Вопреки ожиданиям, дверь не открылась, зато на ее поверхности открылось небольшое прямоугольное окно. Окно появилось в неожиданном месте, примерно на уровне моего пупка, я тут же вспомнил про здоровенных санитаров, которым наверняка приходилось сгибаться в три погибели, чтобы заглянуть в него.
Уступив природному любопытству, я присел на корточки и прильнул к окну. С обратной стороны металлической двери открылось завораживающее и грандиозное полотно, достойное кисти самого Леонардо. Единственным предметом интерьера, который уместился в тесной камере с абсолютно белыми, пустыми стенами, расстояние между которыми едва ли превышало два с половиной метра, была койка, укрытая толстым клетчатым матрацем.
Матрац съехал в сторону, обнажив ржавый остов панцирной сетки, посередине которой, монотонно раскачиваясь и бормоча, сидел мужчина в полосатой пижаме. Стены в комнате я заметил не сразу, они сливались с полом и потолком, образуя единое белое пространство картина маслом «сумасшедший в раю». Ох и нелегким получится интервью, подумал я, наблюдая, как персонаж картины, раскачиваясь из стороны в сторону, бубнит в бороду что-то неразборчивое, после чего задирает голову вверх и начинает дико хохотать.
Вам не сюда, тихий голос, раздавшийся у меня за спиной, прозвучал настолько резко и неожиданно, из-за чего я стукнулся о дверь.
Я обернулся, обиженно потирая растущую шишку и ощупывая пальцами горячий лоб. Позади меня возвышалась длинная и невероятно-худая фигура санитара, смотревшего на меня сверху-вниз. Не представляя, как он смог подобраться ко мне бесшумно, я испуганно взирал на него.
Идите за мной, мне поручили отвести вас к Павлихину, сказал длинный, отворачиваясь от меня.
Санитар шагал, не издавая ни звука, мне удалось нагнать его только у двери. Запыхавшийся, я подбежал к нему в тот момент, когда он возился с замком, пытаясь нащупать замочную скважину изогнутым Г-образным ключом. В двери раздался протестующий скрежет, с противным лязгом открылся засов. Я внутренне сжался, ожидая услышать стоны или истеричный, безумный смех, но в палате царила полнейшая тишина. Худой быстро заглянул в открывшуюся комнату, после чего жестом пригласил меня войти.
Во время разговора стойте там, где он до вас не сможет дотянуться, и ни в коем случае не отстегивайте его! Если что стучите, указал санитар на железную дверь, при этом на лице у него сияла широкая улыбка, красноречиво говорившая, если что тебе конец!
Он убрал руку, и я наконец смог войти в заветную комнату, в которую так пытался попасть. Переступая порог, я ожидал услышать вопрос и который глаз у тебя лишний? Но эта фраза так и не прозвучала.
Человек, сидевший на угловатом стуле, меня откровенно разочаровал. После всех медбратов, увиденных мной в больнице, я ожидал, что передо мной предстанет очередной здоровяк, но мужчина, одетый в больничную пижаму, к моему удивлению имел самый обычный человеческий вид. Ни шириной плеч, ни богатырским ростом этот тип похвастаться не мог, от чего внутри зародились сомнения, а действительно ли передо мной сидит бывший санитар? Ну что ж, если это обман, то пора это выяснить, решил я, закрывая дверь.
Глава 4. Интервью
Моя рука профессиональным жестом тянется к диктофону и включает его: ладонь замирает над миниатюрным устройством, короткая пауза, и указательный палец выстреливает, попадая точно в цель в маленькую кнопу с надписью «REC». Наверное, это прозвучит глупо и даже смешно, но это движение я долго отрабатывал, стоя перед зеркалом, представляя, как оно рано или поздно приведет меня к «золотому перу».
И все-таки диктофон лежит слишком далеко от моего оппонента, приходится перегнуться через стол, чтобы пододвинуть пишущее устройство ближе к нему. Нагибаясь над столом, не отрывая глаз от пациента в наручниках, вопрос о лишнем глазе все еще крутится у меня в ушах. И в то же время, стараюсь вести себя легко и непринужденно, как настоящий профессионал умело скрываю свой страх.
