И Людвиг, как он рассказывал Эдмонду, прошел сквозь кристалл опять эта неясная и странная фраза! взяв с собой то, что велел ему Скотт. Главным среди всего этого был острый как бритва кухонный нож с костяной рукояткой. Были и другие предметы, причем некоторые добыть было непросто; какие именно, Людвиг не уточнял, а если и уточнял, то Эдмонд не упоминает о них в своих записях.
По рассказам Людвига, он прошел через кристалл и отыскал Скотта. Но не сразу. Были ночи, когда он на ощупь пробирался сквозь фантастические и жуткие видения из кошмаров, все время направляемый настойчивым шепотом Скотта. Нужно было проходить ворота и пересекать странные измерения. И Людвиг шел сквозь жуткие бездны пульсирующей, пугающей тьмы; он миновал место с необычным фиолетовым светом, который заходился у него за спиной дребезжащими глумливыми порывами ведьмовского хохота; он прошел сквозь опустевший циклопический город из черного камня, в котором с содроганием узнал легендарный Дис. Наконец он отыскал Скотта.
Людвиг проделал все необходимое. Когда на следующий день он пришел в больницу, Эдмонда потрясла бескровная бледность друга и бегающие в его глазах огоньки безумия. Зрачки были неестественно расширены, а говорил Людвиг в тот день бессвязным шепотом, разбирать который Эдмонду было непросто. Это сказалось на записях. Как можно понять, Людвиг заявил, что освободил Скотта из плена Гидры, и беспрестанно бормотал что-то про ужасную серую слизь, которая испачкала лезвие его кухонного ножа. Он уверял, что его дело еще не закончено.
Без сомнения, за Людвига говорило его затуманенное наркотиком сознание, когда он рассказывал, как оставил Скотта или, по крайней мере, живую его часть в некоем измерении, не враждебном человеческой жизни и не подверженном естественным законам и процессам. Скотт желал вернуться на землю. Теперь он мог вернуться, сообщил Эдмонду Людвиг, но удивительная витальность, которая поддерживала жизнь в том, что осталось от Скотта, на земле немедленно улетучится. Существование как таковое было возможно для Скотта лишь в отдельных планах и измерениях, а чужеродная сила, которая поддерживала его в живых, постепенно уходила теперь, когда он больше не получал энергетической подпитки от Гидры. Людвиг сказал, что действовать необходимо быстро.
В Запределье существует место, где Скотт мог исполнить свое желание. В этом месте мысль неявно связана с энергией и материей из-за пронзительных звуков труб (так рассказывал Людвиг), которые с начала времен просачиваются сквозь пелену мерцающих оттенков. Оно расположено очень близко к Центру Центру Хаоса, где обитает Азатот, Повелитель Всего Сущего. Все было создано мыслями Азатота, и только в Центре Абсолютного Хаоса Скотт обретет возможность снова жить на земле в человеческом облике. На этом месте часть записок Эдмонда стерта, и возможно разобрать лишь один фрагмент: «материализовавшейся мысли».
Людвиг с побелевшим лицом и ввалившимися щеками говорил, что должен завершить свое дело. Он считал себя обязанным отвести Скотта в Центр, хотя признавался, что невероятный ужас заставляет его колебаться. На пути подстерегают опасности и ловушки, в которые легко угодить. Хуже всего, что завеса, ограждающая Азатота, тонка, а если даже случайно увидеть Повелителя Всего Сущего, это будет означать полное и окончательное уничтожение узревшего. Скотт говорил об этом, добавил Людвиг; кроме того, упоминал о непреодолимом желании, которое будет притягивать взгляд юного студента к роковому месту, если тот не сумеет изо всех сил этому желанию сопротивляться.
Нервно покусывая губы, Роберт Людвиг ушел из больницы и, как мы можем предполагать, по дороге к квартире Эдмонда стал жертвой насилия. Поскольку на земле Эдмонд своего друга больше не увидел.
Полиция еще разыскивала пропавшую голову Кеннета Скотта. Так Эдмонд заключил из газет. На следующий день он с нетерпением ожидал появления Людвига и, когда безрезультатно прошло несколько часов, позвонил к себе в квартиру, но никто не ответил. В конце концов обеспокоенный Эдмонд, которому было уже не по себе от тревоги, провел десять минут в бурной беседе со своим врачом и еще десять с полицейским инспектором. Наконец он добился своего, вызвал такси и поехал домой, пренебрегая запретом больничных властей.
