Эй! Куда идешь? Кто таков?
Это был сгорбленный дедушка в выглаженной голубой рубашке с коричневыми брюками. На его переносице сидели большие очки. Его большие серые глаза удивленно смотрели на меня.
Я, начал я оправдываться, зашел укрыться от дождя, а потом увидел фотопленки и заинтересовался
Тебе кто разрешал входить в мой дом, сорванец? старец злился, надувшись.
Кто там шумит? послышался женский голос из ближайшей двери. Проем открылся. В коридор вышла грузная женщина в фартуке. Она посмотрела сначала на деда, потом на меня и спросила. Вы пришли фотографироваться?
Нет! завопил старик. Никаких фотографий! Нет, нет, нет. Сейчас не время! Не та погода! Проваливай!
Постойте, я старался успокоить странного жителя этого ларька, я всего лишь зашел укрыться от дождя. Вы не так поняли.
А, так вы просто от дождя укрыться пришли, улыбнулась женщина, Хорошо, хорошо. Не хотите ли поесть? Мы как раз приготовили завтрак.
Вы уверены?
Полностью!
Ни за что! никак не мог угомониться старик. Не пущу!
Климент, успокойся, она посмотрела на старика, и тот аж ахнул от испуга. Что это был за взгляд? Но потом женщина по-доброму улыбнулась мне и указала внутрь комнаты за дверью. Прошу, проходите.
Я зашел. Большая кухня с длинным столом, полным всякой еды. Множество стульев были готовы принимать на себя посетителей. Вдалеке виднелся огромный камин, а проход на кухню ограждался от приемной пищи дверью и стеклянной оградой. Я только сейчас осознал весь диссонанс внешнего вида ларька и настоящих размеров этих комнат. Для кого так много еды наготовлено?
Что вы предпочитаете?
Я, наверно, воздержусь от еды.
Вы нас обижаете, взмахнула руками женщина. Ну, хоть хлебом вы питаетесь?
Питаюсь.
Тогда берите, сколько влезет, пока весь остальной народ не пришел.
Вы точно уверены, что так можно?
Да-да, я уверена. Кушайте же, она усадила меня на стул и подала запеченного гуся с чесноком. Затем рядом поставила большую миску с овощами, фруктами, салатами, а поодаль принесла корзину с хлебом и кружку с какой-то водянистой жидкостью.
Я посмотрел на все эти убранства с подозрением и стал немного откусывать кусочки сначала от гуся, потом от огурца и помидора. Женщина удалилась на кухню, а старик сел рядом со мной и шепотом проговорил мне прямо в ухо:
Сколько тебе нужно денег?
Я удивился и подавился хлебом.
Зачем денег?
Чтобы ты ушел.
Хотите, я сейчас уйду.
Давай. Быстро.
Он стал пихать меня своими морщинистыми руками. Я встал, бросив кусок хлеба в тарелку с мясом и пошел туда, куда хозяин вел меня, пихая костлявой рукой. Вышел в коридор, услышал какой-то нарастающий гул. Старик начал ругаться.
Пленки уже проснулись. Придется идти через основную библиотеку. За мной!
Он нелепо, хромая на правую ногу, шел к воротам. Я следовал за ним и слушал множество оскорблений в свой адрес. Сейчас все настолько быстро и неожиданно повернулось в обыденной жизни в новую сторону, что мысли до сих пор остались там, на улице, под дождем. Сейчас мной двигают только чувства. Чувства интереса, любопытства, энтузиазма. Оглядываясь, я слышал, как гул людских голосов все приближался, словно нечто неумолимое из глубин океана дает звуковой сигнал о том, что вот-вот тебя схватит в свои челюсти размером в континент невиданно морское чудище. Своими хилыми ручонками старик распахнул врата.
Скорее же!
Я вошел и помог ему закрыть массивные ворота, в щели заметив открывающиеся в коридоре двери. Гул стих. Мы оказались у входа в спуск какого-то туннеля. Был этот спуск широким, словно в метрополитене. Этот маленький ларек все больше и больше делал мое представление о мире неправильным. Теперь я буду по-другому смотреть на дома, вспоминая это происшествие. А ведь я виновник этой встречи. Мягкий свет настенных светильников показывал мне убранства великолепного декора в стиле уютной деревянной усадьбы. Зеленый окрас никак не мог сочетаться с бывшим величественным коридором, однако массивные врата словно чертили границу между этим нескладным дизайнерским решением. Ступени, как слои торта, рассеялись в ширину пять метров и вели прямо вниз. Спуск обещал быть недолгим, конец пути был виден уже в начале, однако в этом ларьке могло быть все. Да, вопросы, тайны, загадки появились при первой винтовой лестнице, но сейчас я не хотел думать о всех знаках вопроса и просто следовал за хозяином. Эхо разлеталось, даже несмотря на плотные ковры, на дальние дистанции. Лишь потолок был мрачным, потрескавшимся от времени и грозил провалиться ни первый год, однако все никак не мог исполнить своего обещания.