Кашель или смех, на тот момент я не был до конца в чем-то уверен, прозвучал неожиданно и таки сумел меня напугать. В ужасе отшатываюсь назад, как будто только что получил пощечину, и с размаха падаю на пластиковый стул. Последний издал протестующий скрежет, но к счастью выдержал мой вес. Получилось глупо и очень непрофессионально. Смотрю на мужчину, нацепив на лицо дежурную улыбку и представляю, с каким удовольствием смогу его задушить.
Как вы себя чувствуете, Семен Михайлович, вежливо и учтиво начинаю я.
В голове летают сотни вопросов, но я пока не спешу их задавать, хотя так и подмывает спросить как чувствует себя среди пациентов бывший санитар психиатрической лечебницы? Каково ему, человеку, который сам в прошлом следил за пациентами, примерить на себе смирительную рубаху, что он чувствует, какие эмоции у него на душе. Но подобным вопросом можно поставить жирную точку уже в начале нашей беседы, а мне необходимо написать о нем газетную статью. Продолжаю улыбаться и вежливо жду.
Аааа, рот мужчины широко открывается, едва не выронив истлевший окурок.
Я внутренне сжался, боясь, что длинное «Аааа» перейдет в громкий и пронзительный крик, но бывший санитар выказал всего-навсего удивление, как будто ожидал услышать от меня другой вопрос.
Нормально, закончил он, пожимая плечами.
От этого простого и естественного движения больничная пижама затрещала по швам, обнажив на мгновение похожую на бочку волосатую грудь. И все-таки я недооценил этого человека, передо мной сидел настоящий богатырь.
Богатырь выплюнул окурок прямо на пол и небрежным движением затушил его ногой. Мне показалось, что дымящаяся сигарета упадет ему на больничные кальсоны и придется бежать к нему на помощь, ибо пристегнутыми руками он не сможет смахнуть ее с ног. Но на мое счастье, этого не случилось.
Вы знаете, почему здесь оказались? задаю ему следующий вопрос.
Минуту или две он сидел молча, рассматривая окурок, растоптанный на полу. Мой рот уже начал открываться, готовясь повторить последний вопрос, когда голова больного неожиданно вздрогнула и, резко выпрямившись, уставилась на меня. Не сводя с меня затравленного, безумного взгляда, от которого мое сердце сжалось в комок, бывший санитар психиатрической лечебницы склонил голову на бок, нащупав единственное ухо левым плечом. Когда его жест зеркально повторился, правое плечо с силой уперлось в мясистый обрубок, от чего в тесной комнате раздался хруст смятого хряща.
От этого хруста я невольно поморщился, сопроводив его скрежетанием зубов. В этот момент, глядя в его мутно-серые широко распахнутые глаза, я в первые в жизни осознал, что наблюдаю безумие, передо мной сидел по-настоящему безумный и больной человек.
Вы про это? спросил Семен, снова, до неприятного хруста, сжимая обрубок правым плечом.
В горле у меня мгновенно пересохло, язык сделался твердым и сухим. Поймав себя на банальной мысли, что просто не в состоянии говорить, я молча кивнул, выражая согласие.
Наверное, в эту минуту безумием блестели и мои глаза. Когда Семен, склонив голову, потянулся к пачке за новой сигаретой, я был рад, что он больше не смотрит на меня. В тесной палате, похожей на камеру, не было ни щели, ни открытого окна, а прокуренный воздух становился все гуще, казалось еще чуть-чуть и я смогу положить авторучку на плотные клубы табачного дыма, которые отражались от потолка, окружая меня плотным кольцом.
Вы помните, как оторвали собственное ухо? нарушив долгую паузу, спросил я.
Помню кивнул Семен, в автобусе ехал, сказал он, делая долгую затяжку, от чего пижама на его груди снова натянулась и затрещала по швам.
Про автобус я уже слышал от главного врача этой больницы, поэтому просто добавил, И?
Больно было, ответил Семен, делая ударение на последней букве, выдыхая из носа серый дым.
А помните, что побудило вас к такому действию? уточнил я, беря в руки автоматическую ручку и перекидной блокнот.
Прежде, чем ответить, санитар снова глубоко затянулся и продолжил рассказывать, не глядя на меня.
