После требуемой по правилам эксплуатации 72-часовой работы блока под нагрузкой был подписан акт передачи энергоблока в постоянную эксплуатацию, и по этому случаю был устроен большой банкет в рабочей столовой посёлка Назарово. Я, впрочем, как и вся наша бригада, в течение 72-часовой работы энергоблока не уходил со станции, спал по два-три часа на столах в рабочей комнате и питался кое-как. На банкете наливали по сибирскому обычаю по полному гранёному стакану крепкой 56-градусной местной водки. Помню только, что когда заиграла музыка и начались танцы, в ход пошли все поварихи, официантки и посудомойки, старые и молодые, стройные и хромые. Потом помню, как качались огни нашего посёлка из стороны в сторону. А потом ничего не помню, говорят, что за нами шла бригада и подбирала всех потерпевших крушение. Очнулся я утром в своей постели, весь облёванный. Но мои товарищи были настолько тактичны, что мне никто ничего не сказал, как-будто ничего не произошло. А мне было очень стыдно. Утешало лишь сознание того, что я такой был не один. С тех пор по жизни я до такой степени никогда не напивался.
А вокруг посёлка расстилалась первозданная тайга. Зимой я любил ходить на лыжах. Зайцы-беляки выскакивали прямо из-под ног, до последней минуты надеясь, что я их не замечу. А огненно-красная лиса, видя, что я без ружья, даже не пряталась от меня, а только выдерживала безопасную дистанцию. Летом мы купались в холодном Чулыме, который был перегорожен небольшой плотиной для подачи охлаждающей воды на электростанцию. В этой запруде мы ловили на спиннинг вкуснейшую и теперь почти забытую рыбу нельму и тайменя. Весь улов приносился в общагу, и наши женщины-сотрудницы варили на всех вкуснейшую уху. Осенью пытались охотиться. Сопки становились красными от ягод дикой красной смородины и брусники. Отъевшиеся тетерева, потревоженные нами, долго разбегались и взлетали с трудом, как тяжёлые бомбардировщики. Мы стреляли в них, они падали в густой кустарник, и отыскать их без собаки было практически невозможно. Поэтому мы вскоре отказались от охоты. А я, когда подстрелил рябчика и увидел, как к нему подлетела его пара и начала биться над ним в отчаянии и плакать, навсегда оставил охоту.
Мои исследования на пароперегревателе не были закончены на Назаровской ГРЭС. Вскоре после сдачи в эксплуатацию энергоблок был поставлен на устранение неполадок, но в Сибирской энергосистеме случилась крупная авария, и понадобилось срочно поставить энергоблок под полную нагрузку. Пуск и набор нагрузки, несмотря на категорические возражения главного инженера, проходил аварийно ускоренно, в нарушение всех режимов, так как на директора станции, как тогда говорили, «надавили» из обкома партии. Авария в энергосистеме грозила остановить движение на Транссибирской магистрали. В результате форсирования режима пуска тепловые компенсаторы расширения турбины не сработали. Ротор турбины сдвинул ротор вала генератора, возник огромный перекос магнитного поля генератора, и, как следствие, колоссальные вихревые токи, которые сожгли генератор. Блок был законсервирован на год до изготовления нового генератора, директора сняли и судили, ОРГРЭС не пострадал, так как турбогенератор не входил в нашу сферу обслуживания, а наши инструкции по пуску энергоблока были признаны независимой комиссией правильными и компетентными. Меня же перебросили на Приднепровскую ГРЭС. С тех пор я потерял след Валерия Бордюгова навсегда.
На Приднепровской ГРЭС я работал уже в качестве замруководителя группы цеха на объекте, поэтому мне пришлось заниматься уже всем спектром наших договорных услуг с электростанцией: предпусковая химводоочистка, химводоподготовка, конденсатоочистка, контроль качества конденсата прогрессивными методами анализа, а также продолжение исследований условий работы металла в пароперегревателе перлитного класса. Предпусковая химводочистка с новыми методами очистки стала развиваться очень интенсивно, так как фон от монтажных загрязнений и остатков технологической обработки металлов очень долго сохранялся в пароконденсатном контуре и в условиях прямоточного котла мог привести к образованию отложений на внутренних поверхностях труб, особенно в переходной зоне.
