Глава 1
Редкие порывы ветра с побережья, несшие с собой отчетливый солоноватый аромат, в грациозном танце через разбитые окна проникали в кабинет, словно чтобы только одарить спящего доктора своими нежными прикосновениями, с необычайным трепетом тормоша его седые волосы и подол мятого белого халата, оттенок которого сейчас, по истечении трех суток непрерывной работы, напоминал скорее полотно серых полутонов. Утомленному мужчине сквозь блаженный сон казалось, что до него доносился визг беспечных чаек и мелодия шелестящих листьев, казалось, что в это мгновенье он находился на песчаном пляже, а перед его одинокой фигурой в белом халате стелилось во всем своем молчаливом великолепии бескрайнее синее море. Доктор все вглядывался вдаль в попытке отыскать тонкую полоску горизонта, отделяющую чистое небо и стерильный глянец тихих волн.
Жаль, что мне этого уже никогда не увидеть, с горечью сорвалось с уст проснувшегося в громоздком кресле доктора, должно быть, завывшие у подножья сирены противовоздушной обороны города оборвали его блаженный сон, хотя он за прошедшие три дня с начала вторжения уже успел привыкнуть к их монотонному звучанию.
К собственному удивлению, герой, оставаясь неподвижным, запечатлел на противоположном конце длинного стола перед собой оставленную неизвестным доброжелателем корзину с мандаринами, что своими гротескными красками разбавляли полутьму пустого кабинета. Седовласый доктор догадывался, что спелые фрукты совсем недавно были собраны в саду на переднем дворе дворца «Сант-Гофф», от которого произошло название всего научно-исследовательского института.
Как это мило, словно бы этот жест исключает риск получить пулю в затылок, с легкой усмешкой обреченного произнес мужчина и, выпрямившись в полный рост, неторопливо прошагал по лакированному паркету, золотящемуся чистым янтарем в лучах вечернего солнца, осколки битого стекла под шелковым полотном изорванных тюлей устало серебрились следом. Никто уже не утруждался в их сборе, поскольку сотрудники понимали, что дни института были уже сочтены: авангард османских сил вскоре будет в городе, а тщеславный Султан Мехмед IX не упустит возможности занять «Сант-Гофф», опередив союзников из Петербурга и Лондона.
Герой в мятом халате поднял плетеную корзину с цитрусовыми и обнаружил под ней брикетированный шоколад с пропечатанной датой изготовления от восьмого месяца 1980 года.
Запечатана почти вчера, заметил вслух внимательный мужчина, по одной лишь дате на однотонной обертке прекрасно осознавая, что его коллеги с позволения коменданта комплекса уже вскрыли склад с продовольствием.
Седовласый доктор с видом выдающейся незаинтересованности возвратил корзину на поверхность стола и покинул кабинет, выйдя в просторное танцевальное фойе, роскошные интерьеры которого помнили лоск и веселье пышных балов, а теперь были заставлены громоздкими компьютерами и антеннами, используясь в качестве узла связи.
Ты не знаешь, кто оставил корзину с мандаринами? спросил у единственного человека во всем зале герой, обратившись к безликому солдату в черной шинели и противогазе под каской с эмблемой вооруженных сил Австро-Венгерской империи.
Кончено, господин Сарджерт, однако этот человек пожелал остаться для вас инкогнито, но по вашему приказу я назову имя, ломаным голосом заверил начальника института солдат, одной рукой приставив к сапогам винтовку.
Доктор в мятом халате догадывался, что недоверчивый комендант Лем приставил к его новому кабинету охрану, чтобы подчеркнуть свою безграничную ввиду получения чрезвычайных полномочий после начала вторжения власть на территории комплекса, хотя эта мера была излишней, ведь сотрудники уже едва ли могли выйти за его пределы без пули в затылке.
Не стоит: пусть для меня доброжелатель окажется неизвестным, сказал Сарджерт и, перешагнув через протянутые поверх дорого паркета толстые провода, оставил танцевальное фойе, где после повсеместного отключения связи в прифронтовом регионе было необычайно тихо, лишь редкие переговорные сеансы со столичным руководством прерывали воцарившееся здесь молчание. В остальное время помещение наполнял шепот изорванных осколками штор, чистый бархат которых грациозно извивался в робких прикосновениях ветра и в льющемся через высокие окна свету, словно бы смущаясь, наливался алым.
В скором времени герой в пыльном халате неторопливо и даже несколько высокомерно спустился по ступеням парадной лестницы запустевшего дворца, что в первые минуты вторжения, когда полутьму августовского неба над Цуркавицей развезли сотни огней, уцелел лишь по какому-то нелепому недоразумению. Бетонной громаде административного корпуса, выстроенного в форме правильного пятиугольника в полусотне метров от дворца, повезло многим меньше: серия ракетных ударов в один миг обратила строение в черные руины, унеся с собой кровавую добычу жизни почти половины всех сотрудников, которым не повезло оказаться на совещании в момент удара. Одна из крылатых ракет угодила точно в крышу конференц-зала, небрежно разбросав во все стороны многочисленные стальные шарики размером с монету, каждый из них еще хотя бы единожды врезался в мощные стены, прежде чем, несколько раз сменив траекторию, сдетонировать. Помещение превратилось в окровавленное решето, на месте которого остались лишь чернеющие обелиски покрывшихся копотью тяжелых мраморных колонн, вырвавшихся откуда-то из леденящей глубины братской могилы.
