Злость уходила. Столько людей разметало за эти четыре года, столько исчезло, пропало без следа. Но свою надежду он держал цепко, словно щипача, взятого на кармане, чтобы не вывернулась. Ничего, войне конец ни сегодня завтра. Вот добьём гада, говорил себе Горстин, демобилизуюсь и Лиду сам найду. Не успокоюсь, пока не отыщу! И бумажек слать не буду, а ножками, ножками, как в розыске. В Василеостровском УГРо он хорошим оперативником был, не оплошает
Обычно, думая о дочери, Горстин и засыпал, хотя вряд ли отдавал себе отчёт в этом.
Сон его был глубоким и спокойным, без сновидений, словно тихий омут. За четыре -шесть часов такого сна организм успевал восстановиться полностью. Капитану Горстину шёл двадцать седьмой год.
***
Москва, ГУКР «СМЕРШ», 20 апреля 1945 г. 01:00
Начальник 4-го отдела ГУКР «СМЕРШ», полковник госбезопасности, Пётр Петрович Тимофеевский ещё раз перелистал утверждённый и согласованный план операции в норвежском фьорде Нордхейм-Лааме.
Утром его вызвал к себе Абакумов.
Пётр Петрович, сказал он без долгих предисловий, Сегодня к четырнадцати часам, поедешь в Генеральный штаб, пропуск на тебя выписан. Будешь участвовать в разработке операции по захвату немецкого секретного объекта на территории Северной Норвегии. Профиль, в принципе, твой, ничего нового. Все подробности узнаешь там. Сейчас могу сказать, что группой и операцией будет командовать твой человек
Кто-то конкретно?
Да, капитан Горстин
Хорошо, протянул Тимофеевский.
Абакумов усмехнулся. Одутловатые щёки приобрели синеватый оттенок.
Ты думаешь?
Полковник промолчал, ответа явно не требовалось, но под ложечкой вдруг тоскливо потянуло, ворохнулось под рёбрами.
Генерал смотрел в упор, поблёскивая глазами.
Тут, Пётр Петрович, такое дело, что не знаешь: что хорошо, а что не очень
Глава ВКР, обмяк в кресле, потёр щёки ладонями. Тимофеевский ждал, но примерно догадывался в чём дело. Бюрократические интриги между аппаратами ГРУ, НКВД и контрразведкой были обычным делом. Год назад Абакумов попытался переподчинить себе крупнейшие операции по дезинформации генерального штаба Вермахта, «Монастырь» и «Послушники», проводимые 4-м управлением НКВД Судоплатова. Эти радиоигры, имевшие, по сути, контрразведывательный характер, дали начало ещё более крупной и не менее успешной операции «Березино». Результаты докладывались Верховному напрямую, по итогам многие сотрудники НКВД были отмечены высокими наградами. Формально у ВКР были все основания переподчинить себе все три радиоигры, но Судоплатов отстоял подчиненность операций НКВД. Абакумов был глубоко уязвлён. На уровне начальников отделов ВКР центрального аппарата это понимали все.
Дурные предчувствия полковника усилились. Кажется, руководство предстоящей операцией Абакумова не радовало: или задание невыполнимо, или это руководство не более, чем роль болвана в старом польском преферансе.
Задачу поставил С А М, сказал Абакумов, Он же фактически назначил командира группы
Тимофеевский кивнул, с трудом сохраняя нейтральное выражение лица. Вот кому понадобилась недавняя справка из личного дела Горстина. Но уровень для капитана, пусть и отличного, успешного сотрудника, что-то уж очень высок. Операция межведомственная. Кто и в какой момент потянет одеяло на себя?.. Как обеспечить секретность? Кто в итоге будет отвечать за провал, упаси Господи? Впрочем, лавры делить желающих всегда больше. Хуже нет таких операций
Абакумов реакцию подчинённого уловил, хлопнул ладонью по столу, словно придавил невысказанное, лишнее.