На Приднепровской ГРЭС мы применили промывку на базе лимонной кислоты, и она показала неплохие результаты и пошла в серию на других энергоблоках, позже на других объектах мы стали внедрять предпусковую обработку с добавкой гидразина. В то время гидразин был составляющей ракетного топлива. Химические процессы при промывке с гидразином и лимонной кислотой были принципиально разные, но главной целью обеих технологий было растворение или перевод окислов металла в другую, легко вымываемую форму, и создание защитных плёнок на поверхности очищенного металла. Кроме химической обработки важно было гидравлически удалить все механические примеси. При монтаже в паро-водяной контур энергоблока попадают и грязь, и глина, и песок, и телогрейки монтажников, и сварочные электроды и так далее.
Мне на Приднепровской ГРЭС пришлось создать специальный У-образный экспериментальный контур в натуральном размере пароперегревателя, на котором мы провели эксперименты по определению порога перепада давления, при котором происходит пробивание пробки из грязи. От этих результатов зависел выбор промывочных насосов и расчёт сечения промывочных линий контура при проведении химводоочистки. Весь процесс проектирования промывочного контура надо было консультировать в проектном институте, который находился в Харькове, и мне приходилось туда часто мотаться.
В наших работах по конденсатоочистке и водоподготовке главная задача состояла в проверке качества, надёжности и эффективности новых, закупаемых по импорту ионообменных смол. Наша промышленность, как всегда, отставала, и по рекомендациям наших ведущих НИИ по импорту закупались пробные партии ионообменных смол, а мы, ОРГРЭС, должны были испытывать эти партии в производственных условиях и давать окончательное заключение о целесообразности применения этой конкретной смолы в широких масштабах отечественной энергетики.
Нам также передавали новейшие иностранные приборы химического анализа повышенной точности (пламяфотометры, спектрофотометры) для производства высокоточных анализов или экспресс-анализов и внедрения этих методов на электростанциях. На этой ГРЭС нами были также закончены исследования по металлам пароперегревателя перлитного класса, и они пошли в серийное производство. Конечно, я не мог конкретно участвовать во всех перечисленных работах, для этого работала целая бригада инженеров, техников и лаборантов ОРГРЭС, но будучи замруководителя группы на объекте, я обязан был вникать в суть всех проводимых работ, и это существенно расширяло мой инженерный диапазон технических знаний и опыта.
Наши жизненные условия на Украине были несравненно лучше, чем в Сибири. Во-первых, пускаемый в эксплуатацию энергоблок был установлен на давно построенной и действующей электростанции. Поэтому при ГРЭС был хороший и обустроенный посёлок примерно на десять тысяч человек, а рядом было ещё большое богатое село. Я с удовольствием вспоминаю моё пребывание на этом объекте, близкое к условиям проживания в какой-то курортной зоне. Посёлок и гостиница, в которой мы жили, стояли прямо на берегу очень широкого в том месте Днепра. Напротив на том берегу раскинулся вдоль Днепра Днепропетровск. Зимой мы жили или в гостинице, особенно, если удавалось забить одноместный номер, или в приличном общежитии. Летом я со своим шефом снимал прямо на берегу Днепра в селе хату в абрикосовом саду. Утром до работы я купался, потом шёл собирать упавшие за ночь созревшие мягкие и сочные абрикосы, а вечером я потягивал с кем-то в саду местное полусухое вино под названием напивсолодка и закусывал абрикосами.
