Кажется, он был неспособен связно мыслить. Тот последний сон не отпускал его а теперь еще эта гнетущая история доктора Ямады он болен да! Очень болен. Ему очень хотелось спать, прямо сейчас. Темнота подступила к нему, омыла волной и поглотила. Он с наслаждением позволил ей прокатиться через свою усталую голову. Не существовало ничего, кроме тьмы и непрестанного плеска беспокойных волн.
И тем не менее неким причудливым образом Дин знал, что он какая-то внешняя его часть по-прежнему пребывает в сознании. Он понимал, что они с доктором Ямадой вышли из дома, сели в машину и едут, едут долго. Он то его странное, внешнее «я» рассеянно разговаривает с доктором, входит в его дом в Сан-Педро, пьет, ест. И все это время его душа, его подлинная сущность, погребена под волнами черноты.
Вот, наконец, и постель. Плещущий внизу прибой смешался с чернотой, охватившей его мозг. Прибой говорил с ним, когда он тихонько поднялся и вылез через окно. Падение серьезно сотрясло его внешнее «я», но он очутился на земле безо всяких повреждений. Пробираясь на берег, он держался теней черных голодных теней, похожих на тьму, которая окутывала его душу.
Глава 3
Три страшных часа
Внезапно Дин снова пришел в себя окончательно. Его привела в чувства холодная вода вода, в которой он плавал, когда очнулся. Он был в океане, его несли волны, серебристые, как молния, время от времени вспыхивающая над головой. Он слышал гром, чувствовал болезненные удары капель. Не задаваясь вопросом о столь внезапном перемещении, он поплыл вперед, словно отчетливо представив себе какую-то конечную точку. Впервые почти за месяц он чувствовал себя полным сил, чувствовал себя самим собой. Он испытывал душевный подъем вопреки всему; он больше не тревожился о недавней болезни, о непонятных предостережениях дяди и доктора Ямады и о чужеродной темноте, которая до этого омрачала его ум. В сущности, ему больше не надо было думать его словно направляли во всех движениях.
Теперь он плыл параллельно берегу и с удивительной отстраненностью отмечал, что буря утихла. Бледное туманное сияние нависало над плещущимися волнами и манило к себе.
Воздух был зябкий, как и вода; волны высокими, но Дин не испытывал ни холода, ни усталости. А увидев тех, кто ожидал его впереди на каменистом берегу, он полностью утратил ощущение себя в нарастающем потоке безудержной радости.
Это казалось необъяснимым, поскольку то были существа из его последнего, самого дикого кошмара. Даже сейчас он не мог их четко разглядеть из-за прибоя, в котором они играли, но их зловещие очертания смутно напомнили о пережитом ужасе. Существа были похожи на тюленей: большие, рыбообразные, толстобрюхие монстры с мясистыми бесформенными головами. Эти головы покоились на удлиненных шеях, волнообразно двигавшихся со змеиной гибкостью, и он отметил, без каких бы то ни было эмоций, за исключением любопытного чувства узнавания, что головы и тела существ выбелены морской водой.
Вскоре он уже плавал среди них плавал с необычайной и пугающей легкостью. Он внутренне ликовал, вспоминая прошлый опыт, что теперь его нимало не пугают морские чудовища. Вместо этого он с ощущением родственной близости слушал их странное низкое кряхтение и фырканье. Слушал и понимал!
Он просто знал, что́ они говорят, и это его не изумляло. Он не пугался того, что слышал, хотя в предыдущих снах те же слова сотрясали всю его душу бездонным ужасом.
Дин знал, куда они направляются и что собираются делать, когда вся группа снова выплыла на открытую воду, и все же не устрашился. Вместо этого при мысли о том, что его ожидает, он почувствовал странный голод голод, который заставил его встать впереди и повести к северу всех этих существ, с волнообразной стремительностью скользящих по чернильным водам. Они плыли с невероятной скоростью, и все же прошло несколько часов, прежде чем из мрака соткался нависающий над водой морской берег, озаренный с воды слепящим светом.