Значит так! Все неотложные дела сдавай на сегодня заместителю. Вызывай Горстина в Москву. На двадцать четыре часа готовь спецрейс на Мурманск. Сам отправляйся в Генштаб. Общий план операции, детали подготовки, ресурсы и средства всё должно быть выработано к восемнадцати ноль-ноль. В двадцать один час доклад Верховному и утверждение. Всё, подполковник, свободен!..
Начальник 4-го отдела в раздражении повторил жест Абакумова, прихлопнув листки с размашистой резолюцией, словно муху. Скоропалительных планов он не любил, и совещание это цирк с конями! Шапито! Там только ленивого не было. Разведка и контрразведка флота раз; фронтовая и закордонная разведка Главного разведуправления два; он сам, то есть диверсионный отдел ВКР ГРУ три, да ещё и Судоплатов собственной персоной. От погон, орденов, зигзагов и звёзд в глазах рябило, как на торжественном заседании к юбилею РККА, и в довершении всё этой фантасмагории, чёрной дырой на звёздном небе пятнал собрание высокий тощий человек в полувоенном френче без знаков различия, который за всё время не произнёс ни слова, не пошевелился ни разу, только изредка подёргивались складки на сморщенной как у ящерицы шее
Преамбула была такая.
В конце февраля 5-й (диверсионный) и 6-й (фронтовой, армейской и окружной разведки) отделы ГРУ НКО СССР начали осуществлять масштабную операцию по освобождению и предотвращению полного уничтожения узников концентрационных лагерей перед наступающими фронтами Красной армии. Одним из самых удачных этапов этой сложной и многоходовой акции, оказалось предотвращение «марша смерти» заключённых лагеря «Малевицхаузен» в восточной Германии. Около двух тысяч заключённых, колоннами по несколько сотен человек вывели с территории лагеря в направлении балтийского побережья, где их намеревались погрузить на баржи и затопить в море.
Две диверсионные группы ГРУ и четыре отряда из фронтовой разведки атаковали охрану колонны в пути. Ещё две группы разведчиков атаковали охрану опустевшего лагеря. Ещё одна здание Центральной инспекции концентрационных лагерей» недалеко от «Малевицхаузена», после чего танковый клин 223-й бригады при поддержке пехотного батальона и двух миномётных рот, стремительно выдвинулся к «Малевицхаузену», поддержал разведчиков, смял и отогнал разрозненные части СС.
Операция была спланирована отлично и скоординирована с подпольным комитетом сопротивления узников лагеря, который гестапо так и не смогло выявить и уничтожить. Две тысячи человек было спасено от тотального уничтожения. Ещё одним результатом операции стал захват архива «Центральной инспекции лагерей». Немцы не успели вывезти ни одной бумажки.
Так стало известно, что за период с 36-го по 44-й год в больничных бараках «Малевицхаузена» работало несколько врачей-садистов. Курт Вивер исследовал свёртываемость крови и испытывал препараты и вещества влияющий на этот процесс. Артур Хист изучал возможности лечения некоторых смертельно опасных, новых болезней. Наконец, в конце сорок четвёртого, некто Отто Ранке, прозванный заключёнными «Голос Дьявола», испытывал на узниках разнообразные методики воздействия на мозг. В чём это воздействие заключалось неизвестно. Испытуемые Ранке никогда не возвращались в свой блок. Никаких записей о преступных экспериментах не обнаружено, установлено только, что по запросам некоего Хайнца Бойзела не менее сорока заключённых математиков, физиков, инженеров были вывезены из лагеря.
Все эти люди Вивер, Хист, Ранке были сотрудниками института целевого военного значения и отчитывались непосредственно перед неким Вольфрамом Зиверсом, административным управляющим института, структуры возникшей из поглощённого СС «Аненербе»! А пленные учёные, вывезенные из лагеря, решали под общим руководством Бойзела прикладные задачи, которые ставили перед институтом военных исследований вермахт, люфтваффе и кригсмарине.