Людвиг исчез. Пропал без следа. Эдмонд хотел было вызывать полицию, но быстро отказался от этой мысли. Он нервно мерил шагами квартиру, изредка отводя взгляд от кристаллического объекта, который так и покоился на жаровне.
Дневник едва ли проясняет события той ночи. По записям можно восстановить, что Эдмонд приготовил еще одну дозу наркотического снадобья или что вредоносное воздействие паров, которые он вдыхал за несколько дней до того, в конце концов нанесли его мозгу такое разрушение, что он уже не различал вымысел и реальность. Запись в дневнике, датированная следующим утром, начинается внезапно: «Я его слышал. Как и рассказывал Боб, он говорил через ту кристаллическую вещь. Он в отчаянии и говорит мне, что у Боба ничего не вышло. Он не отвел Скотта в Центр, иначе С. снова бы материализовался на земле и спас Боба. Нечто не знаю, что именно, захватило Боба, да поможет ему Бог. Да поможет Бог всем нам Скотт говорит, мне надо начать там, где бросил свою задачу Боб, и довершить ее».
На последних страницах этой записи он обнажает душу, и это зрелище не из приятных. Почему-то самые пугающие из потусторонних ужасов, описанных дневником, не настолько ужасающи, как последний конфликт, произошедший в квартире над Голливудом, когда человек боролся со своим страхом и осознал собственную слабость. Пожалуй, только к лучшему, что брошюра была уничтожена, поскольку наркотик, настолько разрушающий мозг, как в ней описано, явно возник в аду столь же ужасном, как тот, что описал Эдмонд. Последние страницы дневника являют нам ум, рассыпающийся в прах:
«Я прошел. После Боба легче; я могу начать там, где он остановился, как говорит Скотт. И я прошел через Холодное пламя и Вихревые водовороты и наконец достиг места, где находится Скотт. Вернее, находился, поскольку я подхватил его и пронес через несколько уровней, пока мне не пришлось вернуться. Боб не сказал о тяге, с которой приходится бороться. Но крепчает она только после того, как я продвинулся вглубь на довольно существенное расстояние».
Очередная запись датирована следующим днем. Ее едва можно разобрать.
«Не выдержал. Пришлось выйти. Час гулял по Гриффит-парку. Потом вернулся в квартиру, и Скотт тотчас же заговорил со мной. Мне страшно. Мне кажется, он это ощущает и тоже испуган и сердится.
Он говорит, что нельзя больше терять время. Его жизненные силы на исходе, и ему нужно быстро добраться до Центра и вернуться на землю. Видел Боба. Мельком, так что даже не узнал бы, если бы Скотт не сказал. Боб был весь какой-то искаженный и пугающий. Скотт говорит, что, когда его захватило, атомы его тела адаптировались к другому измерению. Надо быть осторожным. Мы уже почти у Центра».
Последняя запись.
«Еще раз и дело сделано. Боже, как же мне страшно, как же мне невероятно страшно. Слышал трубы. От них леденеет мозг. Скотт кричал на меня, заставлял идти дальше и, мне кажется, пытался заглушить тот другой звук, но, конечно же, не смог. В отдалении виднеется очень слабое сиреневое сияние и разноцветные вспышки. За ними, по словам Скотта, Азатот.
Не могу. Не хватает духу эти трубы и эти формы, которые движутся вдалеке. Если я посмотрю в ту сторону, когда окажусь у завесы, это будет означать Но Скотт злится на меня как безумный. Говорит, это я всему причиной. Мной овладел неутолимый порыв позволить этой тяге утянуть меня назад, а затем разбить врата кристаллическую штуку. Может быть, когда я снова пройду сквозь нее, я пойму, что не могу не смотреть на завесу, я именно так и сделаю. Я сказал Скотту, что если он отпустит меня обратно на Землю сделать еще один глоток воздуха, то в следующий раз я закончу. Он согласился, но велел поторопиться. Его жизненные силы быстро иссякают. Он сказал, что, если я через десять минут не пройду через врата, он придет за мной. На самом деле не придет. Жизнь, которая поддерживает его в Запределье, на земле ему не поможет, разве что на секунду-другую.
