Да-да. Конечно. Я уже минут через двадцать буду в Пушкино, заканчивала она разговор по мобильному телефону, Не переживай, мама.
Возможно Иван ее и не узнал бы вовсе. Поскольку она оказалась ниже, чем в прошлый раз, очевидно из-за отсутствия теперь высоких каблуков, длинные волосы ее были распушены и имели, вполне вероятно, даже несколько иной оттенок, хотя уверенно утверждать этого он не стал бы. И вообще джинсы, незатейливая кофточка, неброский макияж. А потом еще этот голос. Тогда же ведь она не проронила ни единого слова. А посему никакой ассоциативной привязки при звучании ее речи к их прошлой встрече не должно было появиться. Теперь же ему казалось, что голос этот не мог бы даже и принадлежать той, прошлой. Очки. Именно они оказались прежними: комбинированного бордового с черным цвета. Он узнал их первыми. Затем уж глаза. Следом задумчивым взглядом описал очертания щедро пожалованного природой внушительного дамского барельефа, запомнившегося, надо признать, ему не менее примечательных очков.
Ну, что за привычка дурацкая раздевать баб глазами? Иван вздрогнул и молниеносно вернулся взором к лицу попутчицы.
Никакой вам интриги. Все домысливают, дорисовывают себе, продолжал рассуждать ее приятный голос, однако, губы при этом не соизволили даже хоть чуточку для приличия шевельнуться. Да и вообще все выражение лица выдавало обычного, стоящего напротив, абсолютно к вам и к вашим мыслям равнодушного пассажира электрички. Она даже мельком пробежалась глазами по нему самому. А отсутствие какой-либо последующей реакции лишь красноречиво подчеркивало, что видела она сего индивида впервые. И, уж конечно, не могла иметь никакого отношения к тогдашнему следу от поцелуя.
Хотя с другой стороны, мужик есть мужик, подытожил голос, а Иван поспешил вернуть ушам изъятые ранее аксессуары.
Трудно точно описать его внутреннее состояние. С одной стороны, в некоторой степени ощущал себя обыкновенным проведенным простачком, над которым умело подшучивают. С другой же очевидным глупцом. Ибо простачок обычно не понимает, что над ним подшучивают. А он вроде как понимал, но не доставало ума сообразить, каким образом это делается. Ко всему еще, никуда его ведь не денешь, примешалось чувство искреннего стыда. Потому как действительно, глядя на ее столь пышно цветущие подсолнухи, он мысленно уже созерцал их в совсем ином, не обремененном одеяниям, свете.
И вот, эти его личные, можно даже сказать интимные рассуждения-воображения каким-то образом вдруг оказались достоянием гласности. Грешной мыслью Ваня даже предположил, что он мог, вероятно, задумавшись, озвучить свои фантазии вслух. Но она, как она могла говорить, не открывая рта? Это притом, что, по всей видимости, кроме него ее слов больше никто и не слышал. В общем любой на Ванином месте непременно призадумался бы. В том числе, и о своем душевно-психологическом состоянии.
Покуда мужчина переваривал случившееся, электричка поспела на станцию Пушкино, и пассажиры, как обычно, плотным табуном ломанулись к выходу. Следуя за незнакомкой по пятам, Иван принял твердое решение, миновать подземный переход и сразу же с нею заговорить, чтобы хоть как-то прояснить сложившуюся ситуацию. Но не тут-то было. Как назло, билет «не сработал» на турникете, а когда Ваня, разрешив сие недоразумение, пустился вдогонку, след ее уже успел простыть.
3. Жанна
С того момента, как мы оставили нашего Ивана несолоно хлебавши в районе железнодорожной станции Пушкино, минуло около девяти месяцев. Тогда еще едва начиналась осень, ныне уже лето было в своей начальной поре. Как раз вчера, первого июня, они с Жанной и ощутили первые признаки. Почувствовали первые, так сказать, знаковые толчки.
