Восток и Запад не только географические понятия, но и понятия, определяемые строем души. Расколотая, тесная, разъединенная Европа подчинена иному духу ландшафта, нежели Азия с ее безграничной далью равнин. Местные условия и возможности диктуют Европе формирование человеческого типа, отличного от восточного. Азия стала истоком всех больших религий, Европа не дала ни одной. Лишь единственный раз на Западе появилась культура, обусловленная религией, в эпоху готики и то натолкнулась на сопротивление и нападки. Дважды, в эпоху Древнего Рима и прометеевской культуры, стояла Европа под знаком героического человека, который очень редко возникает в Азии, за исключением разве семитских народов.
Проблема Востока и Запада это прежде всего проблема души. Она была темой уже древнегреческой культуры, пытавшейся подчинить строгим эллинистическим формам богатое наследство Востока. То же самое внутреннее противоречие между восточным и западным мироощущением раскололо и Римскую империю, как позже и христианскую Церковь на восточную и западную части. В Средневековье западно-восточная проблема представлялась как противостояние между христианством и исламом. Даже Гете застал ее в этом виде. Сегодня она предстает перед человечеством в своем новом, возможно, последнем обличье: как противоречие между Россией и Европой. Этой темой вдохновилась русская мысль в сороковых годах прошлого века, ею же заканчивает ныне и европейская мысль. Это первая проблема иоаннической и последняя прометеевской культуры, главный вопрос будущей духовной жизни, а не просто вопрос внешней политики для России и Европы! Между восточной и западной установками души намечается сближение большого размаха, которое определит культурную судьбу грядущих поколений. Ибо только в направлении примирения, взаимооживления и взаимооплодотворения можно найти решение этой грандиозной проблемы. Здесь ни одна из сторон не может повергнуть другую, а может только проникнуть в нее. Никогда прежде, даже во времена римских цезарей, не была Европа столь далека от понимания Востока и его души, как в прометеевскую эпоху. Противоречие между Востоком и Западом достигло высшей точки своего напряжения, но столь же велико и стремление к его изживанию. Напряжение это старо, как мир, но осознанная борьба за снятие его еще не настала, по крайней мере в Европе. Это будет самой последней и самой серьезной темой для европейского духа.
Какие возможности при этом появятся! Какие перспективы откроются перед примирившимися континентами Запада и Востока! Какая цель слить снова воедино распавшееся на две половины человечество, полностью использовать душевные возможности, распределенные между двуми существенно разными частями земли, создать новый человеческий тип, вбирающий в себя лучшие черты Востока и Запада! Вот она проблема взаимоотношений между Западом и Востоком, и никак не меньше. Проблема последняя не только хронологически, перед которой поставлена Европа, но последняя и в плане эволюции духа, которую вообще можно себе ставить. Не странно ли видеть в такой ситуации умные головы, с необычайным воодушевлением считающие тычинки цветка или комментирующие древнее морское право Амальфи[63]! Как можно заниматься такими пустяками в то время, когда на горизонте вырисовываются очертания грандиознейшей духовной задачи, когда-либо стоявшей перед человечеством: задачи примирения Востока и Запада, рождения восточно-западной культуры.
Задача живой мысли состоит в том, чтобы довести смутное подспудное течение эпохи до ее сознания. Применительно к настоящему это означает развертывание проблемы взаимоотношений между Западом и Востоком во всей ее значимости и трудности. Дело не в том, чтобы воспротивиться натиску чужих народов: для этого было бы достаточно выставить армию. Дело в том, чтобы дать когда-нибудь возможность душевным токам восточного и западного мира пронизать друг друга для взаимного оплодотворения. Академическая философия Запада до сих пор едва ли замечала этот вопрос. Если же ее натолкнуть на него, она сочтет его второстепенным и ненаучным, поскольку смотрит только назад и коллекционирует только былое. Тем самым философия низводит себя на уровень всего лишь истории философии. Она ничего не дает нашему поколению, изголодавшемуся по ясности и правде, нашему горячему стремлению к обновлению человеческого рода. Истинная же философия приближает будущее. Она не плетется в хвосте событий, а подготавливает их. Она сама частица и фактор истории, сила, участвующая в формировании истории. Более того: она одна из влиятельнейших сил в судьбе человечества.
Историю русской души и духа нельзя представить себе без оглядки на Запад, без строгого сравнения с ним. Пытаясь уяснить противоположный для себя образ европейца, русские надеялись обрести ясность и относительно самих себя. В этой книге впервые сделана попытка пойти таким же путем в понимании Европы. То есть речь идет о самопознании Европы путем контраста.