Сумерки над океаном сгустились до настоящей темноты, но свет был яркий. Похоже, он шел с останков огромной конструкции, затонувшей у самого берега, от внушительных размеров корпуса, плавающего в воде, как раненое животное. Вокруг него толпились лодки и покачивались огоньки, в свете которых вырисовывался берег.
Словно влекомый инстинктом, Дин и плывущая вслед за ним стая направлялись к этому месту. Неслись быстро и беззвучно; их покрытые слизью головы растворялись в тени, где они старались держаться, кружа вокруг лодок и постепенно приближаясь к разбитому остову. Вот конструкция уже нависла над ними, и Дин увидел, как люди в отчаянии размахивают руками, один за другим уходя под воду. Огромная бесформенная масса, с которой они прыгали, представляла собой груду переломанных балок, в коих угадывались искореженные очертания смутно знакомой ему формы.
С удивительным равнодушием он лениво плавал вокруг, стараясь не попадать в лучи света, прыгающие по волнам, и наблюдал за действиями своих спутников. Те выискивали добычу. Широко раскрывались зловещие пасти в ожидании тонущих людей, а узкие когти выгребали тела из темноты. Каждый раз, когда над волнами появлялся человек, которого еще не успели подхватить спасательные лодки, кто-нибудь из морских тварей умело подцеплял свою жертву.
Через некоторое время они развернулись и медленно поплыли прочь. Но теперь многие из существ прижимали к своей чешуйчатой груди жуткие трофеи. Удачливые охотники утаскивали с собой во мрак утопленников, чьи бледные белые конечности бессильно тянулись за ними в воде. В сопровождении низкого плотоядного смеха чудовища вдоль берега уходили обратно.
Дин плыл вместе с остальными. Его ум снова затуманился. Дин знал, что такое были эти твари в воде, однако не мог их назвать. Он видел, как омерзительные исчадия ада схватили обреченных людей и потащили на глубину, но не препятствовал ведь все происходило как должно. Даже теперь, когда плыл с пугающим проворством, он чуял зов и не вполне мог понять его зов, на который отвечало его тело.
Постепенно стая, состоящая из монстров с их поклажей, рассеивалась. Со зловещим всплеском они исчезали в ледяных черных водах, утягивая за собой безжизненные тела людей в черноту глубин.
Они были безумно голодны. Дин знал это как само собой разумеющееся. Он плыл дальше вдоль берега, подчиняясь странному позыву. Да, именно так: он был голоден.
И теперь он отправлялся за едой.
Многие часы неуклонного движения к югу. И вот знакомый пляж, а над ним освещенный дом, который Дин узнал: его собственный дом на скале. По склону спускались фигурки два человека с фонарями. Нельзя было допустить, чтобы они его увидели, он не понимал почему, но твердо знал нельзя. Он прокрался вдоль берега, держась поближе к кромке воды. И даже так он двигался стремительно.
Люди с фонарями остались позади. Впереди вырисовывались другие знакомые очертания пещера. Кажется, он перелезал раньше через эти камни. Он знал участки тени, которыми была испещрена скала, и знал узкий проход в камне, через который он сейчас протиснул свое обессилевшее тело.
Что это кто-то кричит вдалеке?
Темнота и плеск бухты. Он пополз дальше, чувствуя, как холодные воды охватывают его тело. Снаружи пещеры, заглушенный расстоянием, донесся настойчивый зов:
Грэм! Грэм Дин!
В ноздри ему проник запах илистой морской гнили знакомый приятный запах. Теперь Дин знал, где он. Это была пещера, где в своем сне он поцеловал морскую обитательницу. Пещера, в которой
Теперь он вспомнил. Черный морок в голове рассеялся, и Дин все вспомнил. Его мозг соединил пробелы в памяти, и он снова увидел, как приходил сюда раньше, тем же вечером, до того как очутился в воде.