За прошедший период очень многое изменилось в жизни Ивана. Он даже внешне настолько преобразился, что его с трудом некоторые из вас смогли бы узнать. Того полноватого, длинноволосого, с наклевывающейся лысиной и жиденькой бородкой добряка уже не было и в помине. Ибо явился он теперь перед нами гладко выбритым по всей площади волосяного покрова головы, не считая, естественно, бровей да ресниц, что оказалось, подчеркивая масштабы лба и крепость шеи, весьма и весьма ему шедшим. Был очень даже строен и от того представлялся несколько выше, чем прежде, ростом. Еще более заметной на похудевшем лице стала горбинка чуть искривленного в сторону носа. Но, впрочем, глаза. Они-то точно оставались прежними: левый серого, а правый зеленого цвета. Пожалуй, различная пигментация радужной оболочки глаз, как явный отличительный признак, все-таки сразу же выдавала Ивана. А еще его ровная, очень добрая и располагающая к себе улыбка. Но все эти внешние преобразования вовсе несравнимы с событиями, произошедшими и происходящими в текущую пору его жизни.
Ванюша, лишь ступив на порог квартиры, услышал он по-утреннему певучий Жаннин голосок, Ну, вот. Опять ты меня не разбудил. Оставил одну. Ты же знаешь, нам сейчас лучше постоянно быть вместе. Предупредил хотя бы что ли.
Я на минутку-то и отлучался. Сгонял за хлебушком. И потом у меня не было достаточной уверенности, что ты еще спишь. Мало ли? Может проснулась да ушла, как случается, сразу в себя. Чего было зазря беспокоить? входя в комнату и эмитируя движения бросающегося в кровать к укротительнице Орнелле Мути строптивого Андрея Челентано, Ах, как же я обожаю эту кареглазую ворчунью!
Тогда осенью погруженный в размышления о загадочной незнакомке и о связанных с нею, происходящих в нем внутренних метаморфозах он возвращался домой и был прямо-таки ошарашен неожиданным столкновением у двери собственной квартиры.
Привет, Иван! сверкнули два ярких огонька глаз.
Привет, несколько растерялся: мало того, что она знала его квартиру, так еще и обращалась по имени.
Меня зовут Жанна. Нам надо поговорить. Пригласишь?
Без лишних предисловий и сразу на «ты». Причем выглядело все так, как будто именно оно и должно было быть. Словно между ними уже существовал некий духовный контакт, а сейчас он просто материализовался путем непосредственного общения.
Конечно же, пригласил. Пили кофе и разговаривали. Правда, поначалу в большей степени говорила она, а Иван, пытаясь переварить поток обрушивающейся на него информации, обходился лишь редкими вопрошающими репликами. Затем, когда количество точек соприкосновения оказалось уже вполне для того достаточным, форма их общения гораздо более стала походить на полноценный диалог.
Оказалось, что все произошедшее ранее с Иваном было с одной стороны просто из ряда вон выходящим, с другой же вполне себе закономерным и чуть ли ни обыденным делом. И всему причиной, первоосновой, так сказать, явилась вода. Да-да, та самая, упомянутая ранее, вода. Причем речь шла не только о чудодейственных свойствах водицы из родника в Мамонтовке, что еще можно было бы как-то предположить, но и ничуть не в меньшей, а может даже и в большей степени о так ненавистной всем жителям Пушкино ржавой воде из крана.
История изучения «водного» вопроса своими корнями уходила в уже далекие советские времена. Еще тогда выявилась определенная связь проявления некоторыми людьми весьма «нестандартных» качеств с их непосредственным проживанием в городе Пушкино. Теперь же причинно-следственная связь была на лицо: купание в «ржавой» воде и употребление в качестве питьевой Мамонтовской родниковой напрямую связано с невероятным усилением неординарных способностей отдельных людей.
Вот вспомни, Иван, говорила Жанна, Когда тебе вдруг ясно виделась обстановка на дорогах и ты безошибочно выбирал способ, которым лучше будет добраться до работы, перед этим ты ведь всегда мылся под «грязной» водой.
