Смуглый человек-зверь смотрел на нее.
Да. Да, знаю. Это лещина. Он взял у Мэрили листья, сказав: Спасибо. Потом обратился к Дикару: Эй, парень, почему ты не сказал мне, что здесь твоя жена?
Но я не
Тебе нужно торопиться, прервала Дикара Мэрили. Чем быстрей приложите к больным местам, тем лучше. Иди, Мардж. Иди с Нэтом, и он о тебе позаботиться.
Мардж выглядела очень странно, когда Нэт помогал ей встать. Она казалась рассерженной. Но Дикар тут же забыл о ней, когда за этими двумя сомкнулись кусты и с ним осталась только Мэрили.
Он обнял Мэрили и привлек к себе.
Откуда ты знала, что нужно принести лечебные листья? спросил он.
Его сердце колотилось от ее близости.
Я была на вершине этого дерева, загорала, когда ты встретился с Мардж. Мэрили чуть вздрогнула. О, Дикар, я так боюсь за тебя!
Он рассмеялся.
Глупышка. Нечего бояться Нэта. Я с ним справлюсь
Не Нэта. Я боюсь за тебя не из-за Нэта, Дикар.
Дикар наморщил лоб.
Не из-за Нэта? Но из-за кого тогда, Мэрили?
Из-за Мардж, прошептала Мэрили.
Мардж? Почему я должен бояться Мардж? Она всего лишь Девочка.
Вместо ответа Мэрили поцеловала его, а потом рассмеялась, и, сколько бы Дикар ни приставал к ней, она смеялась лишь сильней.
Глава II. Армия со знамёнами
Заходи, сказал на следующее утро медленно, усталым голосом Норманфентон. Заходи, Дикар. Ты долго заставляешь нас ждать.
Дикар остановился в дверях маленького дома, который Мальчики построили для Джона и Мартыдоусон. Он ждал, когда зрение после яркости снаружи привыкнет и он сможет видеть внутри. Пока что он видел только четыре неопределенные фигуры и с одной стороны несколько желтых огоньков. Это лампы радио, которые Джондоусон принес из Далекой Земли. Дикар знал, что над полкой с лампами и другими частями радио в черной стене круглое отверстие, и из него звук, похожий на крик птицы с коричневым оперением, которая живет в лесу на Горе.
Простите, сказал он, входя. Мне пришлось задержаться, чтобы решить, кто из Мальчиков сегодня пойдет на охоту, а кто останется на поляне, чтобы установить стойки. На них Девочки будут сушить шкуры.
Теперь он видел Джондоусона, сидевшего возле радио на стуле, сколоченном из расколотых стволов, и остальных, окружавших его.
Потом меня остановила Бессальтон, Босс Девочек, и заговорила о том, что на зиму нужно заготовить больше ягод и плодов, чем обычно Ну, были еще дела, о которых нужно было позаботиться.
Похоже, ты очень занят как Босс. Джондоусон улыбнулся. Он не ниже Норманфентона, но волосы его совершенно седые, и на лице нет бороды. Как будет жить Группа, если с тобой что-нибудь случится?
О, Группа справится, ответил Дикар. Кто-то другой будет выбран Боссом, только и всего. И скорее всего он будет лучшим Боссом, чем я.
Ты очень скромен, старина, сказал Уолт. С тех пор как Дикар видел его в пещере зверей-людей, он изменился почти так же сильно, как Мардж. По-прежнему невысокий, худой и бледный, сейчас он чист. Как и Джондоусон, он сбрил путаную бороду, и стало видно, что он ненамного старше Дикара. Он и его жена Руфь совсем другие, чем Нэт и Мардж, и Дикару они нравятся гораздо больше. Бери стул и присоединяйся к нашему военному совету.
На столе был расстелен большой кусок серовато-белой бересты, края которого были прижаты камешками. На нем Уолт обгоревшей палкой начертил картину горы и окружающей Далекой Земли. Конечно, это не картина: невозможно понять, что означают все эти многочисленные линии и необычные знаки, пока тебе не скажут. Уолт называл это картой.
Конечно, я знаю, что такое Совет, сказал Дикар, садясь между Норманфентоном и Нэтом, но что такое война?
