Господа, в ожидании обеда, не выпить ли нам по кружке хорошего немецкого пива? послышался голос Вильгельма, по своей привычке подчеркнувшего слово «немецкого». В наших новых владениях еще не научились варить такое превосходное пиво.
Минута, и на столе перед каждым запенилась увесистая кружка пшорбира.
Ну, что, Рупрехт, я думаю; наш берлинский пшор не уступить вашему мюнхенскому? обратился к наследнику баварского престола император.
Рупрехт спокойно посмотрел на хозяина; ему, видимо, не нравились шутки последнего.
На войне, ваше величество, можно быть довольным даже лувенским пивом.
Изрезанный морщинами лоб властителя Германии нахмурился. Он уловил насмешку в словах принца, напомнившего ему о разрушенном Лувене, за что чуть ли не вся Европа назвала немцев современными варварами.
Присутствовавшие заметили недовольство монарха, и кто-то из генералов сказал.
Мне кажется, ваше величество, что августинер-брей не уступит пшору!
Вильгельм благосклонно кивнул говорившему.
Нет, генерал, он слишком сладок, и, слегка повысив голос, император приказал вошедшему на звонок метр-дотелю Дайте нам потом августинер-брей, коротко добавив: скорее обедать!
Вильгельм прошел к себе в кабинет и закрыл двери. С ним удалился один из его любимцев. Остальная свита и приглашенные генералы остались в столовой; не желая беспокоить своего властелина, отделенного от них только тонкой дверью, собравшиеся говорили вполголоса.
Проворные слуги быстро сервировали обед. Любимый камердинер Вильгельма, принес большой букет роз и поставил на стол.
Император скоро вернулся из своей комнаты. Он успел переодеться. Вместо мундира, на нем была венгерка из мягкого темного драпа. На шее красовался только один орден роur le meritе. Он зорко окинул своих гостей, точно выискивая кого-то, и затем нетерпеливо произнес:
Что же наша милейшая герцогиня не приезжает? Должно быть, этот плут Шилобитен плохо ухаживает за ней!
Нотка нетерпения сменилась в голосе императора недовольством.
Сядемте за стол, господа, не моя вина, что им обоим придется есть простывшие кушанья.
С немецкой тактичностью присутствовавшие уселись бесшумно за стол, император аккуратно засунул за ворот венгерки салфетку и слегка хлопнул в ладоши. Сейчас же принесли суп. За окном снова зашумел автомобиль. Монарх насторожился, глаза его уставились на дверь. Чуткое ухо уловило шелесть женского платья. Точно легкое облачко, на лице императора проскользнула саркастическая усмешка.
В комнату вошел Дона-Шлобитен, впереди него шла молодая, цветущая девушка, с бледным лицом и с закушенной губой. Глаза ее смотрели строго.
Вильгельм, опираясь руками на стол, чуть привстал и склонил голову, приветствуя вошедшую.
Наконец-то вы удостоили нас своим посещением, обратился он к прибывшей, не называя ее титулом: прошу!
Генералы подвинулись, по левую сторону хозяина образовалось свободное место.
Великая герцогиня принужденно села. Она не снимала перчаток. Сейчас видно, сударыня (gnadides Fraulein), с иронией заметил Вильгельм, что вы живете вблизи Франции, и усвоили все ее чопорные манеры. Ну, как же вы будете есть суп в перчатках?
Мария-Аделаида, великая герцогиня Люксембургская (18941924)
Девушка посмотрела на своего венценосного соседа и нашлась ответом:
Ваше, величество, я не только могу обедать в перчатках, но умею, не снимая их, стрелять из револьвера!
Ого, какая вы воинственная, я совершенно не знал этого! Но теперь, когда вы находитесь в союзе немецких государств, я надеюсь, вы станете более женственной. Я постоянно говорю императрице: Ты должна, Августа, помнить, что женщина обязана знать только кухню, детей и
Гордо откинулась герцогиня на спинку стула.
И свою честь, ваше величество, резко опередила она говорившего.
Вильгельм сузил глаза. Это доказывало, что он сердится.