Я голоса стал слышать. Страшные крики. Они все время звали меня! каждое слово сопровождалось затяжкой, сигарета закончилась вместе с последним словом, сорвавшимся с его губ.
А у меня в груди пылало пламя, буквально разъедая меня изнутри. В эту секунду я думал не о бывшем санитаре психиатрической клиники, который сейчас сидел передо мной. Сказать по правде, мне было глубоко наплевать на его душевную травму и пережитые им чувства, я видел «золотое перо» или ТЭФИ в своих руках. Ради этого приза я был готов рискнуть, пусть даже собственным глазом, хотя который из них лишний, для себя еще не решил.
Обойдя пластиковый стол, я подошел к сидящему санитару, плавно и осторожно вынул сигарету из полупустой пачки, прикурил ее и отдал ему, протягивая вперед кончиком фильтра. Следующий вопрос, который я собирался сейчас задать, на мой взгляд был интимным, а такие вопросы без должной подготовки собеседнику не задают, об этом свидетельствовал весь мой недолгий журналистский опыт.
Какие ты слышал голоса, Семен? как можно доверительнее спросил я.
Повернувшись ко мне всем корпусом, больной испытующе посмотрел на меня. От этого движенья наручники впились ему в запястья, а стул под ним угрожающе затрещал. Но я все выдержал и не отпрянул, ради ТЭФИ я был готов ко всему.
Это были не просто голоса, ответил он, выдыхая мне в лицо едкий дым, то были вопли грешников, доносившиеся из ада, и все они взывали ко мне!
Ты их в автобусе первый раз услышал? мой голос прозвучал, как будто со стороны.
Неа! закрутилась бритая голова Семена, все началось с Рыжего, вдохнув сигарету, добавил он.
Глава 5. Рыжий
Этот Рыжий мне не понравился с первого взгляда, даже Стас заметил, что с ним чего-то не так. Сидит спокойно, на вопросы не отвечает, а сам при этом заглядывает каждому прямо в глаза. Кто к нему подойдет, а кто просто так мимо проходит, а он смотрит в глаза, улыбается и молчит. И улыбочка у него мерзкая до отвращения, как будто он знает про тебя какой-то секрет. Ну и много по-вашему таких психов в природе? бывший санитар вопросительно посмотрел на меня.
По моему разумению, таких психов было навалом и даже более того, в моем представлении любой псих должен был вести себя именно так. Но Семен бывший санитар, отработавший четыре года в психиатрической клинике, вынужден признать, что ему видней.
А чем он вам так сильно не понравился? задаю вопрос и готовлю блокнот.
Не бывает людей, которые просто так тебе улыбаются, я от таких стараюсь подальше отойти. Такой или в штаны нагадил, или подлянку замышляет, знаете сколько я перевидал их на своем веку? Семен попытался развести руки в стороны, чтобы наглядно продемонстрировать мне, как много в соседних палатах улыбающихся буйных больных, но лишь досадливо сморщился и уставился на свои наручники, как будто увидел их в первый раз.
Мой жизненный опыт говорил об обратном, я часто видел улыбающихся людей. И один из них мой главный редактор, но его улыбка никак не связана с душевной добротой. До недавнего времени в нашей газете трудился стажер и постоянный курьер, обоих уволили в прошлом месяце. И оба увольнения главный редактор сопроводил непременной улыбкой. Даже когда стажер, которому, к слову, так и не оплатили отработанное время, запустил в него увесистым пресс-папье, наш редактор продолжал улыбаться. К несчастью, стажер в него не попал.
Истолковав мое молчание, как знак согласия, Павлихин уселся поудобнее и продолжил говорить.
Лицо улыбается, а глаза смеются таким я увидел Рыжего в первый раз. Ах, вот еще что, добавил Семен, вынимая последнюю сигарету из первой пачки, у него бельмо висит на левом глазу. Такой зрачок, что смотреть отвратительно, кажется, будто эта хворь на тебя перейдет.
А вы не знаете, как этот пациент у вас в больнице оказался? спросил я, глядя в блокнот, куда по ходу беседы записывал мимику и жесты Семена никогда не знаешь, что в будущем может пригодиться для хорошей статьи.