Драка, ответил Норманфентон. Драка с убийствами, но не между одним человеком с другим, а между целыми государствами. Все разумные люди ненавидят войну, Дикар, но иногда им приходится принимать в ней участие, чтобы помешать другим людям сделать плохое с ними и с их близкими или чтобы освободиться от этого плохого.
Дикар кивнул.
Это и будет у нас с азиафриканцами. Война.
Верно, сказал Уолт. Свист радио прервался, начался снова. Джондоусон пригнулся слушая. Вернее дождя. Лицо Уолта было напряжено, но сквозь него словно пробивался свет. Мы планируем войну с ними, вместо того чтобы покорно подползать к ним и сгибаться под их хлыстами.
Мы договорились об одном, Дикар, объяснил Норманфентон, пока ждали тебя. Во всех лесах этого штата, он показал на волнистые линии на карте, обозначающие густые леса, окружающие Гору, прячутся люди.
Как прятались Нэт и Уолт, кивнул Дикар, когда мы с Мэрили нашли их.
Точно. Если найти им предводителя, они образуют зародыш армии, которая могла бы совершить что-нибудь большее, чем набеги, вроде того, что совершили вы с Группой, когда освобождали меня.
Отлично! воскликнул Дикар. Я сегодня же ночью отправлюсь вниз и
Как же! сказал Нэт. Да они сожрут тебя, не успеешь и рта раскрыть. Это моя работа. После наступления темноты я
Его прервало сдавленное восклицание Джондоусона.
* * *
Все повернулись к нему. Свист по радио прекратился. Джондоусон с напряженным лицом смотрел на круглое отверстие, из которого доносился этот звук.
От неожиданно наступившей тишины у Дикара перехватило дух.
Что ты слышал, Джон? тихо спросил Норманфентон. Скажи нам.
Серые губы Джодоусона шевельнулись, но не слышно было ни звука. Потом снова шевельнулись, и голос его прозвучал монотонно и пугающе.
Это был Национальный главный, сказал он. Глава Тайной Сети. Он говорил со всеми Его морщинистые руки сжали полку радио. Он повторял прокламацию, выпущенную вчера вице-королем.
Йи Хашамото часто выпускает прокламации, сказал Уолт.
Не такие, как эта. Дикару казалось, что Джондоусон не хочет говорить, он все свои силы направил на то, чтобы сказать все-таки. Начинается она с предупреждения, что Верховный Совет Азиатско-Африканской Конфедерации недоволен положением в провинции Северная Америка. Спорадические мятежи, постоянный саботаж на железных дорогах и шоссе, на заводах, шахтах и на месторождениях где добывается нефть, снизили производство настолько, что терпеть это далее невозможно.
И поэтому он еще больше увеличивает количество рабочих часов, вставил Уолт. И, вероятно, отменяет все выходные. Я слышал такие разговоры
Нет. Джондоусон покачал головой. Нет, Уолт. Хашамото требует, чтобы каждый американец дал клятву верности Конфедерации. Мы все должны поклясться в безусловном повиновении распоряжениям Конфедерации и отказаться от всех актов сопротивления.
Ну, он требует этого, проворчал Нэт. И что с того? Он годами пытается добиться этого.
Нам дается неделя на то, чтобы решить, давать ли клятву, продолжал Джондоусон, как будто не слышал Нэта. Если мы единодушно дадим такую клятву, всем участникам предыдущих мятежей будет объявлена амнистия. Далее американцам будет позволено установить систему самоуправления, номинально автономную, но подчиненную Конфедерации и выполняющую все ее указания.
Полная и трусливая капитуляция, воскликнул Норманфентон, навсегда обрекает Америку на положение вассального государства, порабощенной колонии. Наш народ никогда с этим не согласится.
Если мы это не сделаем, казалось, Джондоусону хотелось быстрей закончить, во всеобщем голосовании за неделю или если произойдет хотя бы один мятеж или акт саботажа, начнется новая политика обращения с нами.
Во-первых. Все те, кто содержится сегодня в концентрационных лагерях и тюрьмах, будут немедленно казнены. Во-вторых. Ни одному американцу не будет позволено жить в отдельном доме. Семьи будут разделены. Мужчин отправят в одни бараки, женщин с младенцами в другие, детей в возрасте от двух до двенадцати лет в третьи
Милостивый боже на небе! простонал Уолт.
