поблекли, казались уже не зелеными, а какими-то болотными. Какие именно версии может предложить господин майор?
Например, ревность, отвечал Волин. Его мог убить милый друг, заподозрив в измене.
Иришка кивнула: мог, конечно, мог. Однако она просит до поры до времени вслух ничего подобного не говорить. Волин не понял: почему? Потому, отвечала она, что ЛГБТ-сообщество отличается своей гуманностью, и там никто никого никогда не убивает. Никто, никого и никогда, повторила она. А если он думает иначе, то
Ты слышал, что такое ка́нсэл ка́лча? [Cancel culture (англ.) так называемая «культура отмены», форма остракизма, при которой человек или группа людей подвергаются осуждению в социальных или профессиональных сообществах, а также в онлайн-среде, социальных медиа и в реальном мире.]
Конечно, он слышал. Это когда кучка обиженных судьбой болванов по смехотворному поводу травит людей, вина которых не доказана.
Тихо, сказала Иришка сквозь зубы, косясь на стоявшего в отдалении прозектора, тихо, дуралей! Здесь тебе не Россия, здесь за такие слова запросто могут уволить, и другого места ты потом в жизни не найдешь.
Ну, меня-то никто уволить не может, я тут не работаю начал было он, но она его перебила:
Зато я работаю!
Иришка еще понизила голос и говорила теперь почти шепотом.
Слушай, я не хуже тебя знаю, что сексуальная ориентация и промежуточный гендер не превращают людей в ангелов. ЛГБТ такие же люди, как и все: могут и украсть, и убить, и вообще сделать все что угодно. Но произносить это вслух нельзя, понимаешь, нельзя! Есть у тебя такая версия пусть, можно над ней работать, но прилюдно об этом говорить не рекомендуется. Пока, во всяком случае, версия не подтвердится фактами.
Ирина на миг умолкла, потом продолжила уже спокойнее.
Да, мужика убили, и мы пока не знаем, кто именно. Но гораздо хуже, что мы не знаем, как его убили. Вот это бы неплохо понять в первую очередь, это могло бы нас хоть как-то сориентировать.
Волин задумался на миг. А нельзя ли для ясности глянуть, что там у покойника внутри? На все это, как она говорила, желе.
Иришка только головой покачала. Это вряд ли, покойника уже зашили, так что придется получать разрешение на новый осмотр, а это совершенно лишние хлопоты. Более того, не стоит туда смотреть, уж пусть поверит ей на слово. Если Волин на самом деле этого хочет, она потом покажет ему видео. Но ситуация от этого яснее не станет, там просто мясной холодец.
Старший следователь пожал плечами: на нет и суда нет. А что, кстати, сказал судмедэксперт? Нет ли в крови покойного следов какого-нибудь яда? Она покачала головой: никаких посторонних токсинов в организме не обнаружено. Конечно, яд мог и разложиться. Но что за яд мог разрушить человека за короткое время, при этом сохранив внешнюю оболочку и полностью уничтожив внутренности Он не знает? Она тоже. Такие яды обычно прерогатива спецслужб. Но если тут замешан шпионаж, дело придется передавать контрразведке
Волин слушал ее, а сам продолжал разглядывать тело. Ага, вот, кажется, и сведенная наколка. Ну, братцы мои, тут же совсем ничего не осталось, одно бледное пятно. Впрочем, нет, видны пара букв «И» и «А», кажется, но остальное Секунду он думал, потом вытащил из кармана смартфон и сфотографировал татуировку.
Потом можно будет поиграть с резкостью, отвечал он на вопросительный взгляд Ирины. Есть такие программы, улучшают видимость
Она рассеянно кивнула видимо, думала о чем-то своем. Потом вдруг сказала негромко, как бы немного стыдясь своих слов.
Я понимаю, это глупость, конечно, но Никак не могу отделаться от одной мысли.
Какой? спросил он, пряча смартфон.