И Иван вспоминал, и Иван понимал, что было это все сущей правдой. Жанна пояснила, что многие люди живут, даже не замечая в себе некоторых не столь качественно значительных изменений, и только лишь считанные единицы обретают истинно весомые способности. К подобным штучным экземплярам в ее понимании Иван, по всей видимости, и относился. Для наглядности она повторила «фокус» с «чтением» ее мыслей. Оказалось, это были не совсем мысли, а персонально ему направленные слова.
То есть ты их «слышал», потому что я и адресовала их непосредственно тебе.
Значит, ты специально так сделала в электричке, чтобы я подумал, будто подслушал чужие размышления?
Чем больше она рассказывала об этом, тем менее правдоподобным это выглядело, но тем более, однако, Иван веровал в это, пытаясь получаемые сведения сразу же упорядочивать в собственной голове. Наконец, наступил момент, когда он стал задавать гораздо больше вопросов, нежели получать на них ответов.
Ты же понимаешь, во-первых, вся информация крайне секретна, а во-вторых, я с тобой общаюсь не только от своего собственного имени, но так же и от лица, скажем так, одной структуры, которая при получении от меня детальной информации о проявленных тобою способностях, будет убедительно настаивать на дальнейшем тесном сотрудничестве.
Как не понимать? Понимал, конечно. Оттого тут же и осадил свою излишнюю любознательность. Жанна, в свою очередь, вошла в его положение. Договорившись, что дня ему на раздумье должно хватить, они согласовали встречу на послезавтра и расстались.
А назавтра вдруг оказалось, что в таком ценном сотруднике, коим являлся Иван, организация, где он доселе трудился, более не нуждалась. По этой причине должность его в срочном порядке сократили, а ему на вполне приемлемых условиях по соглашению сторон предложили расстаться, оформив все документы и выплатив причитающиеся платежи в течение все того же дня. Так что к моменту следующей встречи с Жанной Иван уже не был обременен какими-либо трудовыми обязательствами и даже считал себя примкнувшим к многочисленной армии никому не нужных мученников-безработных.
Вань, мне он приснился. Я думаю, что это наш.
А меня снова ты посещала во сне. И очень даже в интересном виде.
Знаю я тебя. Сейчас обратно скажешь, что бритоголовая была. Это уже не ново, улыбнулась Жанна, Так вот. Он сидит на стуле в пустой комнате, спиной ко мне, и несколько раз произносит одну и ту же фразу, как будто бы заклинание какое-то. Я, стоя в дверном проеме, ее слышу, но разобрать слов, увы, не могу. В какой-то момент он начинает оборачиваться, и я отчетливо понимаю услышанное: «В закрытом за» Здесь его взгляд падает на меня, и он умолкает. После чего переводит взор на того, кто находится справа от меня. Я, понимая, что это ты, пытаюсь взять тебя за руку, но ловлю лишь воздух ладонью рядом никого. Но он же на кого-то смотрит. Я поворачиваюсь вправо. Тут двери закрываются, поезд трогается, я просыпаюсь и понимаю, что тебя действительно рядом нет.
Ты хочешь сказать, что если бы я валялся в этот момент рядом с тобою в постели, то ты бы во сне взяла меня за руку, а он бы от этого успокоился, продолжил говорить, и ты бы, в свою очередь, разобрала его заклинание целиком?
Не знаю, Вань. Просто ты мне в тот момент был нужен, а тебя не оказалось.
Жаннуль, а тебе не кажется, что если бы я был рядом, то этого сна ты могла и вовсе не увидеть?
Да, сон пришел, когда я была одна. Однако же, я думаю, что это был наш. Странно все-таки, что без тебя.
С ума сойти. Нашей прекрасной принцессе снится какой-то принц. Этому обстоятельству она, как видно, несказанно рада. Но при этом сожалеет, что и прежнего служаки-мушкетера рядом не оказалось. Что-то тут явно не так. А ну-ка, ну-ка, ныряя с головой под одеяло, Что у нас тут, да почем?