Здесь Тимофеевский сделал стойку, как пойнтер: Отто Ранке был захвачен оперативной группой СМЕРШ летом 43 года, в результате контрразведывательной операции третьего отдела. Старшим опергруппы был никто иной, как Горстин, тогда старший лейтенант. Как Ранке оказался в «Малевицхаузене» в сорок четвёртом? Полковник мысленно сделал зарубку в этом пункте, но с вопросами своими «умными» решил обождать пока: вводная катилась под гору.
Два дня назад, майор главного разведупра Бывалый, командир сводного отряда норвежского сопротивления и освобождённых военнопленных, действующего на территории оккупированной Норвегии передал радиограммой, что на входе во фьорд Нордхейм-Лааме его отряд захватил буксир и баржу с тремя десятками заключённых, которых командир конвоя должен был доставить на объект «Tiefe 45», или с немецкого «Глубина 45». Кто примет заключённых, как будет происходить передача, точные координаты во фьорде командир конвоя не знает. Его приказы таковы: стать на якорь в глубине фьорда и ждать. Условная фраза при контакте «Вы слышали Голос Дьявола?» Отзыв: «Не слышал, но внемлю Ему».
Этого на совещании не прозвучало, но по всей вероятности, были веские основания предполагать, что под «Голосом Дьявола» из парольной фразы, подразумевалось прозвище Отто Ранке, врача-садиста и военного преступника.
Задачу разведывательно-диверсионной группе сформулировали так: скрытно высадиться на берег Нордхейма; обнаружить замаскированную базу-лабораторию Отто Ранке, либо подземный концентрационный лагерь с такой лабораторией; определить состав и численность охраны; атаковать, а при невозможности прямой атаки проникнуть на базу, захватить Отто Ранке и экспериментальную документацию; выйти в условленное место на берегу фьорда и подать сигнал к эвакуации. На выполнение отпускалось семьдесят два часа.
Охотников разгадывать командирские ребусы решили набирать из бойцов разведотдела штаба Северного флота. Решение очевидное: знают местность, обучены вести поиск замаскированных объектов, да и сами горазды прятаться до года в скалах могли провести в рейде, путая следы так, что ни егерям, с ножа кормленым, ни ягткомандам было до них не достать. После взятия батарей на мысе Крестовом мало их осталось, но те что выжили один ко одному специалисты. Шестерых найти можно. Без странностей, правда, и здесь не обошлось. Окончательный отбор разведчиков на выход в Полярном будет проводить некий прикомандированный к группе человек из недр народного комиссариата внутренних дел. А вот из каких недр, и за какие такие заслуги полномочия осталось за дверями совещания. Хорошо хоть к кандидатуре капитана Горстина претензий ни у кого не было. «Хорошо ли?» вспомнил Тимофеевский генеральские сомнения, и под сердцем опять ворохнулось
Запасной вариант отхода группы при невозможности эвакуации морем так же предусматривался: в глубь материка, на связь с отрядом Бывалого, но не на соединение. Девятым бойцом-разведчиком в состав диверсантов вошёл норвежский патриот товарищ Харри.
Авантюра, пробормотал Тимофеевский в полумрак кабинета, разжигая потухшую папиросу.
На столе ожил телефон внутренней связи.
Прибыл капитан Горстин! доложил дежурный.
***
Северный Урал, КамЛаг 501, 17 апреля 1945 г. 05:00
Весна в этих краях приходит поздно.
Скоротечная, словно жизнь мотылька однодневки, и такая же яркая, красивая. Ожидание её витает в воздухе, но северная стужа, кажется, будет вечно стоять морозными узорами в крохотном оконце барака, словно чахоточные грёзы «доходяги». Воздух под двускатной крышей густой и холодный как студень. Он пахнет неошкуренным деревом, дранкой, гниющим тряпьём, немытыми телами и баландой. Дневальный подбросил в печь пару замшелых полешек, горький дымок щекочет ноздри.
Пар от дыхания сотни тел оседает на бровях колким инеем, склеивает ресницы.