Я тут почему-то вспомнила китайские боевики. В них часто повторяется легенда об ударе отсроченной смерти
Это не удар отсроченной смерти, неожиданно перебил ее Волин, который, наклонившись, осматривал тело сантиметр за сантиметром.
Он поманил пальцем прозектора, и они вдвоем повернули покойника на бок, так, чтобы видна была и спина. Удовлетворившись осмотром, старший следователь кивнул. Мертвеца вернули в прежнее положение, ящик с телом задвинули на место.
Это не удар отсроченной смерти, повторил Волин, снимая медицинские перчатки и протирая руки антисептиком. От такого удара остался бы след вроде маленького синяка или темной точки. А это это больше напоминает другую технику.
Какую? спросила Ирина, глядя на него снизу вверх. Какую именно технику это напоминает?
Он кивнул прозектору, прощаясь, и они вышли из морга. Оказавшись на улице, отошли метров на двадцать от двери, от которой, казалось, веет могильным холодом. На улице, несмотря на лето, тоже было не жарко, градусов одиннадцать-двенадцать чувствовалось, что они в горах. Волин закурил. Иришка по-прежнему ждала ответа, не сводя с него глаз.
Не помню, как называется, проговорил он наконец, выпуская дым и стряхивая пепел с сигареты. В традиционных боевых искусствах есть такая специфическая штука. Суть ее в том, что удар наносится не прямо по телу противника, а через твою же собственную ладонь. То есть ее в последний момент подставляют под удар и она служит как бы прокладкой между бьющей рукой и местом, по которому бьют.
И в чем смысл такой прокладки? не понимала Иришка. Удар же будет слабее.
Старший следователь покачал головой: наоборот. Считается, что благодаря подставленной ладони энергия проходит через защиту из мышц врага и напрямую поражает его внутренние органы. Может быть, этому даже есть какое-то чисто научное объяснение. Но в традиционных боевых искусствах объясняют это использованием внутреннего усилия и энергии ци. Кстати, от такого удара человек иногда умирает сразу, а иногда какое-то время еще мучается.
Мадемуазель ажан смотрела на него недоверчиво: а он-то откуда все это знает? Ну, он по молодости лет занимался тайским боксом, даже кандидатом в мастера стал. Так что кое-чего наслушался, кое-чего начитался не только в муай-тай, но и, так сказать, в смежных областях.
Значит, ты думаешь, что его убили именно так, через руку? Иришка хмурила брови.
Волин пожал плечами: эта версия не хуже любой другой.
Выходит, искать надо какого-то бойца?
Не какого-то, поправил Волин, а ушуиста или каратиста. Это именно их техники, другие, в общем-то, этим не владеют.
На смартфоне у Иришки пикнуло оповещение. Она вытащила телефон, провела по экрану пальцем.
Ага, сказала она, установлен владелец машины. Это некий Маттео Гуттузо, 25 лет, генуэзец.
Она еще потыкала в смартфон, потом показала Волину фотографии, высыпавшиеся по запросу в поисковике. С фотографий глядел атлетически сложенный молодой человек с зализанными назад светло-русыми волосами и сияющей улыбкой кинозвезды. На нескольких фотографиях он был в кимоно, на одной выполнял высокий удар ногой в прыжке.
Тоби-маэ гери [высокий удар ногой в прыжке в каратэ], задумчиво проговорил старший следователь, рассматривая фото. Квалифицированно бьет, однако.
Тут же нашлось и объяснение высокой квалификации бойца. Оказалось, что синьор Матте́о Гутту́зо обладатель третьего дана по каратэ.
Волин довольно потер руки: похоже, они на верном пути.
Думаешь? спросила она озабоченно. Но если убил Гуттузо, почему он не снял с машины свои номера? Ведь вычислить его по номерам проще пареной репы.
Волин усмехнулся это же очевидно, неужели она не понимает? Иришка посмотрела на него сердито: не выпендривайтесь, Холмс, говорите ясно.