Если какой-нибудь народ хочет познать себя, для этого он имеет разные возможности. Наиболее неподходящим я считаю самый распространенный метод исторический. Народ не может познать себя, заглядывая в свою историю, поскольку он не будет выводить объяснение настоящего из прошлого, а наоборот: будет из близкой перспективы вглядываться вглубь с неосознанным желанием санкционировать прошлым настоящее. Тем самым и прошлое затемняется, и настоящее остается непонятым. Я не ставлю своей задачей выделить специфически национальное отдельных наций, не поддающееся изменениям в ходе истории. Я хотел бы показать народы Европы такими, какие они есть сегодня, какими они сформировались за последние поколения. Я смотрю на них прежде всего с точки зрения тех возможностей, которые имеются в них для обновления человечества Средством для уяснения этого является сравнение живого с живым. По сравнению с историческим методом рассмотрения это дает двойное преимущество: во-первых исследование приближается к живой реальности, а во-вторых, огромная масса материала находит для себя благотворные рамки. Чем противоположнее предметы сравнения, тем резче они выделяются друг против друга тем яснее проявляется их собственная сущность на контрастном фоне. Когда начинают себя сравнивать европейские нации, живущие в сообществе одного и того же архетипа, то есть образующие семью с одной и той же судьбой, они замечают в себе совпадения и отклонения но самое существенное проявляется гораздо слабее: своеобразие самой семьи. Видятся только внутрисемейные различия, клановые разновидности и нюансы, в то время как общий признак семьи считается само собой разумеющимся и поэтому не бросается в глаза. Но он обнаруживается сразу же, как только мы противополагаем европейские нации или одну из них (за исключением Испании) русским. Тогда все они плотно смыкаются на одной стороне, а русские остаются в одиночестве на другой, поближе к индусам и китайцам, нежели к европейцам. Русские и европейцы являют по отношению друг к другу «совершенно другой мир». И русские чувствовали это всегда очень тонко. Они глядели на Европу примерно так, как человек рассматривает различные особи какого-нибудь рода обезьян. Он их почти не отличает друг от друга, поскольку видит в них только обезьян. Но тем ярче видятся ему черты родового свойства, типичные. Так было с Достоевским, который имел о различных европейских нациях одно и то же мнение плохое. Если европеец посмотрит на русских, а потом на самого себя, он должен показаться себе в новом свете. В сравнениях такого рода заключена непреходящая ценность: через русское он может познать себя до конца, включая и специфику своей западной семьи. То, что выглядело обычным, становится особенным. То, что казалось само собой разумеющимся, становится сомнительным. Тогда вдруг открывается, что многое может быть совершенно иным, чем дома; например, на власть можно смотреть не только как на ценность, которой домогаются, но и как на искушение, которого следует избегать. Обретение этих совершенно новых возможностей, масштабов и перспектив пробуждает самосознание, способное проникнуть до самых потаенных глубин. В том, что мы смотрим на себя по-другому, вплоть до глубин своей души, как раз и заключается сущность нашего духовного обновления, тайна нашего возрождения. Это применимо как к отдельной личности, так и к целым народам.
Запад подарил человечеству самые совершенные виды техники, государственности и связи, но лишил его души. Задача России в том, чтобы вернуть душу человеку. Именно Россия обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе. Россия является частью Азии и в то же время членом христианского сообщества народов. Это христианская часть Азии. В этом особенность и исключительность ее исторической миссии. Индия и Китай отдалены от европейского человека. В Россию же его ведут пути, связанные прежде всего с общностью религии. Поэтому только Россия способна вдохнуть душу в гибнущий от властолюбия, погрязший в предметной деловитости человеческий род, и это верно несмотря на то, что в настоящий момент сама она корчится в судорогах большевизма. Ужасы советского времени минуют, как минула ночь татарского ига, и сбудется древнее пророчество: ex oriente lux[64]. Этим я не хочу сказать, что европейские нации утратят свое влияние. Они утратят лишь духовное лидерство. Они уже не будут больше представлять господствующий человеческий тип, и это станет благом для людей. Ведь столько нынче жаждущих конца прометеевской культуры! И в наибольшей степени это как раз ее тончайшие умы! Они чувствуют духовное убожество живущих рядом. Поэтому они ищут вокруг себя новых возможностей. Быть может это и слишком смело, но это надо сказать со всей определенностью: Россия единственная страна, которая способна спасти Европу и спасет ее, поскольку во всей совокупности жизненно важных вопросов придерживается установки, противоположной той, которую занимают европейские народы. Как раз из глубины своих беспримерных страданий она будет черпать столь же глубокое познание людей и смысла жизни, чтобы возвестить о нем народам Земли. Русский обладает для этого теми душевными предпосылками, которых сегодня нет ни у кого из европейских народов.