Забудь все, что здесь видел, сказал старик, когда мы спустились и пошли к небольшой дверце.
Хорошо, но забыть такое я, конечно, никак не мог.
Пройдя невзрачный туннель, перед мной открылась библиотека невиданных размеров. Колонны полок уходили вниз, скрывая свой конец мраком. Нас от великолепия отделял небольшой заборчик, предостерегающий новичков и неуклюжих людей от неумолимого и страшного падения. Это помещение представляло собой большую окружность, кольцо, где в середине и выступали хранилища знаний. Старик чихнул, большой гул разнесся и возрос до таких децибелов, что невольно хотелось закрыть уши.
Не смей издавать громких звуков, шептал старик, но эхо преувеличивала его шепот до нормального голос. Если хоть один невольный шум изойдет по твоей причине, ты полетишь в эту пропасть, он указал за заборчик.
Я кивнул и тихо шел за ним. Меня поражали размеры этой библиотеки. Лишь тусклый свет солнца сверху пытался через купол осветить ободок, по которому мы шли. Каждая полочка была заставлена книгами, отчего общий вид этого чуда являлся настолько многообразным, что глаз не хватало, дабы рассмотреть непрекословное великолепие этих колонн. Цветовая гамма обложек создавала детализированную картину, которую на темном фоне хотелось рассматривать все больше и больше. Это помещение было мрачным, таинственным и величественным. Оно манило невольно меня. Я сам не заметил, как подошел к окраине, схватился руками за перила и посмотрел вниз.
Стой! пискнул старик. Ты что удумал?!
Я хотел посмотреть на высоту этих колонн, шептал ему в ответ, но он пригрозил мне.
Скоро будешь на своей шкуре испытывать всю глубину этих пещер.
Мы обошли это помещение и вошли в небольшую комнатку, где посередине стояла коробка с вырезом. Рядом лежала черно-белая фотография, изображение которой я не мог разобрать. Снизу была надпись ,,Вид из окна. 1826 год. Напротив висел потрет мужчины с высоким лбом и усталым взглядом. ,,Жозеф Нисефор Ньепс. Так звали мужчину на картине. Я долго смотрел на портрет и не заметил, как старик что-то усердно пытается открыть своей огромной связкой ключей. Когда же, наконец, он подобрал нужный ключ, сказал мне:
Проваливай!
Я молча вышел, и хозяин громко закрыл дверь. Еще немного меня слепили лучи солнца после дождя. Я понял, что оказался на центральной Площади, а позади меня хмуро стоял серый дом. Немного еще погодя, я ошеломленный пошел домой
II
Несколько дней я снова и снова вспоминал о случайном моем посещении маленького с виду ларька. Я даже название не помнил этого заведения. Единственное, в мою память точно отпечаталось место, откуда я вышел. Центральная Площадь. Серый дом. Тайны. Тайны. Тайны. Много тайн А ведь Пивоварня обещала мне спокойное время перед смертью, но, видимо, судьба решила иначе. В чем же В чем же был основной секрет этого городка?
После мной овладела горячка. В эти дни я особенно болезненно для своей головы думал о грустной девушке снова и снова. Эти печальные глаза отпечатывались в моей голове, когда я пил очередные таблетки, а бледное лицо и шея ее странно появлялись в тенях вечерней стены, освещенной одной лишь лампой на столе. Во время болезни мой разум застрял в том мире отчуждения, где для тебя нет разницы, что происходит за окном твоего дома: какой дождь льет, что за человек бродит, откуда слышны крики и стуки снаружи. Все было замкнуто в одном доме, олицетворяющим мой внутренний мир: такой же горячий, пламенный, непостоянный и переменный. Чем меньше был мой жар, тем меньше чувствовал я жаркое свечение ламп и люстр. Оттого они казались мне холодны. Для любого мечтательного человека постоянная тьма- намек о тупике жизни, из которого надо выбираться, зажигая все новые и новые свечи. Я понял это предупреждение жизни и решил все же хоть чем-нибудь заняться. За долгое время сделал уборку, сел за писательский стол, штрихом ручки запечатлев лишь пару рассказиков, и, спустя еще время вышел на улицу.