Элементарно, Ватсон, отвечал он. Если мы возьмем этого Гуттузо за жабры, он наверняка скажет, что покойный друг попросил его дать ему ключи от машины и поехал по каким-то своим делам. По дороге с ним случился сердечный приступ, он врезался в дерево так что с него, Гуттузо, взятки гладки. Понимаешь? А кроме того, машину можно идентифицировать не только по номерам, но и по двигателю, и по номеру кузова. Так что полиция все равно бы узнала, кто владелец. Но если бы этот владелец еще и номера снял, это бы выглядело вдвойне подозрительно.
Кстати, что делал покойный в межсезонье в Ла-Розьер? перебил Волин сам себя.
Оказалось, что ничего он тут не делал. Во всяком случае, никто его здесь не опознал Иришка накануне исколесила весь курорт, показывая его фотографию всем кому можно и нельзя. Таким образом, похоже, что он даже не доехал до Розьера. Очень может быть, что его сначала убили где-то в другом месте, потом засунули в машину, довезли до леса и бросили на дороге.
А откуда он ехал? спросил Волин.
Со стороны Италии.
Волин кивнул. Ну что ж, это похоже на правду. Непонятно одно: если старого перца убили в Италии, почему дело расследует французская полиция?
Потому, что все это пока только наши предположения, нетерпеливо отвечала Иришка. Тело нашли на нашей территории, вот мы и расследуем.
Старший следователь затушил сигарету. Похоже, придется им ехать на родину Данте и Петрарки.
Придется-придется, согласилась Иришка. Кстати, ты по-итальянски говоришь?
Ну, как развел руками Волин. Челентано слушаю, конечно.
«Гра́цье-пре́го-ску́зи-айнэнэ́!» [«Grazie, prego, scusi» известная песня Адриано Челентано] пропел он негромко.
Айнэнэ это не по-итальянски, а по-румынски, хмыкнула она. Или даже по-цыгански.
Ну, вот видишь, выходит, я еще два языка знаю итальянский и румынский. Или даже цыганский.
Она махнула рукой не страшно. На границе с Францией все равно все говорят по-французски. А если что-то будет непонятно, она переведет.
Ну что, тогда в Италию? спросил он бодро. Здесь мы все дела закончили?
Она заколебалась. В принципе, да, все. Ну, разве что он захочет еще свидетелей допросить. Волин сделал стойку: что за свидетели? Супруги Моретти, отвечала Иришка. Именно они и обнаружили тело.
Не знаю, как у вас, а у нас в России как раз свидетель-то и есть первый подозреваемый, заметил Волин. У нас даже практикуют такой процессуальный фокус. Если мы подозреваем человека, то сначала привлекаем его как свидетеля. В этом качестве он не может отказаться от показаний. А после того, как он все, что можно, расскажет, его статус меняют на подозреваемого. Или даже обвиняемого.
Эти ваши процессуальные фокусы дурно пахнут, Иришка бросила на него суровый взгляд. Ты тоже такое выделывал?
Я нет, быстро сказал Волин, Бог миловал, да и вообще я белый и пушистый, ты же знаешь Но если серьезно, бывает же, что свидетель оказывается убийцей.
Иришка покачала головой: не тот случай. Супруги Моретти приехали на ретрит по духовным практикам, на который записались еще три месяца назад. Предположить, что они попутно грохнули беднягу, было бы слишком смело. Госпожа Моретти до сих пор в истерике бьется, никакие практики ей не помогают.
Ладно, сказал старший следователь, верю твоему чутью полицейской ищейки. Давай тогда уже собираться, что ли время-то не ждет.
Глава вторая
Близкое знакомство с вампиром
Маттео нервничал.
Впрочем, нет, нервничал не то слово. Он сходил с ума, он бесился, он рвал и метал и с каждым часом чувство это росло и расцветало пышным цветом. И, надо сказать, имелись на то серьезные причины.