Сарджерт застал роковой вечер на рабочем месте и по счастливой случайности не попал в число жертв. Тогда он, намереваясь выкурить очередную сигарету, привычно вышел на террасу пятого центра экспериментальной неврологии, откуда в следующую минуту собственными глазами запечатлел завороженно необычайно яркие всполохи пламени высоко в августовском небе: должно быть, противоракетной обороне города все-таки удалось перехватить первый залп со стороны Эгейского моря. Серия взрывов вдоль омываемого безмятежным Адриатическим морем побережья становилась все ближе, а потом дождь стальных кинжалов обрушился на Цуркваицу и на объекты института «Сант-Гофф».
Пройдет совсем немного времени, прежде чем все здесь превратиться в пылающий ад уже независимо ни отчего, а для позорного бегства нет никакой возможности, размышлял доктор, отыскав в собственных словах полутень мужества, ведь порой продолжать врать самому себе, было многим проще, чем признать очевидное.
Фигура Сарджерта в грязном халате миновала пустые коридоры первого этажа, заставленные пронумерованными ящиками с секретными документами, которые удалось вынести из руин архива солдатам майора Лема для последующей ликвидации, словно бы наилучшим образом для этой цели подходило хранение в апартаментах дворца «Сант-Гофф», чье великолепие оставалось неоспоримым даже в его настоящей роли. При каждой новой партии в симфонии сирен герой ожидал повторного удара крылатыми ракетами прямо по крышам центральных залов дворца, однако авиацию противника интересовали другие цели. Адские тонны смертоносного железа уже втоптали в грязь военную инфраструктуру, разрушили мосты и туннели, навсегда отрезав изначально обреченных жителей от внешнего мира, а теперь методично ровняли с землей грузовой порт.
Даже сейчас меня сопровождает многоголосый хор сирен, выдохнул иронично доктор, когда, наконец, вышел на передний двор через двери парадного входа, с обеих сторон от которого стояли монолитно, словно вылитые в бронзе скульптуры, безликие солдаты, у Сарджерта были веские причины опасаться их больше, чем османских стервятников.
Можно лишь благодарить султана за столь стремительный карьерный рост, если перед лицом неминуемой смерти это, конечно, имеет значение, пронеслось в мыслях молчаливого героя, когда оба солдата синхронно приставили приклады карабинов к ноге в приветственном жесте.
Отвлеченный изяществом мандариновых деревьев, в пышной зеленой листве которых виднелись яркие плоды, доктор в мятом халате оставил формальную сцену без внимания и оказался перед ухоженным садом переднего двора, в тени старых деревьев стояли сиротливо скамейки. По всей вероятности, прежний хозяин дворца «Сант-Гофф» любил этот сад, что в теплые летние дни казался особенно прекрасным, даже чернеющие руины административного корпуса за дрожавшей игриво листвой не могла испортить эту дивную картину.
Творенья природы, не запятнанные вмешательством ученых восьмого центра астроэкологии, в очередной раз восхитился первозданной красотой мандариновых деревьев в саду мужчина, когда позади него среди серости широкой колоннады дворца белели за сорванными рамами окон шторы, что были особенно прекрасны в декорациях зеленых гор и сопок, откуда временами доносился бодрящий ветерок.
Сарджерт замер у скамейки, наблюдая издали за тем, как спасатели в грязных робах копошились среди остовов некогда гротескного сооружения в отчаянной попытке отыскать выживших, между завалов и покрывшихся копотью мраморных обелисков ползли вслед за ними машины, чьи двигатели истошно гудели, прорубаясь сквозь оплавившийся бетон. Обезображенные тела бывших коллег складывали в длинный ряд вдоль асфальтового полотна дороги, обходительно накрывая их белоснежными простынями, на которых вскоре сквозь ткань проступали кровавые пятна.
Странный феномен, по-научному промычал устало доктор, усевшись одиноко на скамью в тени шелестящих крон, в последние дни ему удавалось спать лишь урывками по десять-двадцать минут, однако теперь подчиненные старались лишний раз его не беспокоить. Застигнувшая нас врасплох война не была чем-то новым в наших жизнях, ведь до нас ранее доходили опаленные фронтовые сводки и вычищенные цензурой репортажи из другой части света, но дыхание ее ужаса внезапно оказалось фатальным. Неопределенность первых минут вторжения осман переменила планы людей и обесценила прочие устремления, а нас поглотило стойкое ощущение нереальности или скорее невозможности всего происходящего, усмехнулся иронично герой, смотря на аллею из тел недавних коллег, словно подобного коллективного помешательства не может быть и вовсе.