В нынешнем своем виде проблема Восток-Запад предстает как грандиозная проблема обновления человечества, как возможность одухотворения Запада Востоком, как призыв к восстановлению первоначального единства расколотого человечества, как задача созидания совершенного человека. Это придает проблеме непреходящий смысл, свободный от пространственных и временных условностей. Вот почему настоящее исследование результат многолетних размышлений и еще более длительных наблюдений надо оценивать не как попытку прояснения специфического исторического вопроса, а гораздо шире как вклад в изучение человеческой души, как служение во благо всечеловечности, как участие в деле разрешения вечных вопросов.
Противоречие между Западом и Востоком как политическая проблема
Когда народы живут в мире друг с другом, они обычно не стремятся ни к общению, ни к знакомству. Как правило, только единицы купцы, исследователи, дипломаты имеют доступ к чужим нациям. Подавляющее же большинство ведет замкнутый образ жизни и к судьбе соседних народов относится, в лучшем случае, как холодный наблюдатель. Время с 1870 по 1914 годы являет пример того, что в мирный период происходит лишь обмен отдельными культурными ценностями, но никак не сближение культур в большом масштабе. Средством сближения чуждых друг другу народов является война. Хотя вызванные ею ненависть и жажда мести на какое-то время омрачают взаимопонимание, все же война выступает той силой, которая бросает воюющие массы одной нации на территорию другой и тем самым непреднамеренно, против воли участников, способствует взаимопроникновению способа их мышления и жизнеощущения, что было бы совершенно невозможно в процессе мирного развития. Без вторжения Александра Македонского в Персию греки никогда не впитали бы в себя восточный дух до такой степени, чтобы стать благодатной почвой для принятия и дальнейшего распространения христианства. Без завоевательных походов Цезаря и Германика[65], без вторжения в Италию германских полчищ во времена переселения народов античный Рим не смог бы оказать столь глубокого воздействия на народы северных предгорий Альп и так прочно укорениться в их зарождающейся культуре. Война не только неистовый разрушитель, но и двигатель культурного оживления. Примирению в великом всегда предшествует предельная интенсивность политической и военной напряженности. Ненависть может перейти в симпатию, равнодушие никогда.
В свете этого соображения следует рассматривать и проблему взаимоотношений Запада с Востоком. За последнее столетие они заметно обострились. Очевидно, мы еще находимся на том отрезке событий, для которого характерны нарастающая напряженность, все более резкое проявление противоречий между западным и русским континентами. Однако то, что, на первый взгляд, кажется опровержением предсказания взаимных поисков и последующего примирения, при более глубоком взгляде служит лучшим подтверждением тому. При этом для конечного результата совершенно неважно, хлынут ли европейские народы на просторы Востока или русские наводнят Европу. Часто именно победители подпадают под влияние сил, излучаемых чужой землей и взращенной на ней культурой.
Процесс сближения между Западом и Востоком начался в 1812 году. Более явственно, в форме все нарастающей напряженности, он бросается в глаза в XX веке. В целом он может занять немало столетий, как это было в случае с германцами и Древним Римом.
1812 год самый важный в новейшей истории: впервые перед прометеевским человеком предстает грозный русский Восток, приковывая в новом направлении западный взор, доселе обращенный к югу. Именно в этом раскрывается смысл жизни Наполеона и породившей его революции. Наполеон являет собой полнейшее олицетворение прометеевского человека и одновременно живейшее воплощение тяги Запада к темной мистике Востока. В этом символическом образе западная культура обнаруживает и вершину и предел своих возможностей. С детства движет Наполеоном эта трагическая тяга к Востоку. С раннего возраста он начинает страдать от узости Европы, от этой кротовой дыры", как он ее называл (taupinière). Париж давит на него, «как свинцовый плащ», и. из груди его вырывается вздох: «Только на Востоке можно творить с полным размахом». С магической силой его все время влечет на Восток. Сначала Египет. Затем в 1800 году он предлагает Павлу I союз для завоевания Востока. Его победы, начиная с 1805 года, кажутся ему лишь кратковременными остановками на пути, который, наконец, заканчивается в Москве. Москва в жизни Наполеона не только осознанно предвкушаемый кульминационный пункт, но и бессознательно преследуемая цель. «Эта азиатская столица огромного царства с множеством церквей в стиле китайских пагод» оказала на фантазию Наполеона столь чарующее воздействие, что он утратил чувство военной предосторожности. Его мучило и гнало сказочное представление о рае, лежащем за Москвой. Так, прометеевский человек в надежде освободиться от тяжких пут собственного существования ищет бесконечности Востока и, если не понимает ее, гибнет из-за нее и в ней.