Мои десять минут истекли. Скотт зовет из врат. Не пойду! Мне не вынести только не последний ужас Запределья, когда за завесой движутся эти штуки и орут эти ужасные трубы
Не пойду, я тебе сказал! Скотт, нет мне не вынести! Тебе не выбраться, вот и все. Ты умрешь я сказал тебе, что не пойду! Тебе меня не заставить прежде я разобью врата!.. Что? Нет! Нет, ты не ты этого не сделаешь! Скотт! Не надо, не надо Боже, он выходит»
Это последняя запись в дневнике, который полиция обнаружила открытым на столе Эдмонда. После того как раздался ужасающий вопль, а потом из-под двери квартиры медленно потекла красная жидкость, на месте оказались два офицера из патрульной машины.
Тело Пола Эдмонда нашли у двери. Голова и плечи лежали в расширяющейся багровой луже.
Неподалеку валялась перевернутая медная жаровня, а по ковру были рассыпаны хлопья белого вещества. Окоченевшие пальцы Эдмонда крепко сжимали объект, о котором с тех пор не умолкают споры.
Этот объект поразительно хорошо сохранился, принимая во внимание его природу. Он частично покрыт странной сероватой слизью, а его челюсти плотно стиснуты. Зубы страшно изуродовали горло Эдмонда и перерубили сонную артерию.
Необходимость в дальнейших поисках пропавшей головы Кеннета Скотта отпала.
Охота
Элвин Дойл вошел в Дом волшебника с тупоносым короткоствольным пистолетом в кармане, замышляя убийство.
Судьба благоволила ему: он смог выследить своего кузена Уилла Бенсона до того, как на его след вышли душеприказчики старого Андреаса Бенсона. Фортуна была на его стороне и теперь. Хижина Бенсона стояла в небольшом ущелье, в двух милях от городка Монкс-Холлоу, и по ночам суеверные горожане не совали туда нос.
Уилл Бенсон был ближайшим родственником покойного Андреаса Бенсона. В случае смерти Уилла Дойл становился наследником. Поэтому Дойл приехал в Монкс-Холлоу и, пряча пистолет, чтобы не вызвать подозрений, как бы невзначай расспросил о местонахождении своего кузена.
Уилл Бенсон жил отшельником, но, как рассказали Дойлу местные после пары кружек пива, это было еще полбеды. Они шепотом поведали, что ночами в своей хижине тот творил всякие непотребства и ужасы, закрывая ставни, чтобы не подсматривали прохожие. Еще они слышали зловещие звуки, не предвещавшие ничего хорошего.
Но однажды хозяин салуна Эд Деркин увидел на крыше хижины Бенсона дымчато-черную тварь, смотревшую на него горящими глазами, пока он не бросился наутек, и с тех пор к жилищу Бенсона никто не подходил.
Дойл усмехнулся про себя; ему доводилось слышать и не такие истории про отшельников. Теперь его задача стала гораздо легче можно было не опасаться, что выстрел услышат. Для ночной поездки он предусмотрительно взял напрокат неприметный черный родстер распространенной марки и на закате с непроницаемым видом отправился в путь по колдобистой проселочной дороге.
На его лице вообще редко отражались эмоции. Лишь изредка он чуть поджимал тонкие губы, и его холодные серые глаза будто покрывались ледяной коркой. Впрочем, когда дверь хижины открылась на его стук и на крыльце появился мужчина, он улыбнулся. Но улыбка эта не была дружелюбной.
Дойл помнил Уилла Бенсона по фотографиям и, хотя те были сняты двадцать лет назад, сразу узнал его. Тот же широкий и высокий лоб, тот же взгляд хмурых темных глаз. Носогубные складки стали глубже, густые брови удивленно сходились вместе; на висках серебрилась седина. Но глаза Бенсона мигом загорелись.
Кто Эл! воскликнул он, но тут же засомневался. Ты же Эл, верно? Сразу не признал.
Дойл улыбнулся шире, но мысленно проклял хорошую память кузена. Он сомневался, что Бенсон его вспомнит. Что ж, ничего не поделаешь. Изначально у него было два плана действий; теперь приходилось отказаться от основного в пользу запасного. Он пожал Бенсону руку с напускной приветливостью.