Доктор вытащил из халата пачку сигарет и закурил, в это мгновенье не испытывая ни капли отвращения, и отнюдь не потому что хотел показаться бессердечным в собственных глазах, причиной была скорее профессиональная черствость, присущая всем сотрудникам института, ведь через застенки «Сант-Гофф» прошли сотни замученных британских военнопленных. Единственным выходом из этого ада для подданных английской короны оставалась лишь спасительная пуля в затылке, выпущенная из карабинов расстрельной команды. Безжалостный комендант Лем сумел выдрессировать солдат до собачьей верности и машинной исполнительности, от чего они по одному его приказу без раздумий ликвидируют не только пленных, но и сотрудников института.
Поистине удивительно, с какой легкостью можно смириться с такого рода изменениям: теперь ужас всюду, он преследует нас даже во снах, хотя еще недавно я бы и подумать об этом безумии не мог, говорил непринужденно мужчина, развалившись вальяжно на скамейке. С самого начала войны я еще ни разу не появлялся дома и не могу быть уверен, что он еще не разграблен, непринужденно размышлял доктор, вспоминая чудесный вишневый сад, в котором он за книгой так любил проводить долгие пятничные вечера, словно бы в эти минуты Сарджерт забывал страшные тайны института «Сант-Гофф».
Прохладный ветер с гор разбавлял терпкий аромат мандариновых деревьев в саду переднего двора вечерней свежестью, принося с собой смирение, от чего герой, бросив окурок в чугунную урну и мысленно себя похоронив, заключил категорично:
Да и незачем мне там появляться
Приглушенный лязг моторов строительной техники оборвал раздавшийся внезапно топот каблуков по узкой обветшалой брусчатке, что как-то виновато петляла меж стволов деревьев и невысокой калиткой, приближающиеся шаги также прервали измышления доктора. Тела коллег в белых простынях на дороге впереди оставались неподвижны, будто бы предумышленно добавляя предстоящей сцене некоторой загадочности и фальшивого драматизма: Сарджерт распознал в приближающемся в тени деревьев силуэте миловидную девушку лет двадцати семи в расстегнутом мятом халате.
Скрывшись от прошлого под маской бюрократического официоза, мы снова сделаем вид, будто не знаем друг друга так хорошо, будто бы мы сыграем роли чужих друг другу людей, сказал мысленно помрачневший мужчина, признав в ней следом доктора Амалию Розенвуд, коллегу из числа уцелевших при первом ракетном ударе.
Их тяжелые взгляды после долгой разлуки встретились вновь, а седовласый герой запечатлел в ее полуживых заплывших кровавой изморозью глазах отражение вселенской тоски, что поселилась там задолго до начала вторжения, хотя Сарджерт помнил этот все еще прекрасный взгляд благородного рубина искусной огранки совсем другим.
Надеюсь, я не стала причиной вашего пробуждения, доктор, произнесла нежным голосом, что лился на сердце мужчины раскаленным свинцом и одновременно с этим звучал как сладкое признание, холодная Амалия, локоны ее длинных серебристых волос в тени мандариновых деревьев приобрели внеземной оттенок.
Значит, это вы принесли мне корзину свежесорванных фруктов? спросил напрямую Сарджерт, чем заслужил легкую усмешку очаровательной коллеги, девушке было совершенно безразлично, что ее всегда безупречный халат теперь напоминал скорее потертую камуфляжную форму, ее чистые туфли на тонком каблуке сияли черным глянцем.
Их передал верный пес Лема, а я попросила его не тревожить ваш сон, ведь в последние дни всем нам пришлось несладко, сообщила отстраненно Розенвуд, застывшая в паре шагов от мужчины, тот на мгновенье нашел себя пораженным ее жгучей и стерильной красотой среди чернеющих руин административного корпуса, что, словно бы крыльями, мраморными обелисками врывался из-за ее стройного стана, стянутого элегантным поясом однотонного льняного платья под халатом. Тем не менее, Сарджерт, внешне оставшись неизменным, сразу одернул себя, вспомнив, что Амалия работала в отделе вирусологии под началом уже покойного доктора Кравеца, которого по праву за глаза прозывали палачом института. Лишь от этой мысли героя бросило в легкую дрожь
Моя благодарность вам, выговорил безынтересно мужчина, стоя у скамейки несколько сгорбившись, словно бы прячась в тени аллеи от солдат коменданта Лема. Полагаю, мандарины, сорванные вашими руками из этого сада, особенно прекрасны, но на вашем месте я бы не стал отзываться о наших палачах столь категорично, оба усмехнулись обреченно, и Сарджерт добавил: По крайней мере, не здесь и не в эту минуту.
Седовласый доктор находил эту встречу довольно странной, ведь за последние годы им стало привычно избегать друг друга, делая вид, что они не были близки настолько, насколько вообще могут быть близки люди. Они трудились в разных центрах института «Сант-Гофф», поэтому им удавалось не видеть друг друга целыми неделями, а когда их случайные встречи в коридорах или залах совещаний происходили, Сарджерт и Розенвуд могли говорить друг с другом при коллегах так, словно бы до этого мгновенья они никогда не знали друг друга, чтобы только не поддаться на искушение и не утонуть объятьях сладостных воспоминаний. Так было и сейчас.