На второй день войны рота, где служили Дьяков и Бабенко, попала под жуткий миномётный обстрел немцев. Плотность огня была настолько высока, что бойцы даже пошевелиться не могли. Им было страшно поднять голову, поэтому красноармейцы лежали, уткнувшись в землю, и слушали, как вместе с минами разрываются и улетают к небу тела их товарищей. Из всей роты выжили только они двое.
Можно сказать, повезло, ни одной царапины, вот только с тех пор Дьяков из-за приступов малейшего волнения начинал креститься и читать под нос молитву, доставшуюся ему в наследство от суздальской матери, а Бабенко тот просто свихнулся на бабах.
Но зато во вражеском тылу они были безупречно бесстрашны и отмобилизованы: фашистские глотки патрулей и дозорных они резали без единого звука.
Такие люди, с пошатнувшейся психикой, но не сломленной волей, Баркову и нужны были. Нормальные люди за линию фронта, как к себе домой, ходить не смогут, в какой-то момент нервная система не выдержит, и они обязательно дрогнут. Тут определённый надлом нужен, опыт свидания со смертью, и не просто опыт, а опыт удачный «фартовый». Это как у дрессировщиков. Все думают, что, заходя в клетку, они там диких животных усмиряют, а на самом деле, с каждой новой встречей с диким зверем они внутри себя подавляют страх смерти.
Но в разведке мало иметь храброе сердце и изобретательный ум, главное в тылу врага это до предела обострённые чувства. Без феноменального слуха, острого зрения, интуитивного предвидения опасности в прифронтовой зоне противника просто физически не выжить.
Когда Барков привёл в группу этого уроженца Восточной Сибири и представил как Ваню потому что настоящее его имя не подлежало произношению в русском языке, Бабенко не поверил своим глазам:
Какой же он Ваня? Вот, у меня в Курске есть друг Ваня, так это Ваня, целый Иван Иванович, а этот косоглазый на Ваню совсем не похож.
А на кого он похож? спросил капитан с улыбкой, повидавшей и не такие радушные встречи.
На Чингисхана, тут же ответил Дьяков.
Хана по идейным соображениям отбросили, а вот Чингис остался и после первого же задания, в котором буквально нюхом учуял засаду, стал неотъемлемой боевой единицей группы.
Роста он был невысокого, в отличие от русских солдат, и старая винтовка Мосина выдавалась из-за его плеча, как флагшток, что не могло не веселить Бабенко.
Чингис, вот, скажи, зачем тебе винтовка? подтрунивал он в редкий момент на задании, когда разговоры не возбранялись. Благодаря нашим отцам-командирам на вооружение Рабочее Крестьянской Красной Армии для тебя имеется более подходящее оружие.
Тут он делал паузу и подмигивал Дьякову:
Лук и стрелы называется. Самое то против танков, и к твоему косоглазому лицу они «в аккурат» подходят.
Винтовка хорошо, согласно кивал уроженец Восточной Сибири.
Я что-то не пойму, Бабенко не оставлял беднягу в покое:
Ты вообще рабочий или крестьянин?
Чингис тоже мало что понимал из диковинных песен этого необыкновенного курского соловья.
Охотник он, подсказывал Дьяков.
Если охотник, чего в нашей армии делает? У нас, что теперь Охото- рабоче-крестьянская армия?
Ну да, кому охота, тот и воюет, со смехом подхватывал сержант.
Он же не бельмеса не понимает, как должен воевать советский солдат, он даже кино не смотрел «Если завтра война», продолжал Бабенко, уже больше обращаясь к капитану, где чётко объясняется, как прославленные красные отцы-командиры поведут нас в атаку исключительно на территории противника. Убейте меня, но я не понимаю, как вообще можно воевать с таким диким, отсталым народом, как Чингис, против немца?
Убьют, убьют, не переживай, успокаивал товарища Дьяков, если не немец, то свои тебя точно за такие речи к стенке поставят, как пораженца.
