Сжигать нас надо. Чтобы падальщики дальше заразу не распространяли.
Знаю. Я ветками завалил и подпалил. Кости только обугленные остались.
Молодец, похвалил доктор.
А дальше один. Нормальных попутчиков не встретил, в основном ублюдки попадались или психи.
Таких сейчас большинство, Хирург остановился и показал палкой налево, вон хутор мой. Почти пришли. Тебе дальше прямо.
Хутор? заволновался Лёня, а там много людей уцелело?
Два калеки. Один перед тобой. От хутора мало что осталось, сгорела половина. Пока не стемнело, тебе надо как можно дальше уйти отсюда. До тех деревьев еще провожу, а потом ты сам.
Они дошли до длинной лесополосы. Высокие старые тополя угрюмо покачивались и шуршали листьями, несколько ворон каркали на ветках, беспокойно посматривая на людей недружелюбным взглядом.
Ну всё, турист, прощай.
Еще раз спасибо, Лёня чуть не протянул руку своему спасителю, от старых привычек было сложно избавиться, стоп, ну возьмите хоть лапшу! Сварите и вспомните меня. Чем-то я Вас отблагодарить должен!
Тебе нужнее, молодому растущему организму необходимо хорошо питаться. И так тощий как скелет. Дорога длинная, пригодится.
Тогда сгущенку
Перестань. Долгие проводы лишние слёзы. И мой совет тебе напоследок: Cave canem.
Звучит круто. Как заклинание в Гарри Поттере. А перевод?
Берегись собаки, улыбнулся доктор.
Прощайте! Держитесь, не падайте духом!! Лекарство обязательно найдут!
Лёня повернулся, сделал шаг, второй, третий и рухнул лицом в землю. Хирург понюхал пятно свежей крови на дубинке, а затем скинул свой рюкзак. Он быстро извлек прочный трос, чистую пластиковую бутылку, металлизированный скотч, широкую чашку из нержавейки и маленькую кружку. Затем торопливо обвязал веревку вокруг ног парня, перекинул её через толстый сук и потянул. Несмотря на худобу, Леня весил прилично, доктор с кряхтением едва поднял его на полтора метра.
Дышишь? Это хорошо. С мертвых крови мало, вполголоса пробормотал Хирург, закрепив трос.
Он замер, прислушался, осмотрелся по сторонам, а затем оторвал кусок скотча:
Чуть не забыл рот тебе заклеить. Ни к чему нам лишние крики. Место тут глухое, безлюдное, но мало ли
Лёня очнулся. Затылок жутко болел, тошнило, перед глазами расплывались мутные темные круги. Он попытался что-то сказать, но лишь промычал с залепленными губами. «Спаситель» достал скальпель. Левой рукой он схватил жертву за волосы, а правой резанул по шее.
Не дергайся. Расплескаешь, произнёс Хирург таким тоном, точно речь шла о стакане с чаем. Он поспешно убрал скальпель на место и поднес к ране глубокую чашку.
Сердце бедняги бешено колотилось, выталкивая через поврежденную артерию ярко алую кровь. Доктор знал, где резать. Через пару минут всё кончилось. Хирург зачерпнул кружечкой красную жижу из наполненной чашки, продегустировал её с видом сомелье, затем перелил остатки крови в чистую бутылку и бережно убрал в рюкзак.
Труп плавно покачивался из стороны в сторону. Маятник-мертвец остекленевшими глазами таращился в пустоту. Вдалеке завыли собаки. Возможно, они уже почуяли, что сегодня перепадет мясца, всех падальщиков ожидало сытное пиршество. Хирург щелкнул складным ножом, отрезал трос и смотал его. Полезными в хозяйстве вещами доктор не разбрасывался.
Спасибо тебе, турист. Вот ты меня и отблагодарил. Теперь в расчете, Хирург поднял дубинку и направился к хутору.
В это самое мгновение сильный порыв, наконец, оторвал упрямый пакет от куста возле ЛЭП. Кусок полиэтилена сдался. Ветер, играясь, взметнул его в темнеющее небо и погнал дальше.
Глава 2 Осторожно, злые хозяева
Юля закуталась в тёплое одеяло, но всё равно ощутила, как по коже пробежал холодок. Она проснулась за секунду до щелчка рации. Чутьё предупредило об опасности как раз в тот момент, когда первый бандит перелез через забор. Часы показали половину третьего ночи.