В июне сельчане продавали ароматную и вкуснейшую клубнику, которую сейчас уже не найдёшь на московских рынках. Продавали дёшево. Мы покупали на двоих или троих сразу целое большое ведро клубники, шли в магазин и покупали трёхлитровую банку сметаны, и вот только этим питались день или два. По воскресеньям мы договаривались с местными рыбаками, и они нам привозили местный утренний улов свежей днепровской рыбы. Наши женщины из бригады всё это жарили, и мы иногда устраивали пиры у нас в саду или брали лодку напрокат и уезжали на пикник. Вообще на Украине любят вкусно поесть, а потому и нас кормили в столовой отменно. Борщ так борщ, как говорится, ложка стоит. Осенью сельчане резали свиней, потом палили их туши соломой, и потом мы покупали у них вкуснейшую домашнюю колбасу. Зато зимы там были мокрые, бесснежные, слякотные. Меня мучили простуды и бесконечные насморки.
А какие там были местные девчонки, слов нет! Я к тому времени был уже разведён. Конечно, сквозь призму времени я теперь понимаю, что они за нами, москвичами и ленинградцами (на станции работал также коллектив из ленинградского ЦКТИ), как бы сейчас сказали, охотились. Во всяком случае они охотно шли на контакты и дружбу с нами. Мы все были молодые и, в общем, социально достаточно солидные люди. И с кем-то они достигали успеха, и в Москву, и в Ленинград периодически уезжали жёнами наших товарищей. Но, несмотря на их яркую привлекательность и завлекательность, всё это было не для меня. После развода моя бывшая долбала меня через комсомольскую организацию и моего отчима через его партком с требованием выделения ей отдельной жилплощади. В этой ситуации я и думать не мог привести иногороднюю к родителям в дом. Отмечу только, что жалобы бывшей сыграли свою положительную роль, и когда вдруг ОРГРЭС получил от Минэнерго многоквартирный кооперативный дом, мне предоставили однокомнатную квартиру вне очереди. Я выкупил её, деньги на неё были заработаны, и подарил её моей бывшей. Таким образом закончилась моя головная боль.
Время шло, был конец 1964 года, и я стал задумываться о своём будущем. Приезжая в Москву на побывку, я стал чувствовать, что приезжаю скорее в гости, чем домой. Я растерял всех знакомых и друзей, даже с Борисом Антошиным почти не виделся, так как мы приезжали в Москву из командировок в разное время и никак не могли состыковаться. Мы работали всё время на разных объектах. Правда, на его второй свадьбе я успел побывать. Вот при таком моём настроении ко мне обратился мой, но теперь уже бывший начальник отдела. Он, как я уже упоминал, защитил кандидатскую и вскоре перешёл на работу в строго секретный НИИ, который занимался разработкой атомных подводных лодок. Он пригласил меня на работу в свой отдел по исследованию и созданию компактных водоподготовительных установок получения пресной воды из морской воды для их использования на борту подводной лодки. Кроме того, он мне обещал, что ни в затратах на экспериментальные установки, ни в материалах не будет никаких ограничений. Защита кандидатской в течение двух лет не вызывала сомнений.
И я, конечно, загорелся. Подумал, и в очередной приезд в Москву поехал в это НИИ на собеседование, его прошёл, получил анкету, заполнил и отвёз в кадры НИИ. Анкеты в те времена были очень подробные, и не дай бог там что-то указать неточно или неконкретно. Ведь вот как интересно в жизни бывает маленькая запятая может изменить всю дальнейшую жизнь человека. В анкете в графе «отец» я указал, что с 1942 отец с нами не живёт, и что с 1945 года я никаких сведений о нём не имею. Кадровика из сверхсекретного НИИ такое моё легкомысленное отношение к отцу не устроило, он меня пожурил и отправил разыскивать отца и заполнить анкету, как положено.
Я занялся этим только после следующего приезда в Москву, а в это время в Москве происходили совершенно новые для ОРГРЭС события. Минэнерго, ГКЭС и МВТ заключили ряд контрактов на поставку ряда энергоблоков во Вьетнам и Индию. Для их пуска требовались специалисты из ОРГРЭС. Короче, совершенно неожиданно для меня, а может, потому, что прошёл слух, что я собираюсь покинуть родной ОРГРЭС, мне предложили командировку на год специалистом от цеха в Индию на ТЭС Патрату. Вот это была ситуация! С одной стороны, я понимал, что если я уеду в Индию, я упущу блестящую возможность сделать научно-техническую карьеру. Но если я не поеду в Индию, то буду всю жизнь жалеть о том, что отказался от возможности посмотреть такую экзотическую страну. Да и платили там хорошо, за год можно было на автомобиль «Волгу» заработать и не только заработать, но и получить её без всякой очереди в системе «Берёзка». А это была несбыточная мечта многих молодых людей. И я решил положиться на судьбу.