Барков своим молчанием поощрял злые шуточки Бабенко, так как тот говорил много из того, с чем был согласен и сам капитан, но из-за командирских полномочий помалкивал, и только если солдат переходил грань дозволенного, просто приказывал: «Отставить разговоры!».
Однако в этот раз командир не смолчал.
Уровень развития цивилизации и современное оружие не всегда приносят победу. Если бы ты лучше учился в школе, Бабенко, то знал бы, что история знает немало примеров, когда варвары превосходили в войнах своего цивилизованного врага. Так варварские племена долго противостояли Риму, пока однажды не захватили и не разрушили Великий город, а персы, например, не смогли одолеть скифов. В войне не на жизнь, а на смерть у дикаря есть одно преимущество: он гораздо меньше цивилизованного человека ценит свою жизнь. Помяни моё слово, в том числе благодаря таким, как Чингис, мы и выиграем эту войну.
Через три дня после этого разговора Чингис имел на своём счету около двух десятков подстреленных из своей винтовки фрицев.
Да, он плохо говорил по-русски, но это было скорее его достоинство, чем недостаток, так как в тылу противника любые разговоры только во вред, в тылу врага требовалось понимать друг друга с полувзгляда, часто вместо слов использовать жесты.
Немаловажным для разведчика являлось и умение быть незаметным, слиться с окружающим ландшафтом, использовать знания о природе в своих целях. В этом умении Чингиса превзойти было невозможно. Ни один враг не мог разглядеть его на местности или услышать звуки, исходящие от его тела. Он мог в совершенстве подражать голосам птиц или животных. Незаметно подкрасться к человеку на расстоянии вытянутой руки не составляло для бывшего охотника никакой сложности.
Сразу после того, как Барков получил задание от Караваева, он первым делом взял с собой Чингиса и отправился вниз по течению Днепра для определения места пересечения реки. Когда облюбовали подходящую излучину, поднялись снова вверх на километр, так чтобы течение во время переправы снесло их в нужную точку. Там командир и оставил своего подчинённого готовить плот и отдыхать до темноты, а затем ожидать присоединения остальной группы.
Радист прибыл около восьми вечера. Это был молодой человек в очках, пышущий здоровьем и гражданской наивностью.
Рядовой Камышев в Ваше распоряжение прибыл, доложил он чётким бодрым голосом капитану, приложив правую руку к пилотке со звездой.
Поздновато, Барков, напротив, встретил пополнение хмурым и недовольным. Его горло к вечеру разболелось ещё сильнее, а голос осип.
Виноват, товарищ капитан. Рацию получил только час назад. Чтобы проверить и настроить, понадобилось время.
Командир отметил про себя обстоятельность и предусмотрительность молодого солдата, но эти глаза, не видевшие кровавой смерти, выдавали всю его неуместность и неопытность в сложившейся ситуации.
Риск погибнуть из-за этого парня теперь увеличивался чуть ли не вдвое, а может, и больше. Но не мог же он потребовать у Караваева для своей группы опытного радиста, не раз ходившего на вражескую территорию! Откуда таких было взять? Война шла ещё только три недели.
Ага, вот и наш ангел смерти пожаловал, непринужденно, перебивая не по уставу, вступил в разговор Дьяков.
Они с Бабенко как раз переодевались в брюки и гимнастёрки умерших в медсанбате красноармейцев.
Товарищ капитан, для Вас специально осколочное ранение в голову, поэтому форма, как с живого, без единой дырочки, подмасливал командиру Бабенко, протягивая обмундирование.
В ответ Барков только с благодарностью кивнул, надо было беречь голос, чтобы проинструктировать новобранца.
Тьфу ты! ругался сержант на своего боевого сослуживца. Помяни царя Давида и всю кротость его, мне опять всё пузо осколок раскурочил. Неужели других не было? Себе, небось, тоже в голову?
На, смотри, повернулся, оправдываясь Бабенко, снайпер в спину, точно под левую лопатку.
Запёкшиеся кровавые пятна на зелёном сукне произвели на радиста должное впечатление. Лицо его побледнело, заметно было, как он часто сглатывает, пытаясь избавиться от приступов тошноты.