Вдох. Тёплый шар Ци вспухает и закручивается за пупком. Выдох. Он отправляет горячий сгусток по малой макрокосмической орбите вниз, к копчику, отмечая точки пути на спине, шее, макушке; кончик языка касается верхнего нёба, замыкая «переключатель» и горячий ток Ци устремляется к надключичной ямке; точке на середине грудины, примерно против сосков; омывает вешку в районе солнечного сплетения и впадает в вихревой шар Ци за пупком. Малая орбита завершена. Вдох. Следом придёт черёд Большой, пока ступни и ладони не сделаются горячими, а Ци, следуя сосудами энергетических каналов, не наполнит истощённое тело силой. Выдох.
Учитель Чиа говорил, что следующий Дао способен прожить на энергии Ци и нескольких листьях дерева гинко сколь угодно долго. Старая притча, но губы его слабо вздрагивают в предрассветном сумраке. Что ж, гинко здесь не растёт, только больные искривлённые берёзки да крохотные сосны, что напоминают ему бонсаи, но отвар из хвои, который зэка настаивают в каждом бараке, помогает. Во всяком случае от цинги.
В глубине морозных завихрений на окне вспыхивают золотые искры.
Солнце нехотя карабкается за низким горизонтом к здешнему серому утру. Полярный день наступит только через три недели, а ему мерещатся обжигающие лучи над африканскими нагорьями. Он был там, до революции.
А в 22-м, когда замерзал на ледниках Гималаев, ему чудилась легендарная Шамбала, снились костистое лицо Глеба Бокия и жадное пламя в его глазах. Кажется, это было вчера. В памяти иногда всплывали лица: Менжинский, Кедров, Артузов. Теперь их уже не было. Никого Пожалуй, это даже хорошо, что он остался на Востоке. Иначе его убили бы без суда, следствия. Но нет. Он забирался всё дальше и дальше. Шёл по следам японского агента в приморской тайге, который оказался не совсем агентом и даже не совсем живым. Потом с отрядом ОГПУ гонял банду есаула Северцева, но его, в отличие от командира отряда, интересовал вовсе не есаул, а странный и свирепый человек с чёрными как смоль волосами и красной, словно обожжённой кожей. Он не успел изучить татуированные символы на его спине, так похожие на знаки с древних плит африканских нагорий. Захват был неудачным, почти весь отряд погиб вместе с командиром.
И вновь Артузов не вернул его в Москву.
Потом были Манчжурия и Китай. Пятнадцать лет работы, жестокой борьбы с японской контрразведкой. Время учёбы и постижения Пути: даосские практики, тай-цзи и тай-цзи цигун «железная рубашка», слово Учителя.
После Хасана он не мог там оставаться. Даже посвящённые покидают человеческую оболочку, но мудрость Пути в том, что он никогда не заканчивается. И его Путь не закончится здесь, в КамЛаге, в пустынной чахлой тундре на великой стройке социализма за безликим номером 501. Ему никогда не приходило в голову жалеть себя. В отличие от «английских», «немецких», «японских» шпионов, троцкистов и зиновьевцев, прочих «врагов народа» и откровенной уголовщины, он прекрасно знал, почему оказался в КамЛаге.
Его не могли оставить на свободе.
Знания, опыт и возможности не могли использовать для строительства царства социалистического материализма. И убить не захотели. Просто сдали в Гохран, как редкий алмаз, прилепив к ватнику номер «з/к 19465». Незримые наблюдатели, вероятно, скрупулёзно фиксировали каждый его вздох и движение.
Поначалу он дал им немало поводов крепко задуматься. Когда урки погнули пару заточек о его спину, или, когда навыки «укоренения» не дали рассыпаться вороху заготовок для шпал. Когда он «держал» по два срока карцера сырого, бетонного куба, вкопанного в вечную мерзлоту как капонир, или вынужденную голодовку, когда случались перебои с продовольствием, неизменно выходя на работы, и кайло не вываливалось из огрубелых ладоней. Блатные дали незатейливое, но уважительное погоняло «Колдун». Политические сторонились. Наверное, он мог бы бежать и выжить. Даже наверняка. Вот только куда? Зачем? Начлаг спал и видел, как з/к 19465 забирают из его лагеря на этап, а по ночам тихонько молился об этом старорежимному богу. Для верности