Я разыскал отца, слава богу, тогда Мосгорсправка работала исправно. Заполнил анкету, но попридержал её и стал ждать результатов оформления для отъезда в Индию. Процедура была похлеще, чем при оформлении в «почтовый ящик». Комсомол тут же мне написал блестящую характеристику, моментально забыв, как они меня долбали за жалобы на меня моей бывшей. И всё-таки мой развод представлялся мне основным камнем преткновения. Но всё прошло быстро и удивительно гладко. По мудрому предвосхищению моего отчима, я подготовил полную информацию по политическим партиям в Индии и к какой партии благоволит наша родная КПСС. Поэтому, когда меня вызвали на ковёр, то есть на собеседование в райком партии, и кто-то умудрился задать мне вопрос о политической ситуации в Индии, я им выдал такой фонтан знаний, что они забыли про другие вопросы и подписали характеристику. Так решилась вся моя дальнейшая жизненная судьба.
В Индию я улетел 11 июня 1965 года в возрасте двадцати восьми лет. Перед отлётом взял отпуск на две недели, который провёл в Крыму в Ялте. Это было ещё самое начало курортного сезона, вода в море холодная, купальный сезон ещё не начат, и потому гостиницы были не заполнены. Я поселился на окраине Ялты в относительно новой гостинице «Массандра». Гостиница расположена недалеко от морского порта, и я, проходя мимо входа в порт, увидел плакат, приглашавший на морскую прогулку на теплоходе «Россия». Теплоход «Россия» был самым крупным нашим теплоходом на Чёрном море. Он достался СССР после войны по репарации от Германии, там теплоход носил имя самого Гитлера. Теплоход курсировал обычно между Сочи и Одессой, и на него невозможно было попасть. А тут можно было осмотреть легендарный теплоход, да ещё сходить на нём в море на четыре часа. Я долго не раздумывал и на следующий день к одиннадцати утра был в порту.
Пассажиров на экскурсию оказалось очень мало, но судно точно по расписанию отошло от причала. Я начал подниматься по многочисленным лестницам на верхнюю палубу и тут я увидел молодую женщину, красавицу, я бы сказал, красавицу особого, строгого, королевского типа. Но самое поразительное было то, что я был знаком с этой женщиной, и мало того, в которую в недавнем прошлом был влюблён. Я познакомился с ней на свадьбе моего институтского друга Бори Антошина. Она была подругой новой жены Бориса. Я пытался тогда за ней ухаживать, но она была замужем, мне дали понять, что крепость неприступна. Через некоторое время она уехала с мужем в Сибирь, и след её совершенно затерялся.
И вот теперь она стояла передо мной совершенно одна на палубе теплохода в открытом море. Мы оба узнали друг друга и оба удивились и обрадовались совершенно необъяснимому стечению обстоятельств нашей встречи (вот уж точно судьба). Надо было ей прилететь в санаторий Ялты с Камчатки, а мне из Москвы на отдых в ту же Ялту, надо было ей и мне в один и тот же день отправиться на прогулку на одном и том же теплоходе. Такая встреча могла быть только роковой. Конечно, мы больше не расстались. Мы провели вдвоём чудесное время, гуляли в парках, где всё цвело, ходили в кино на «Лимонадного Джо» и умирали от смеха, по вечерам пили местное шампанское и закусывали маринованными томатами (парадокс). На этот раз так сложилось на небе, что у нас случился роман, почти «Римские каникулы с принцессой в Ялте». Крепость пала, частично уступив моему мужскому напору, а главным образом потому, что в её семейной жизни к тому времени существовал серьёзный семейный разлад.