Эта вылазка в белый свет невероятно ослепительно встретила меня после долгих часов болезненного одиночества. Мои мысли встретили серьезный удар, потрясение, выражавшееся в долгом признании общества. Встретив первого человека, я смотрел на него, как попугай на интересную вещичку. Такими же любопытными и бесцветными глазами, наклоняя голову и пытаясь рассмотреть подвох в этом материальном теле нового существа. Прохожие не обращали на меня внимания, хоть некоторые враждебно, чувствуя мой взгляд, отходили от меня куда подальше. Бродя по улочкам, я все больше возвращался к социальной жизни, которая пропала и была вытеснена болезнью из моего окружения. Окна вновь привлекали меня, заставляя вглядываться в них, и соблазн был слишком велик, чтобы отказаться. Смотря на первое встреченное мне окно, я вновь вспомнил о ней и вновь ненадолго закрылся в своих мыслях. Следил за разрезами между плиток и старался наступить на них, чтобы, как мне пришла эта мысль в голову, не ,,умереть от столь мистической и губительной поверхности плитки, поэтому именно бетонные трещины являлись для меня спасением, на которое я наступал. Разумеется, воображаемая смерть много раз уже забрала меня на тот свет, ноги не слишком ловки, однако это не мешало мне все больше и больше входить в этот дорожный азарт, отвлекаясь от тягучих дум. Так я и дошел до центральной Площади.
Просторное пространство, с множеством лавок скамеек и любых других сидячих мест, окруженное по периметру деревьями и обустроенное для редких туристов, навлекло на меня еще большую волну воспоминаний. Серый дом. Я лихорадочно стал оглядываться и искать мрачное строение, из которого меня ногами выволокли на улицу. Жители Пивоварни любили здесь отдыхать культурно, разумеется, с кружкой пива в руках и в невероятном алкогольном состоянии, в котором оба наплыва- культура и пьянство- действовали на бедную людскую голову быстро и завлекающе. В глазах их так и виднелась эйфория от происходящего мозгового штурма, поэтому все живое здесь было вялым и расслабленным, как это всегда бывает в Пивоварне. Среди рассеянной толпы мой взгляд постоянно останавливался на похожих, но не точно таких же домах. Я бродил по площади и вдруг услышал выстрел. Такой громкий, такой неожиданный и страшный, он выделялся на фоне спокойствия и умиротворения городка. Мое внимание быстро и предательски переместилось именно на звук этого выстрела. Я снова стал просачиваться через толпу и увидел нервного, высокого, крупного телосложением, яро дышащего, в сером пальто и пистолетом в руках человека. Он крикнул на уже мертвое тело неизвестного бедолаги.
Я же сказал, убери от меня свое чертово пиво! Ненавижу этот пьяный сброд!
Жители городка, пьяные и блаженствующие, непонимающе смотрели на психопата, угрожающего им пистолетом, и ничего не делали, даже не паниковали, а просто стояли и любопытно поглядывали на единственный лучик неправильности Пивоварни. Вдруг рядом с великаном стала прыгать маленькая девочка, и ее белые волосы подлетали от прыжков и небрежно спутывались на спине. Она тянулась короткими ручками до руки незнакомца и громко жаловалась:
Да прекрати же ты! Сколько можно убивать невинных людей! Перестань сей-час же! и с этими словами девочка била по животу психопата.
Вы все должны умереть! Ваше пьянство должно исчезнуть, а этот город гореть в аду! он пару раз выстрелил в несчастных, и те, пьяные и вялые, падали на землю.
Да прекрати же ты! визжала девочка, и убийца все же успокоился немного. Спрятав пистолет, психопат взял за руку девочку, все еще кричащую на него, и быстрыми шагами уходил в определенном направлении.