Сюда его призвала Морелия Годольфо; сюда в сумерках направил его зловещий шепот этой морской твари, когда он встал с постели в доме доктора Ямады. Как песнь сирены, этот шепот выманил Дина сюда в его снах.
Теперь он вспомнил, как она свилась у его ног, когда он вошел, вздыбила побелевшее от морской воды тело, чтобы ее звериная голова оказалась рядом с его головой. А затем страстные мясистые губы прижались к его губам отвратительные склизкие губы поцеловали его снова. Влажным, промозглым, пугающе жадным поцелуем! Чувства Дина потонули в мерзости этого поцелуя, ибо он знал, что с этим вторым поцелуем он обречен.
«Морская обитательница заберет ваше тело», говорил доктор Ямада, и второй поцелуй означал гибель.
И все это произошло каких-то несколько часов назад!
Дин метался по каменному мешку, стараясь не угодить в воду. В какой-то момент он впервые за эту ночь опустил взгляд на свое тело: волной изогнув шею, глянул на обличье, которое носил на протяжении трех часов, проведенных в море. Он увидел рыбоподобную чешую, бородавчатую белесую кожу, покрытую слизью; увидел жилистые плавники. И тогда он заглянул в воду бухты, чтобы разглядеть отражение своего лица в тусклом лунном свете, просачивающемся через трещины в скале.
Он увидел все
Его голова покоилась на длинной шее рептилии. Антропоморфная голова с резкими, до уродливости нечеловеческими очертаниями. Глаза были белые и выпуклые; они таращились стеклянным взглядом утопленника. Носа не было, а центр лица занимали сплетенные в клубок червеобразные синие щупальца. Самым отвратительным был рот. Дин увидел на мертвом лице бледные белые губы человеческие губы. Губы, которые целовали его собственные губы. А теперь они принадлежали ему!
Он пребывал в теле кошмарной морской твари той, что однажды завладела душой Морелии Годольфо!
В этот момент Дин с радостью принял бы смерть, ибо вынести дикий, богомерзкий страх этого открытия было выше его сил. Теперь он все понял о своих снах и о легендах; он познал истину и заплатил ужасную цену. Он явственно вспомнил, как очнулся в воде и поплыл навстречу тем другим. Он вспомнил громадную черную массу, с которой утонувших людей собирали в лодки, останки разбитой конструкции в воде. Что там рассказывал Ямада? «Когда случается кораблекрушение, они отправляются на его место, как стервятники на пир». И сейчас наконец он понял то, что́ ночью от него ускользнуло: что это была за конструкция в воде. Это был рухнувший дирижабль. Дин отправился к обломкам вместе с этими тварями, и они забирали людей Три часа О боже! Дину остро захотелось умереть. Он обитал в морском теле Морелии Годольфо, и оно было слишком гнусно, чтобы в нем жить.
Морелия Годольфо! Где она сейчас? И где его собственное тело, внешняя оболочка Грэма Дина?
Шорох в тени пещеры, раздавшийся позади, возвестил ему ответ. В лунном свете Грэм Дин увидел себя увидел свое тело, разглядел все его очертания. Согнувшись, оно тайком кралось мимо бухты в попытке улизнуть.
Перепончатые плавники Дина стремительно задвигались. Его тело повернулось.
Видеть себя отраженным без зеркал было отвратительно; еще отвратительнее было видеть, что на его лице больше нет его глаз. Хитрые, злобные глаза морской твари глядели на него, скрываясь за маской из живой плоти, и горели праисторическим дьявольским огнем. Псевдочеловек рыкнул на него и попытался юркнуть в темноту. Дин последовал за ним, на всех своих четырех конечностях.
Он знал, что надо сделать. Эта морская тварь Морелия забрала его тело во время того последнего черного поцелуя, а его насильно отправила в свое тело, но она еще не окрепла в достаточной степени, чтобы выйти в мир. Потому-то он и нашел ее все в той же пещере. Но теперь она уйдет, и дядя Майкл никогда ничего не узнает. Не узнает и мир, какой ужас крадется по нему, узнает, только когда уже будет поздно. Дин, содрогаясь от отвращения к собственной жалкой оболочке, понимал, что должен сделать.