Честь это очень растяжимое слово. Для меня лично честь и слава Германии выше всего, напыщенно заключил он.
Чтобы переменить разговор, видимо, обострявшийся, император взял из стоявшей перед ним вазы роскошную розу и передал ее своей соседке. Роза была ярко-красная.
Не заметила ли герцогиня протянутого цветка, или намеренно не взяла его, но рука кайзера небрежно опустила розу на салфетку гостьи. На белоснежном полотне роза казалась чудовищной каплей крови.
Бойкая девушка сделала вид, что испугалась.
Что с вами, сударыня? участливо спросил монарх.
Мне показалось, что моя салфетка обагрена кровью
Кровь там, на полях сражения, а мы здесь находимся в мирной беседе между друзьями, слегка нахмурившись, проговорил властелин.
Я не вполне этому верю, ваше величество, не унималась бойкая девушка, друзья так не поступают, как поступаете вы!
Вы сердитесь, фрейлейн, какая тому причина? строго спросил Вильгельм.
Ваше величество, когда ваш передовой отряд появился перед моим городом, я выехала к нему навстречу, и вот здесь недалеко, на мосту Адольфа, стала ожидать его.
Вы хотели защищать ваше государство? насмешливо протянул император.
Да, у меня было это намерение, но ваш офицер, подскочив к моей коляске, позволил себе сказать мне, чтобы я уехала прочь. На это я ему ответила, что останусь здесь и не двинусь с места. Он выхватил револьвер и грубо крикнул мне, что будет стрелять. В кого? В беззащитную женщину! Разве это рыцарский поступок? Где же тут пресловутая германская честь, которой вы так гордитесь, ваше величество? блестя глазами спросила герцогиня.
Смущение на одно мгновение овладело Вильгельмом, но он сейчас же попытался обратить все это в шутку.
Успокойтесь, милая ферейлейн, он никогда бы вас не застрелил, мои солдаты не воюют с женщинами.
Это неправда: Льеж, Лувен и множество других городов и селений доказали противное, не унималась герцогиня.
Присутствовавшие чувствовали себя неловко, некоторые наклонились к тарелкам, делая вид, что заняты своим супом, другие слегка отвернулись, только Дона-Шлобитен пришел на помощь к своему повелителю. Он вовремя нажал пуговку электрического звонка и громко заметил вошедшему метр дотелю:
Его величество приказал подавать следующее блюдо!
Водворившееся было молчание прервалось. Вильгельм нашелся.
Мне так надоела политика, что я рад отдохнуть хотя немного здесь, среди моих друзей. Вы, генерал Мольтке обратился он к племяннику знаменитого полководца, расскажете нам что-нибудь интересное, веселое! У вас такой неисчерпаемый запас анекдотов
Какой-то бес овладел молодой герцогиней.
Позвольте: мне рассказать, ваше величество, я знаю один очень интересный анекдот! послышался ее голос, прежде чем Мольтке успел ответить.
Рука Вильгельма нервно закрутила ус.
Это было давно, ваше величество, при вашем деде Дядя генерала, фельдмаршал Мольтке я рассказываю со слов моего покойного отца
Интересно, что вы знаете про моего дядю? Что-нибудь новое, чего мне не приходилось слышать? любезно спросил генерал.
Да, генерал, интересное, хотя далеко не новое, отозвалась герцогиня. Ваш покойный дядя, великий стратег, имя, которое ему дано историей, сказал незабываемые слова: «Отыми от врага все, что ему дорого, оставь ему только глаза, чтобы он мог оплакивать потерянное». Неправда ли, веселый анекдот, господа? звонко выкрикнула девушка и, торжествующим взглядом окинув всех присутствовавших, остановила его на лице венценосного хозяина.
Дерзкая! вырвалось у императора.
В телеграмах европейских газет недавно проскользнуло известие, что герцогиня Люксембургская выселена в Германию и заточена в замок, близ Нюренберга.
Казачье
I
Подразнить захотелось молодым казакам засевшего в городе врага
Выбрали ночку потемнее, сговорились четверо и отправились к сотнику просить разрешить им «подразнить» немцев.