Я решил проследить за этими странными людьми. Они слишком уж выделялись в скучной, однообразной и пьяной Пивоварне. Никто из прохожих не стал паниковать и вызывать полицию, все просто смотрели на убегающего убийцу, а спустя некоторое время словно теряли его из виду (хотя на немноголюдной и обширной Площади сложно было не заметить убегающего высокого мужчину) и уже тогда начинали ужасаться трупам, валяющимся на плитке. Вокруг неожиданно быстро зародился хаос, который обязан был прийти на 10 минут раньше, но из-за вялого настроения общества набирал обороты только сейчас. Кто-то в панике достал телефон и стал звонить в полицию, кто-то кричал, кто-то вдумчиво смотрел на трупы, словно был хирургом высшей степени и интересовался работой пистолета, оценивая, можно ли еще спасти эту тушку или нет. Мне сложно было уследить за беглецами, но все же высокая макушка мужчины в плаще являлась для меня ориентиром, к которому я неумолимо приближался.
Убийца с девочкой подбежали к домам, расположившимся по периметру Площади, и резко свернули вдоль них. Терпеливо и монотонно идя по мокрой и сырой каменной плитке, они приблизились к серому дому. Тому серому дому, который я так старательно искал, изначально ступив на территорию Площади. Мужчина открыл дверь и тут же затолкнул туда девочку, которая возмущалась и продолжала осуждать его. Они исчезли в доме. Он был таким серым и скучным, что нетрудно было потерять его из виду, находясь в двух шагах от него. Я увидел, что дверь была не заперта. Эти двое так спешили, что забыли полностью закрыть дверь, и из маленькой щели лился теплый желтый свет. Культурность в данный момент разгромно проигрывала любопытству и детективному азарту, поднявшемуся в моей душе так высоко, что мне казалось, мое предназначение изначально заключалось в исследовании новой тайны. Тайной она являлось только для меня, ведь только моей везде сующей свой нос голове было интересно то, что вообще происходило за эти дни. Я осторожно просунул указательный палец в щель и открыл ее. Маленькая комнатка, из которой меня так бесцеремонно выгнал этот старик. В середине так же расположилась коробка и картинка с надписью. Приятный запах дерева, фотопленки и еще каких-то химикатов отзывался здесь. Позади на стене висел портрет Ньепса. Я медленно обошел стол, искоса посмотрев еще раз на картинку и приблизился к двери. Открыв ее, я почувствовал бурный поток прохладного ветра, какой бывает в больших и просторных помещениях небывалого масштаба. Это библиотека. Эхом раздавался разговор мужчины и девочки.
Сколько раз ты будешь убивать невинных жителей из-за своих больных нервов?
Пока этот городок не опустеет.
В тебе вообще есть что-то, кроме гнева?
Да, ненависть.
Боже, ты воплощение глупого ужаса и гнева.
Вайолетт, здесь жил всякий народец, но тот, что живет сейчас
Он такой же, как все!
Он олицетворение человеческих пороков!
И ты думаешь, что если истребишь их всех, то в мире воцариться спокойствие и доброта?
Да!
Ты эгоист!
Дверь закрылась.
Я осторожно вышел в библиотеку. Она так же поражала меня своими размерами. Каждая полка с каждой книгой, обязательно неправильно стоящей, делали из обычных, скучных и величественных колонн детализированную и уникальную статуэтку, словно кто-то положил большие карандаши в пенал и оставил их на долгие-долгие годы, а те покрылись пылью, которая неравномерно оседала на поверхности письменной принадлежности. И все это было вечно окутано тусклым светом, скрывающим жуткие тени и непроглядную тьму впереди.
Я медленно шел к двери, в которую зашли незнакомые мне люди и чувствовал, эту сырость, этот книжный запах, которые вместе с ветром образовывали свой внутренний мир, отличающийся от внешнего и всеобъемлющего своими правилами, тишиной, неприкосновенностью. Подойдя близко к ограде, за которую грозил меня толкнуть старик, мне захотелось закричать и разрушить спокойствие этого места. Я так и представил, какое эхо получилось бы и какие обитатели библиотеки (дальше пошла уже фантастика) могут появиться из темноты и улететь вниз, в самое ядро, осесть там и больше не вылезать. Мое тело казалось таким ничтожным, как книга, по сравнению со всеми этими колоннами. Воображение делало из меня странника, увидевшего храм настоящего божества, тихого, угрюмого, величественного. Я узрел то, чего мои глаза никогда не могли захватить своими узкими зрачками. Меня рассматривала с разных сторон камера, летая между полками и приближаясь к единственному человеку, посмевшему стоять среди этой красоты. Слишком просторно