Ваня, а как же миссия?
Миссия временно невыполнима.
4. Контора
Когда Ивану предложили работать в структуре на постоянной основе, он, не колеблясь, согласился. В материальном плане предложение было не столь заманчивым, но во всем остальном сплошные плюсы. И самыми важными, пожалуй, из них были безумный интерес к делу и неуемное желание этим самым делом заниматься.
«Контора» располагалась непосредственно в самом Пушкино и работала, конечно же, под прикрытием. Размещалась она на территории расположенного в лесной зоне, на окраине западной части города, военного госпиталя, являясь как бы его обособленным подразделением, некой закрытой лабораторией N, ведущей очень серьезные и весьма секретные научные исследования. Хотя все ее штатные сотрудники де юро считались работниками госпиталя, но де факто автономия была абсолютнейшей.
Возглавлял ее практически с самого возникновения Семен Семенович Мамулькин, вроде бы по одним слухам чуть ли ни академик, а по другим так чуть ли и ни генерал, но официально «задекларированный», как заведующий лабораторией без каких-либо дополнительных регалий и званий. Было ему уж ближе к шестидесяти, и во всех своих сотрудниках вне зависимости от их возраста, пола и квалификации он порою принимал прямо-таки отеческое участие. За что и получил внутриколлективное, идущее в кардинальный разрез с фамилией, ведь зачастую именно фамилия является производной для всякого рода интерпретаций, прозвище Папаша.
Понимаешь, сынок, говорил он Ивану при их первой встрече, вот тебе тридцать семь. Ты имеешь квартиру, машину. Жены, правда, нет. Детей тоже. Хотя не верь этому пара оболтусов твоих обязательно уже где-нибудь бегает. Ибо некоторые особи женского пола используют мужиков лишь в качестве ходячего спермобанка. И они, я тебе скажу, по-своему вполне даже правы. Видя в себе основное Божье предназначение, как женщины-матери продолжательницы, так сказать, рода человеческого, они претворяют сие предназначение в жизнь, не считая правильным навязывать его кому-либо еще. Так вот, сынок, благосостояния ты некоторого достиг, детей, считаем, тоже уж «наваял», а живешь-то ты зачем? Ну, хорошо, построишь дом, родишь еще детишек и посчитаешь, что уж и не зря. Вроде как внес свою посильную лепту в дело развития человеческой цивилизации. А я тебе скажу, ни хрена ты не внес. Только небо коптил да свои шкурные дела денно и ношно устраивал. Потому что и дом ты построил, и детей ты родил, но все это ты делал для своего же удовлетворения. Чтобы себя же любимого и тешить своими собственными несказанными достижениями. Ах, как же это мы забыли вспомнить? прошлой зимой ты ведь подобрал замерзающего щенка и практически спас ему этим сердобольным поступком жизнь. Впрочем, потом отдал подобранную живность в чужие руки, и дальнейшая судьба ее тебе стала абсолютно безразлична. А еще ты остановился во время поездки на автомобиле и перевел полуслепую старушенцию через дорогу. Правда, вот незадача, зачем-то потом этот свой «великий подвиг», заснятый на видеорегистратор автомобиля, выложил на всеобщее обозрение в социальной сети. Так что же опять получается: вроде бы доброе дело делал, помогая бабульке-то, а делал-то все снова для себя любимого, чтобы потешить свою гордыню ненасытную, вот я, мол, какой, смотрите на меня все, любуйтесь. Ты, Иван, не серчай, если я где в самую точку угодил, и тебе может больно от того было. Так оно и должно быть. Ты же не шалава какая-нибудь подзаборная. Вижу, нормальный мужик. Просто не выбрал свой путь еще. И я, сынок, со своим тоже не сразу определился. В общем, наша работа здесь, пусть и весьма завуалирована, но для человечества и во имя человечества. И это, поверь, сказано не для красивого словца, а так оно и есть на самом деле. Делая вместе с нами одно дело, ты однозначно будешь представлять, зачем ты, сынок, живешь на белом свете.