Любая община, где будут сопротивляться этому и другим приказам азиафриканцев, с огромными усилиями продолжал Джондоусон, даже если это сопротивление окажет один человек, будет подвергнута безжалостной бомбардировке, пока не будут разрушены все дома и не погибнут все жители. Но это еще не все.
Не все! Разве этого недостаточно?
Недостаточно, Норман? Губы седовласого мужчины искривились. Что бы они с нами ни делали, мы отказываемся принимать статус рабов, а они продолжат эксплуатацию нашей страны ради своих миллионов.
Да. В глазах Норманфентона появилось выражение ужаса. Но как? резко спросил он. Как они собираются это сделать, Джон?
Но Дикар видел, что Норманфентон уже догадался об ответе.
* * *
Как? сказал Джондоусон. Корабль за кораблем они будут привозить свои орды, чтобы завладеть Америкой. Район за районом будут они заселять наши города и сельскую местность чернолицыми и желтолицыми массами. Район за районом они будут очищать Америку от американцев, вытеснять наших мужчин, женщин и детей в голодные пустыни и на затопленные равнины Азии, в зараженными паразитами джунгли Африки, на сотрясаемые постоянными землетрясениями острова Тихого океана.
Вот какой выбор предлагают они людям Америки, прошептал Норманфентон. Вечное рабство или изгнание
Они будут сражаться, хрипло вмешался Нэт. Черт возьми, американцы не скот, как у них люди. Они никогда не сдадутся. Они будут сражаться, пока все не погибнут.
Скоро узнаем, тяжело сказал Джондоусон, будут они сражаться или нет. Хашамото дал им месяц для ответа, но
Радио неожиданно снова засвистело.
Тише! прошипел Джондоусон. Он внимательно слушал.
Остальные тоже слушали, хотя понимали услышанное не больше Дикара. В окна слышался шорох листьев. Девочки пели, работая на поляне. Мальчики принесли убитого стрелами оленя и довольно переговаривались. В окна ярко били пробивающиеся сквозь листву лучи солнца. Но в доме только тень и бледные лица и бесконечный тонкий писк радио.
Джонжоусон начал громко передавать, что сообщало ему радио.
Мои друзья по Тайной Сети, говорит Национальный первый, многие годы мы живем под постоянной, непрерывной угрозой смерти. Годами мы переносим трудности и страдания, на которые готовы идти люди только из любви к богу и к своей стране, которую они любят так же, как бога. Каждое утро в течение многих лет мы слушали список погибших.
Из-за их смерти, мои друзья, и потому, что мы жили со смертью, дух свободы не умер в Америке. Благодаря нашей работе азиафриканцам удалось победить лишь тела наших людей, но не их дух. Все эти годы сохранялось у наших угнетенных соотечественников стремление жить и бороться за свободу.
И поэтому, мои друзья из Тайной Сети, услышав этот ультиматум азиафриканцев, мы поняли, что прежде всего нам нужно решить, как на него отвечать. И если больше нет надежды на освобождение, наш долг призвать соотечественников избрать меньшее из зол, с которыми мы сталкиваемся.
Как ни ужасно вечно жить в рабстве, но все же не лучше ли жить на земле, где мы родились, чем быть изгнанными с нее? Такой вопрос я недавно задал вам, и вы все ответили на него. И вот результат.
* * *
Свист прекратился. Кто-то шумно вздохнул. Сердце Дикара колотилось о ребра, его ладони стали влажными от холодного пота.
Свист начался снова и снова прекратился. Джонстоун ничего не сказал.
Выкладывай! хрипло прорычал Нэт.
Голос в комнате словно не принадлежал Джондоусону.
Триста пятьдесят семь голосов. Все, за исключением двух, за то, чтобы сдаться.
Джондоусон сделал жест, словно отталкивал что-то от себя.
Уолт рассмеялся.
Они поступят, как говорит Тайная Сеть.
От его смеха Дикару стало холодно.
Это конец, джентльмены, сказал Уолт. Конец нашего военного совета.
Что ж, сказал Нэт, пожимая плечами. Думаю, нам очень повезло, что мы здесь на Горе. Детишки прожили здесь в безопасности много лет. У нас тоже может получиться.