Оглядываясь назад, сегодня мы понимаем то, чего в то время никто не мог понять: перед Наполеоном стояла историческая задача собрав народы Европы, двинуть их на Восток и тем самым привести в соприкосновение два противоположных мира. Целью Французской революции (или, во всяком случае, одним из ее важнейших последствий) была не казнь Людовика XVI, а пожар Москвы, пробуждение славянского Востока. Это совершенно новый аспект, в свете которого события 17891814 годов прежде еще не рассматривались[66]. Так впервые вошел в историю Европы русский Восток. Тогда о него разбилась мощная волна Французской революции, начавшая после двадцатилетнего наступления откатываться назад. С этого момента Александр I с его идеей легитимности и Священного Союза стал определять политически и идейно развитие Запада. То было время, о котором Тютчев мог сказать: у Европы лишь две мысли Россия и революция[67]. Во второй половине XIX века политика Бисмарка и наличие империи Габсбургов несколько стушевали противоречия между славянами и западноевропейцами, но, в конечном счете, как раз из-за этого противоречия разразилась война 1914 года. Не следует забывать, что война вспыхнула на Востоке как следствие конфликта между Западом и Востоком. И ее ход, и результаты свидетельствуют о том, насколько наша эпоха предрасположена к дальнейшему обострению противоречий между Востоком и Западом. Вопреки четким и определенным планам немецкой армии, вопреки самым тщательным расчетам десятилетий мирного времени, уже в считанные недели после начала войны центр боевых действий сместился на Восток. Там стояли едва ли заметные для современников важные, судьбоносные проблемы, требовавшие своего разрешения. Три года большая часть немецких солдат воевала с восточным врагом, вызывая там мощные потрясения, в то время как на Западе сцепившиеся друг с другом противники были слишком однородны, чтобы привести к решительным переменам. Повторялась драма 1812 года. Западные армии, на сей раз под командованием немецких генералов, снова ринулись в восточном направлении, вызвав встречное движение болыневицкую революцию, которая дает Европе новый, необычный импульс. И снова у Европы только две мысли: Россия и контрреволюция (фашистов). С 1914 года мы вступили в эпоху войн между Западом и Востоком. С этих пор становится все очевиднее, что большие задачи решаются на Востоке и за Восток. Два важнейших итога войны касаются Востока: освобождение славян и появление большевизма. Соотношение сил между Германией и ее западным соседом существенно не изменилось. Между ними не было ничего решено. Но на своей восточной границе немцы понесли чувствительные потери. Похоже на то, как если бы провидение направило войну в пользу славян. Именно они выиграли войну несмотря на Русскую революцию. Заклятые их враги турки, венгры и немцы оттеснены далеко назад. Чехи, словаки, хорваты, черногорцы и словенцы скинули с себя ярмо Габсбургов и образуют свои собственные государства. Польша стала свободной и вернула себе отторгнутое в результате ее разделов. А Россия, в качестве базы мирового коммунизма, косвенно или прямо, видимо или невидимо, в значительной степени определяет судьбу Европы, укрепляя в ней разлагающие движения или вызывая силы национальной самозащиты. Говоря ясным языком: самым судьбоносным результатом войны 1914 года стало не поражение Германии, не падение Габсбургской монархии, не возросшее колониальное могущество Англии или Франции, не экономическое укрепление Северной Америки или Японии, а появление большевизма, с которым старая борьба между Европой и Азией вступает в новую фазу. Эта перемена на Востоке решающее событие новейшей истории. Я сейчас ставлю вопрос не о том, что значит большевизм для России, а о том, что он значит для Европы; причем вопрос не стоит так: третий Рейх или третий Интернационал, фашизм или большевизм. Нет, речь идет о мировом историческом конфликте между частью света Европой и частью света Россией, между западноевропейским и евразийским континентами. Потому что Россия, как Индия или Китай, есть часть света, охватывающая сегодня 169 национальностей и верующих всех религий мира, которая, по осторожным оценкам, к концу нашего столетия будет насчитывать свыше 300 миллионов человек, столько же, как в Индии, и не намного меньше, чем в современной Европе без России. Население всех славянских стран, особенно Польши и России, неуклонно растет, несмотря на то, что это бедные и страдающие народы земли и что рождаемость у них не поощряется искусственными способами. Как раз в этом мы чувствуем перст судьбы. Там, где она сама руководит ростом расы, не нужно поощрение рождаемости. Прогрессирующие расы плодовиты и растут со стихийной силой. В 1810 году в Европе проживало (включая Россию) 187 миллионов человек, из них по одной трети германцев, романских народов и славян. К 1910 году славяне насчитывали уже 42 %, ныне 46 %. В 1950 году более половины европейцев составят славяне. На этом основании специалист по народонаселению Ф. Бургдерфер высказал предположение, что Европа превращается в преимущественно славянскую часть света. Его утверждение неверно только в том, что он причисляет славян к Европе. Они относятся к восточному континенту. Восточная граница Европы проходит по Висле, а не по Уралу, она проходит сегодня, как в Средневековье, там, где остановилась немецкая колонизация.