Он намеренно загнал свое ложное тело в каменный угол. В ледяных глазах появился страх
Звук заставил Дина изогнуть змеиную шею и обернуться. Остекленевшими рыбьими глазами он увидел Майкла Ли и доктора Ямаду. Они входили в пещеру с фонарями в руках.
Дин знал, что они сделают, и ему уже было все равно. Он навалился на человеческое тело, которое вмещало душу морской твари, обхватил трепещущими плавниками, обнял и приблизил зубы к белой, человеческой шее чудовища.
Позади он слышал крики, но это было уже не важно. Ему необходимо исполнить долг, совершить искупление. Уголком глаза он увидел ствол револьвера, сверкнувшего в руке Ямады.
Затем пришли две разящие вспышки пламени и забвение, которого Дин так жаждал. Но он умер счастливым, ибо искупил черный поцелуй.
Уже проваливаясь в небытие, Грэм Дин звериными клыками прокусил свое собственное горло, и сердце его наполнилось миром, ибо на пороге смерти он увидел, как он сам умирает
Его душа растворилась в третьем черном поцелуе смерти.
Насмешка Друм-ависты
Есть история о зловещих голосах, однажды ночью раздавшихся на мраморных улицах давно павшего Бел-Ярнака. «Зло пришло в наши земли, рок настиг прекрасный город, где живут дети наших детей. Горе, горе Бел-Ярнаку», говорили они. Тогда жители города в страхе собрались тесными группами, опасливо поглядывая на Черный минарет, громада которого нависала над храмовыми садами, ибо известно каждому: когда в Бел-Ярнак приходит беда и близится страшный конец света вини Черный минарет.
Горе, горе Бел-Ярнаку! Давно пали его сияющие серебряные башни, ушло волшебство, померк лоск. А ночами, втайне, под тремя лунами, стремительно совершающими свой забег по бархатному небу, из Черного минарета выбиралось неотвратимое зло.
Жрецы Черного минарета были могущественными волшебниками. Алхимики и колдуны, они вечно искали философский камень, ту неведомую силу, что позволила бы им превращать все на свете в редчайший металл. Глубоко под храмовыми садами Торазор, величайший из жрецов, мудрейший из жителей Бел-Ярнака, в лиловом свете окуру-ламп неустанно трудился над блестящими дистилляторами и пылающими тиглями. В поисках эликсира он работал денно и нощно, неделями, годами, пока чудесные луны катились к горизонту. Улицы Бел-Ярнака уже были вымощены золотом и серебром; блестящие алмазы, лунные опалы и пламенеющие метеоритные камни фиолетового цвета превратили город в восхитительное зрелище, сделали его сверкающим в ночи маяком для усталых путников, заплутавших в песках. Но Торазор искал более редкий элемент. Тот существовал на других планетах затейливые телескопы астрономов обнаружили его присутствие на беспорядочно разбросанных по небу пылающих звездах, из-за которых ночное небо над Бел-Ярнаком превращалось в зеркало, отражавшее искрометное великолепие города, в пурпурный звездный гобелен, на котором вышивали узоры три луны. Поэтому Торазор не переставал трудиться под Черным минаретом, сложенным из блестящего оникса.
Он терпел неудачу за неудачей и в конце концов решил, что сможет отыскать заветный эликсир лишь с божественной помощью. Но не мелких идолов или богов добра и зла святотатственно призвал Торазор из Бездны, а самого Друм-ависту, Того-что-живет-по-ту-сторону, его темное сиятельство. Ибо разум Торазора помутился; от многолетнего труда и многочисленных неудач им владела лишь одна мысль. Поэтому он совершил запретный ритуал: начертил Семь Кругов и произнес имя, пробудившее Друм-ависту от его сонных дум.