Сначала во время завтрака к нему за столик подсели две юные девчушки, брюнетка и рыжая. Барышни были чем-то похожи на птичек, да и щебетали они так же беззаботно и бессмысленно, как лесные пичуги.
Здесь занято, сурово сказал Маттео.
Еще не хватало, чтобы Па́оло увидел его в женском обществе! Старый ревнивец вполне может окончательно порвать с ним из-за такой ерунды. Тот факт, что женщины совсем не интересуют Маттео, его не убеждает. Паоло сам, что называется, стреляет из двух стволов, и в этом же подозревает всех вокруг. Слова «верность», «преданность» и «любовь», судя по всему, ничего ему не говорят.
Девчушки, однако, сурового тона Маттео не оценили, а как ни в чем ни бывало начали снимать блюда с подносов на стол. На его стол, черт бы их побрал!
За-анято-о, повторил Маттео, по-змеиному растягивая гласные.
Скрытая угроза в его голосе должна была девчушек отпугнуть. Но нет, ничего подобного! Эти глупые снежинки [Поколение снежинок термин для обозначения современной молодежи, которую отличает необыкновенная инфантильность вкупе со всепоглощающей уверенностью в своей правоте] ничего не боятся и прямо лопаются от ощущения собственной значимости. И это не удивительно, синьоры. Они ведь не знают настоящей жизни, где все дается потом и кровью, и считают себя центром мира, хотя не способны ни на что, кроме как зависать в «Тик-Токе» или, как ядовито звал его Маттео, в «Как-Пуке».
Рыжая наконец посмотрела на него, улыбнулась, как ей казалось, очаровательно, а на самом деле страшно глупо, и прощебетала:
Какие мускулы! Железо качаешь?
Нет, пирожные лопаю, огрызнулся Маттео.
Они захохотали. Нет, захохотали не то слово. Заржали, как сельские лошади. Куда вдруг делась их ювенильность и щебетание, куда пропала вся их снежинковость? Перед ним сидели две маленьких наглых бабы; сквозь юную припухлость щек Маттео уже прозревал на них грядущий жир и отвратительные морщины, видел грядущий распад и гниение, видел грязь и тлен
Поняв, что избавиться от наглых подростков не удастся, он молча собрал свои тарелки на поднос и пошел к другому столику, подальше от этих. Сел, расставил еду, посмотрел на часы. Почему же Паоло так опаздывает? Нализался ночью до положения риз и до сих пор не может прийти в себя? Или это такая демонстрация после вчерашнего?
Если вы спросите, что такого случилось вчера, ответ будет простой: ничего особенного. Случилось то, что иногда бывает между двумя любящими людьми. Они слегка поцапались с Паоло, после чего старый синьор выгнал Маттео из номера с голой задницей или, если вам так больше нравится, в одних трусах. Всему виной, разумеется, дурацкая ревность его престарелого друга. Тому показалось, что за ужином здешний бармен как-то особенно томно глядел на Маттео, а тот отвечал ему взглядом не менее томным, в котором как будто даже сквозило некое обещание.
Ну, это же глупость, глупость бесконечная иначе не скажешь! С другой стороны, как он должен был оправдываться? Наверное, надо было заявить примерно следующее:
Ты дурак, Паоло! Меня совершенно не интересуют очаровательные юные бармены с гладкой мальчишеской кожей. Меня интересуют только старые пердуны вроде тебя, потому что у стариков много денег, а у мальчишек со стройной фигурой их не имеется вовсе!
Сами посудите, мог он так сказать? Наверное, мог, если ему жизнь надоела. Паоло, несмотря на внешнюю рассудительность, в гневе бывал страшен такой может и пальцем в глаз ткнуть. Он рассказывал про себя, что в молодости служил в русском армейском спецназе и уж, конечно, расцарапать морду маникюром способен был кому угодно.