Он самый. Не думал, что вы меня вспомните. Почти двадцать лет прошло. Я был мелким сорванцом, когда мы виделись в последний раз. Пустите на огонек?
Бенсон явно не хотел его пускать.
Конечно, ответил он, нахмурившись и как будто торопливо оглянувшись, после чего пропустил Дойла внутрь. Входи.
Дойл отметил, что Бенсон закрыл дверь на два замка. Его взгляд блуждал по комнате. Его охватило любопытство. Горожане неспроста прозвали хижину Бенсона Домом волшебника!
Со стен свисали черные портьеры, складки которых создавали ощущение простора. Столы и кресла располагались вдоль стен, на полу был начерчен какой-то хитрый узор. Дойл смутно припомнил, что он называется пентаграммой круги со звездой внутри, нарисованные при помощи слабо светившейся в полумраке зеленоватой субстанции.
Вокруг пентаграммы на равном удалении друг от друга стояли вычурные серебристые лампы, а посередине, в центре звезды, кресло, стол, на котором лежала громадная раскрытая книга в железном окладе, и треножник с кадилом. И правда, комната волшебника! Тем не менее в Дойле закипели злоба и раздражение. Что этот болван будет делать с наследством старого Бенсона, если получит его? Наверняка истратит на шарлатанские приблуды!
Тут же пришла другая мысль: а надо ли его убивать? Может, проще добиться признания Бенсона сумасшедшим? Но Дойл отмел ее, еще не успев как следует поварить. Лишний риск ни к чему. Пистолет надежнее.
Удивлен, а? Бенсон как-то странно посмотрел на него. Пожалуй, на первый взгляд это и в самом деле необычно. Потом объясню. Садись, рассказывай, как твои дела и зачем пожаловал.
Он притащил стоявшее у стены мягкое кресло. Дойл сел и достал портсигар.
Долгая история. Вы ведь давно отошли от повседневных дел? Мы с вашим дедом вспоминали вас не далее как позавчера. Дойл пристально следил за Бенсоном, но тот хранил спокойствие. Судя по всему, он еще не знал о смерти деда. Вот я и задумался, как
Э послушай, перебил его Бенсон. Не надо здесь курить.
А? Дойл непонимающе уставился на него, потом убрал сигарету в портсигар. Без проблем.
Бенсон почувствовал, что должен объясниться.
У меня тут довольно деликатный кхм, эксперимент. Любая мелочь может помешать. Эл, не хочу показаться нерадушным хозяином, но ты приехал не в самое подходящее время. Он замялся и снова бросил мимолетный взгляд через плечо. Ты собирался заночевать у меня?
Ну, раз такие дела, то, пожалуй, нет, нарочито тактично ответил Дойл. Не хочу вас обременять
Нет, что ты, ничего подобного, поспешил ответить Бенсон. Просто я уже начал эксперимент и должен его закончить. Он довольно опасен
Дойл быстро все обдумал. Его кузен, очевидно, был сумасшедшим. Что это за бред про эксперименты? Но уходить было рано.
Ждете гостей, Уилл? подмигнул он и многозначительно кивнул.
Бледное лицо Бенсона залилось краской.
Нет, ответил он. Все не так. У меня правда идет эксперимент, и весьма опасный, уж поверь. Эл, послушай. Переночуй сегодня в городе, а завтра возвращайся, а? Я в самом деле рад тебя видеть, просто ну, сложно объяснить. Поначалу это всем кажется ерундой. Представь себе научный эксперимент со взрывчаткой.
Господи Извините, быстро ответил Дойл. Я был бы рад уехать, но не смогу. Машина забарахлила. Сюда кое-как добрался, но механик из меня никудышный. Можно позвонить кому-нибудь в город, чтобы меня забрали?
Он затаил дыхание. Вряд ли у Бенсона был телефон, но мало ли
У меня нет телефона, ответил Бенсон и закусил губу. Что ж, Дойл, раз ты здесь, я за тебя в ответе. Я думаю, опасности не будет, если ты станешь делать, что я скажу.
Годится. Могу сходить в другую комнату и почитать, пока вы здесь занимаетесь. Я Он запнулся, ошеломленный тем, как Бенсон переменился в лице.