Куницыной потребовалось пару секунд, чтобы прийти в себя. Юля сунула руку под подушку, вытащила пистолет, спрыгнула с кровати и затаила дыхание. Она не выглядела на свои семнадцать: миниатюрная, светловолосая, с бледной кожей посторонний человек дал бы ей лет пятнадцать, не больше. В Юле еще сохранилась легкая подростковая угловатость. Не гадкий утёнок, но и не прекрасный лебедь.
Рация тихо зашипела голосом Тараса Романовича, которого все привычно называли Бобёр-старший:
Историк, жди сигнала. Подпустим ближе. Мы бьём задних, а ты передних. Приём.
Понял. Саня, как у тебя? Приём, раздался голос папы из соседней комнаты. Отец вжался в стену и осторожно разглядывал улицу через окно.
Тихо, как кошка, Юля пробралась в его спальню, не проронив ни слова.
Пока никого. Приём, ответил Швец.
Саня, секи свой участок. Чтобы с тыла не зашли! Мы тут сами разберемся, предупредил Тарас Романович.
Сашка Швец, он же Таран, жил через дом от них. Юля представила, как он сейчас бегал по второму этажу от одного окошка до другого, высматривая незваных гостей.
А противники прибывали. Один, второй, третий. И все на их участок. Налетчики выбрали не самую удачную ночь. Стареющая, но почти полная луна отлично подсвечивала силуэты незнакомцев. Когда пятый бандит перемахнул через ограду, Бобёр-старший скомандовал:
Огонь!
Историк быстро приоткрыл окно и выстрелил. Грохот его гладкостволки слился с щелканьем «Сайги» Тараса Романовича. Следом жахнул дробовик Бобра-младшего.
Мародеры были уверены, что посёлок спит, и не ждали такого горячего приёма. Ошибочка вышла. Вместо хлеба с солью их щедро угостили сталью и свинцом.
Спокойно. Сидим. Наблюдаем. Приём, невозмутимо пробубнил Тарас Романович, словно секунду назад он пристрелил не двух человек, а просто сбил из «воздушки» пустые консервные банки.
Один шевелится. Приём, заметил Историк.
Юля различила в его голосе дрожь, руки у отца тоже тряслись. Школьному учителю сложно было перестроиться и стать убийцей. Но он старался. Старался ради неё.
Динамик вновь зашипел:
Мы с Витькой выходим. Историк, ты следом. Саня, прикрывай сверху. Приём.
Приказы Тараса Романовича не обсуждались. По части военно-тактических вопросов он считался непререкаемым авторитетом в посёлке.
Юлька, не высовывайся, бросил на ходу отец и затопал вниз по лестнице. Дочь послушно осталась в комнате, понимая, что толку от неё сейчас все равно мало.
Во дворе громко стонал раненый. Одна пуля прострелила ему бедро, вторая вошла между ребер чуть ниже сердца. Трое его подельников лежали неподвижно, упокоившись навеки. Бобровы обступили противников, но ближе чем на метр не подходили.
Жаль, пятый ушёл, с досадой проворчал Витька, которому досталось фамильное прозвище «Бобёр-младший».
Сами виноваты. Мы с тобой в одного ударили. Вон, в зеленой олимпийке валяется, Тарас Романович кивнул на мертвеца с тремя пробоинами.
Так я правого жахнул, как договаривались, а потом всех подряд, пожал плечами Витёк.
Боброву-младшему недавно исполнилось двадцать. Когда он стоял рядом с отцом, казалось, что Тарас Романович клонировал себя и создал точную копию на тридцать лет моложе. Роста они были среднего. Широкоплечие, большеголовые, с мощными лбами, крепкими подбородками и кривыми ломаными носами. Характер обоим достался задиристый, но отходчивый.
Отец с сыном успели переброситься парой фраз, прежде чем к ним присоединился Историк. Это прозвище сразу прилипло к Михаилу Ильичу Куницыну, когда в посёлке узнали, кем он работает.
В этого я стрелял, вздохнул Историк, рассматривая раненого.
Жестокий ты человек, Ильич. Не гуманный, а еще учитель, с порицанием усмехнулся Бобёр-старший, почему не насмерть? Зачем бедолагу мучиться заставляешь?
Сам знаешь, какой я снайпер.