Улыбнулся офицер, выслушав их просьбу. Знает он казацкую удаль, сам ведь такой же казак. Охота тоже потешиться над врагом, да нельзя. Если вся сотня пойдет, заметят немцы, вовремя встрепенутся.
Подумал немного, махнул согласно рукой.
Ступайте, ребята, только помните, не попадитесь в плен, а то накажу! Ей-ей, накажу! наставительно сказал он им.
Обрадовались станичники. Давно им охота до немцев добраться, какую-нибудь каверзу врагам устроить. Сговорились меж собою, приготовились, подпруги потуже подтянули, шашки, пики рассмотрели, все ли в порядке, сами огляделись, приободрились, лихо, птицами взлетели на седла да, благословясь, и отправились.
Недалеко городе, а нужно пробраться осторожно, чтобы никто не заметил, а там, как в нем очутятся, побольше вреда немцу нанести, да и обратно, айда, к своим вернуться!
Сказано сделано.
Точно тени, пробрались во вражеский стан казачки, под брюхо лошадей спрятались. Бредут одни лошади, да и все тут. Несколько часовых удалось отважным ребятам кинжалами снять, а одного немца-солдата пикой закололи, так упал, и не вскрикнув, сердечный!
А как в городе очутились, спугнули, переполоху наделали среди врагов да ласточками назад и упорхнули.
Упорхнули, да не все: на беду споткнулась у одного казака лошадь да, падая, придавила своего всадника. Барахтался недолго станичник, выбрался Товарищи далеко, пешим не угнаться, а лошадь позапуталась в поводьях.
Торопится станичник ее выправить, да в поспешности руки не как нужно работают, а тут кругом набежали немцы, плотным кольцом обхватили русского.
Отбиваться пытался казак, немало врага посек, да больно много народу на него насело, не совладать с ними.
Схватили, в плен взяли. Радуются, да и как не порадоваться: самого злейшего врага взяли.
Казаки
Казак, казак в плен попался! слышатся радостные восклицания по всему городку.
Руки, ноги связали, в подвал темный бросили, пусть до утра полежит так, а там завтра и допрос с него снимем, решили германцы.
Немало передумал злополучный станичник за эту ночь, всячески поломал голову, как бы ему из плена себя вызволить, на свободу удрать!
Где тут! Стены крепкие, каменная, отдушина есть, да в нее разве кошка пролезет, а где тут человеку?
А тут еще руки и ноги связаны. Плюнул даже с досады казак. И неволя-то томит его, дума невеселая в голове роится, вспомнил он и о наказе своего офицера:
«Накажу, мол, если кто из вас попадется к немцам».
А тут вон и попался, точно кур во щи! Как ребенка малого свивальником опутали!
Еще больше загоревал пленник. Слушок прошел, что немцы казаков не терпят, коли поймают всякое зло им, пытки чинят, а убьют, так труп позорят, догола раздевают, воронам на клев бросят!
Не боится смерти станичник, с тем и воюют, что смерть постоянно в глаза глядит. Какой же тогда и казак был бы, если бы трусил!
II
Забыли ли про пленного немцы, или просто хотели его продержать подольше в погребе.
Есть захотелось казаку. Знает, что время заполдень перешло, а никто не идет.
Снова подкатился к отдушине, зорким взглядом обмерил ее.
Нет, узка, не выбраться! прошептал он и принялся перегрызать на ногах веревки.
Это ему удалось. Крепки казачьи зубы, все перегрызут. Встал, размялся, несколько шагов сделал, кровь по жилам пробежала. Руки не развязать, назад закручены. Не обо что веревку потереть, гладкие стены, ни крюка, ни связи железной, ничего нет, все замазано.
А тут загремел засов у двери, два дюжих немца вошли, с винтовками, из двери еще двое выглядывают, к безоружному пленнику боятся подступить одно слово, казак, пугало для немцев!
Зовут с ними идти. Хотели ноги развязать, а у него и веревок на них нет.
Проклятый казак! невольно вырвалось у одного из солдат, в спину прикладом со злости пленника ударил.