Почему не знаю? Павлихин с достоинством посмотрел мне в глаза, выдохнув в мою сторону сигаретный дым. Нас разделяло два метра пластикового стола, но даже с такого расстояния я почувствовал, как от этого дуновения зашевелились волосы у меня на затылке. Знаю, нам Михаил Васильевич говорил. Утром Рыжего в космосе задержали.
Семен Михайлович, вы себя хорошо чувствуете? перестав строчить в блокноте, спросил я.
Нормально, Павлихин в недоумении уставился на меня, он избил постояльца и администратора за стойкой, а потом принялся колотить головой в окно. У него вот-такая шишка была, когда его полиция к нам доставила, Семен снова попытался поднять руки до уровня головы и вновь раздался протестующий лязг наручников, а мой взгляд, помимо воли, в который раз впился бесформенный кусок плоти, бесполезно болтающийся на месте правого уха.
Вы имели ввиду гостиницу Космос? осенило меня.
Ну да, кивнул Павлихин, я же и говорю, что его к нам в больницу прямо из Космоса доставили.
Я осторожно выдохнул, продолжая интервью. А что вы еще можете рассказать об этом Рыжем?
Ну, он улыбался и постоянно молчал, продолжил Семен, углубившись в воспоминания. Мы сперва подумали, что он глухонемой, а когда Михаил Васильевич сказал: если вы, голубчик, будете молчать на мои вопросы, то всерьез рискуете провести здесь весь остаток своих дней. А эта наглая рыжая морда
Павлихин не договорил. Внезапно его лицо исказилось от ужаса, глаза снова забегали по сторонам, высматривая на стенах невидимых насекомых. Пока его пальцы, ограниченные наручниками, пытались распечатать новую пачку сигарет, мне показалось, что бывший санитар затаил дыхание, того и гляди со стула упадет. Только после третьей затяжки психическому санитару удалось привести себя в чувства, но нездоровый блеск в глазах, выдававший безумие, игнорируя мое присутствие, продолжал блуждать по стенам.
Вы хотели рассказать, что он ответил Михаилу Васильевичу, кстати это врач?
Заведующий отделением, блеснув оторванным ухом, кивнул Семен бритой головой, а Рыжий ему возьми, да и ответь: а я нахожу, что здесь не так уж и плохо, чтобы провести здесь весь остаток ваших дней! и так нагло улыбается в лицо своему лечащему врачу.
Павлихин докурил сигарету молча, потянулся к пачке за новой, но передумал и посмотрел мне в глаза.
Васильевич рассмеялся и сказал: может я и доработаю здесь всю оставшуюся жизнь, но я-то волен уйти отсюда, когда мне заблагорассудится. И Рыжий тоже засмеялся и ответил, что если так, то пусть попробует прямо сейчас взять и уйти.
Семен замолчал, вытаскивая из пачки новую сигарету и исподлобья посматривая на меня. Он нарочно растягивал время, чиркая зажигалкой и наблюдал за моей реакцией. Наконец я не выдержал и спросил, ну и что же произошло?
Уйти-то он попробовал, улыбнулся Павлихин, только черта-с два он ушел.
Это как? я попытался представить в уме подобную ситуацию, но несильно в этом преуспел. Он не смог со стула подняться? я спросил первое, что пришло мне на ум.
Да все он смог, в голосе бывшего санитара появилась враждебность, поднялся со стула и сказал: не вижу смысла беседовать с вами дальше, я ухожу, а вы оставайтесь тут! Повернулся и ушел. А Рыжий смотрел на него и давился от смеха. Михаил Васильевич дошел до дверей, выходящих в общий коридор, позвенел ключами, а потом развернулся и зашагал обратно к нам. Когда он возвращался, у него все на лице написано было Он попытался скрыть изумление, а потом разозлился на Рыжего. Я первый раз за четыре года увидел, чтобы заведующий отделением на кого-то злился. Васильевич сказал: если вы со мной шутки шутить вздумали, то я вам успокоительные уколы могу прописать, вам после них надолго шутить расхочется. А рыжий хохочет и отвечает: вернулись, доктор? Только это была еще не шутка. Просунул руку между прутьев и хвать нашего доктора за халат!