Ладно. Витька, следи за дорогой, вдруг группа поддержки пожалует, а мы тут потолкуем с товарищем.
Налётчик корчился от боли не в силах подняться. В душе раненого теплилась надежда, что раз его не грохнули сразу, то может и пощадят. Так уж устроена человеческая природа цепляться за жизнь до последнего вздоха. Особенно когда эта жизнь висит на тонком, до предела натянутом волоске.
Вы нахрена к нам полезли?! рявкнул Тарас Романович.
Бандюга ответил не сразу. Он простонал что-то невнятное, а затем едва выдавил из себя:
Жратву искали
Бобёр-старший хмуро оглядел оружие противников: старенькая, видавшая виды двустволка ИЖ-58, два топора да алюминиевая бита. С чем лез пятый грабитель, которому удалось удрать, никто не запомнил.
Жратву говоришь? Вы же знали, что здесь живут! Это не мародерка, а разбой, тут другой спрос, Тарас Романович придвинулся на полшага, чтобы лучше разглядеть лицо чужака.
Сколько вас? Где лагерь?! требовательно, как на уроке, спросил Историк.
Но его вопросы остались без ответа. Раненый закряхтел, кашлянул и потерял сознание.
Бобров устало зевнул:
Кончай его. Хрена собачьего он нам расскажет, а пытать я не хочу. И так ясно очередная ватага чесоточников.
Из-за этой банды мужики последние три дня дежурили в усиленном режиме. Не высыпались, сидели как на иголках. Когда Витька заметил слежку, все поняли, чем это закончится. Такое уже проходили.
Историк, чего завис? Добивай, говорю, повторил Тарас Романович.
Юля наблюдала за происходящим из своей уютной чистенькой комнаты на втором этаже. Куницына видела, как отец поднял ружьё и прицелился в голову налетчику. Но тут Бобер-старший замахал руками. Историк покачал головой и отшагнул. Они начали спорить. Юлька приоткрыла окно, чтобы послушать разговор.
у нас не армейский склад, беречь патроны надо, так кончай.
Долетала до Юли концовка фразы Тараса Романовича. Отец не соглашался:
Бобёр, я ж не палач, чтоб головы рубить. Давай сам
Нет уж, Ильич! Ты ранил, ты и добивай!
Тьфу! рассердился Историк и направился за угол дома. Вскоре он вернулся с большим топором.
На свою беду раненый пришел в сознание, увидел, какую ему приготовили казнь, забыл про боль и попытался отползти к калитке:
Пощадите! Не убивайте!
Все равно, сынок, тебе подыхать. Вон уже какое пятно на шее, -почти с отцовской заботой ответил Тарас Романович.
Это родимое! Клянусь, родимое! Я чистый, правда, чистый, тараторил бандит, хотя пару минут назад едва ворочал языком.
Ага, родимое. У тебя, у кореша твоего на руке. Все вы меченные. Ты же знаешь, конец один долгий, жуткий, мучительный. А мы быстро. Зажмурься, и почувствовать не успеешь.
Нет, есть средство, есть, прошипел раненый, харкая кровавой пеной. Ползком на животе он почти добрался до приоткрытых ворот, словно за оградой ему кто-то гарантировал безопасность. Внезапно путь к отступлению перекрыл Бобёр-младший. Молчаливая суровая фигура Витьки казалась неприступной точно бетонная стена.
Историк, руби уже! Не могу смотреть, как трепыхается. Хоть бандит и чесоточник, но человек всё же, поторапливал Тарас Романович.
Куницын не шевелился. Сгорбившись и опустив плечи, он безучастно смотрел на противника.
Ну, твою ж мать, интеллигенция! Пора бы чешуей обрасти, жестче надо быть, жестче!
Бобёр-старший выхватил топор, высоко поднял над головой и резко опустил. В последний момент раненый повернулся к нему лицом, инстинктивно выставил руку, пытаясь защититься от безжалостного металла, вскрикнул и тут же затих. Лезвие вонзилось аккурат между глаз.
Вот и всё. Не сложнее чем дрова колоть, крякнул Тарас Романович, сплюнув горькую слюну, Витька, давай за горючкой, обожжем их, а утром закопаем.
Бобёр-младший тут же отправился исполнять поручение бати. Мужики даже не попытались обыскать трупы. Первое правило выживания гласило: «Никогда не трогай чесоточника, даже мертвого. Ничего у него не бери и вообще держись как можно дальше».