Норманфентон не шевелился и ничего не говорил. Он больше не напоминал Дикару большой дуб на Поляне. Скорее походил на то дерево, что растет на вершине Горы, с которого молнии сорвали все ветки и листья, и оно стоит серое, лишившееся жизни.
Комок в горле, мешавший Дикару говорить, исчез.
Послушай, сказал он. Послушай, Джондоусон. Разве нам не сказали, что нужно сдаваться, потому что нет никакой надежды, не на что надеяться?
Джондоусон молча кивнул.
Но Может, он ошибается. Должно быть, ошибается. Эти люди, которые знают так много такого, о чем они даже не подозревает, они должны быть правы. О, неважно.
Говори, Дикар. Норманфентон как-то странно смотрел на него. Говори, что ты думаешь.
Я я просто думаю Если есть надежда Если бы мы могли им дать хоть какой-то повод для надежды
Если бы мы могли дать им повод для надежды, прошептал Норманфентон. Неожиданно он вскочил, глаза его блестели, лицо светилось. Ты прав. Ты чертовски прав, Дикар!
Он провернулся к Джондоусону, показал длинными руками на радио, и голос его снова звучал четко и громко. Передавай, Джон. Передавай по всей Сети, по всей Америке. Сообщи всем, что создается армия для борьбы с азиафриканцами, армия со знаменами.
Скажи им скажи, что первый удар будет нанесен завтра. Завтра ночью. Скажи им, что, если они будут слушать завтра, они услышат, как шагает армия, армия свободы
Джондоусон схватил круглую черную ручки маленького оранжево-красного стержня передатчика. Он начал быстро поднимать и опускать стержень. Полетели голубые искры, но они не казались ярче света на лице Джондоусона.
Армия со знаменами, негромко сказал Уолт.
Глава III. Поиск в Далёкой Земле
Но, Дикар! воскликнула Мэрили. Что ты можешь сделать за одну ночь такое большое, чтобы, услышав об этом, люди Далекой Земли снова обрели надежду?
Весь день Дикар провел с остальными в доме Джондоусона за разговорами и планированием, и у него не было возможности рассказать ей об этом.
Это должно быть что-то очень большое, продолжала она, больше, чем освобождение от азиафриканцев Норманфентона. Такое, что может сделать только армия. А нас мало, и у нас нет армии.
Дикар попросил Бессальтон освободить Мэрили от уборки и мытья посуды, и они пришли в свой маленький дом в лесу за местом для еды.
Да, мы не армия, ответил Дикар, прижимая к себе Мэрили. Они лежали на постели из сосновых веток, и он смотрел, как предвечерняя серость вползает в открытую дверь. Но мы планируем такое, что было бы трудно даже для армии.
Что? Голова Мэрили повернулась на его руке, на которой она лежала, ее теплое дыхание коснулось щеки Дикара, и запах ее дыхания был слаще и приятней запаха высыхающих сосновых иголок. Что вы планируете?
Я люблю тебя, Мэрили, сонно сказал Дикар. С каждым днем я люблю тебя все больше.
Дикар! Она сильно толкнула его в бок и заставила сесть. Глаза ее гневно сверкали, рот дрожал от гнева со смехом. Если ты не перестанешь меня дразнить, я я
Что ты? спросил Дикар, улыбаясь. Что ты сделаешь, Мэрили?
Я перестану тебя любить.
Нет. Он улыбнулся и положил свои большие руки на ее. Этого ты не сможешь сделать. Ты не перестанешь любить меня, а я тебя, пока ручьи стекают с Горы, а деревья тянутся к солнцу. Именно потому что они таковы, ручьи стекают вниз, а деревья тянутся вверх, и потому, что мы таковы, мы любим друг друга, Мэрили.
Ее глаза заполнились слезами, стали большими и испуганными.
Почему ты так говоришь? воскликнула она. Дикар! Почему ты так на меня смотришь? Будто уходишь, никогда не вернешься и боишься забыть, как я выгляжу.
Глупышка! ответил он, но продолжал все так же смотреть на нее. Я ночью ухожу туда, куда ты не сможешь со мной пойти, но утром вернусь.