Через пару минут мертвецов облили бензином, и во дворе заполыхало. До отвращения аппетитно потянуло жареным мясом все уже подзабыли вкус шашлыка. Хрюшек, овечек, коровок и другую живность также коснулась эпидемия. Микроскопические чесоточные клещи проникали почти во всё, что бегало по земле и даже летало над её поверхностью. Если б не рыба, «чистым» пришлось бы поголовно переходить на вегетарианскую диету.
Мужики подождали пока огонь потухнет и разошлись по домам. Бобёр-младший и Саня Таран остались за дежурных, а остальные могли отдохнуть до утра.
Юлька облегченно выдохнула, когда скрипнула дверь и послышались тяжелые отцовские шаги на лестнице. Михаил Ильич шёл медленно, точно дряхлый старик. Наконец, он поднялся на второй этаж, замер в коридоре и повернулся в сторону комнаты дочери:
Кино закончилось, отбой.
Юлька съежилась на кровати. Прижимая подбородок к коленям, она обхватила ноги худенькими ручонками и слегка раскачивалась:
Что он сказал?
Ты о чем?
Перед тем как Бобёр его зарубил, он что-то крикнул про лекарство или средство какое-то. Я не разобрала
Историк задумался и вытер испарину со лба:
От страха бредил. Забудь. Отдыхай. Мне тоже надо выспаться, завтра тела закапывать. Тарас наряд выписал за то, что добить отказался.
А почему ты не смог его ударить топором? тонкий голосок Юли из темноты звучал чуть жутковато.
Не знаю, мышка. Убивать оно легче, чем рожать, но тоже не всем дано. Тем более так. Одно дело выстрелить, а другое ох, проехали.
Отец ушел в свою комнату. А Юльке еще целый час не давали покоя разные мысли, предсмертные слова незнакомца глубоко засели у неё в голове.
ГЛАВА 3. ВЕСНА
Душа вышла из тела
И вернулась обратно.
Поболело прошло,
И остались лишь пятна
Пятна прошлых надежд
И любви безвозвратной,
Разбежались по коже
Ярко-красные пятна.
Счастья даже крупица
Не дается бесплатно,
У всего есть цена,
И расплата нам пятна.
Юля закончила стих, но еще пару минут раздумывала над последним четверостишьем. Хотелось поменять концовку. Однако ничего интереснее в голову не пришло, и она оставила всё как есть. Куницына захлопнула толстый ежедневник, который служил ей дневником. Писала она в нём редко, в отличие от отца. Это он приучил Юлю вести дневник, после того как паутины социальных сетей порвались, Интернет рухнул, а желание делиться своими мыслями и воспоминаниями осталось.
Михаил Ильич как школьный историк, начал вести свою летопись задолго до эпидемии. Его дневники занимали половину книжного шкафа. И теперь он почти ежедневно делал короткие пометки, описывая падение цивилизации от лица обывателя. Историк в шутку называл это «Хроники Куницына».
Юля взглянула на часы:
«Пора бы им уже вернуться. Может, на озеро зашли? Нет, корм не взяли. Тогда тем более пора».
Утром отец с Бобровыми отправился закапывать вчерашних налетчиков. Вернее их обгорелые останки. Братскую могилу для таких незваных гостей организовали в овражке за посёлком.
Юлька нервно царапнула ногтями подоконник. Прошло пять минут, затем десять. Никого. Она поднялась с кровати, провела рукой по старому настенному календарю с постером любимой рок-группы, а затем остановила взгляд на фотографиях. Три одинаковых рамочки висели на стене: портрет Юли в пятнадцать, Юля с папой в аквапарке, Юля, папа, бабушка и дедушка на юбилее. Но семьи в полном составе не было ни на одном фото.
Прогуляюсь к «скворечнику». Оттуда хорошо дорога просматривается, сказала Куницына, словно в комнате еще кто-то был. В одиночестве она часто разговаривала сама с собой. Звучащий голос успокаивал её лучше, чем мысли в голове.
Юлька надела джинсы, заправила в них футболку с длинным рукавом и натянула перчатки. Теперь даже в жару приходилось ходить в закрытой одежде. «Модные тенденции» постапокалипсиса гласили чем меньше видно кожу, тем сложнее чесоточным клещам поселиться в твоём теле.