В отличие от Дьякова, Бабенко новобранец понравился: Камышев был хорош собой, а главное, в нём ещё не было убито чувство человеческой любви к ближнему. Его с головой накрывала своего рода девственность, которой давно уже были лишены все его знакомые медсёстры, заражённые будничным лицезрением искалеченной мёртвой или раненой плоти.
А это тебе, радист, с ласковой улыбкой протянул он комплект формы. Автоматная очередь как на швейной машинке по диагонали шесть пулевых отверстий.
Зачем это? еле вымолвил Камышев, с неприязнью забирая сложенные в стопку брюки и гимнастёрку.
Как совсем стемнеет, переправляемся вплавь на тот берег, поэтому важно с собой иметь сухой комплект белья и форму. В тылу врага мы должны быть в полной боевой готовности, ни одна мелочь не должна помешать нам выполнить боевую задачу, спокойно объяснил командир. Поэтому сейчас переодеваемся в это, а свой комплект укладываем в вещмешки. Усёк?
А почему надо обязательно надевать чужую гимнастёрку? недоумевал новобранец. Почему нельзя так вплавь, без одежды, сейчас, ведь, лето, тепло.
Помяни царя Соломона и всю мудрость его, со вздохом, качая в стороны головой, запричитал Дьяков.
Ты как же храбрец-молодец, хочешь: в исподнем или совсем голышом? захохотал Бабенко. Смотри, а то раки днепровские всё хозяйство клешнями откусят, и повоевать не успеешь.
Камышев растерянно смотрел на командира.
Это нужно для маскировки, коротко и чётко ответил Барков.
Есть для маскировки, наконец-то взял себя в руки Камышев и быстро переоделся.
Дьяков и Бабенко со знанием дела смотрели в расстрелянную грудь молодого солдата.
Как же он сразу не умер? перекрестился сержант.
Егорыч, фельдшер, значит, который в медсанбате, сказал: двое суток ещё промучился, поделился важной информацией Бабенко.
Нет, снова закачал головой Дьяков, я так не хочу, по мне уж лучше сразу насмерть.
«Сразу насмерть» одними молитвами не заслужишь, подтрунил над товарищем Бабенко.
Много ты понимаешь, ухарь, отмахнулся сержант, лучше оружие лишний раз проверь.
Оба мои пулемёта всегда наготове и бьют по врагу без промаха, товарищ сержант! расплылся в широкой улыбки уроженец Курска. Осечек не дают!
Тьфу! снова сплюнул Дьяков и взялся за трофейный карабин «Маузер».
Бабенко всегда брал с собой на задание ДП, ручной пулемёт Дягтерёва Пехотный. Барков не раз предлагал последнему заменить его на более лёгкий ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина), который сам использовал в бою, но тщетно.
Без пулемёта в жаркой перестрелке Бабенко чувствовал себя беззащитным. Да, оружие было тяжёлым и неудобным на марше, но пару раз его огневая мощь спасла им жизни во время прорыва из окружения.
Оружие есть? спросил Барков у вновь прибывшего.
Никак нет, ответил Камышев. Мне сказали, что оно мне не понадобится.
С каких это пор красноармейцу на войне оружие не понадобится? прыснул от смеха Бабенко. Эдак мы скоро благодаря нашим отцам-командирам фашиста голыми руками душить научимся.
Да заткнись ты, упрекнул за крамольные речи своего приятеля Дьяков. От твоей болтовни греха не оберёшься.
Барков снял со своего ремня кобуру с наганом и протянул её Камышеву:
Пользоваться умеешь?
Обучен, ответил радист, принимая кобуру.
В человека стрелял? уточнил свой вопрос командир.
Камышев замялся, стесняясь перед мужчинами сказать правды.
Отвечать на вопрос командира необходимо по всей форме, напомнил капитан.
Виноват, опомнился Камышев. Никак нет. В человека не стрелял.
Помяни царя Давида и всю кротость его, с очередным вздохом разочарования затараторил Дьяков. Он не только сам потонет, но и группу за собой на дно потащит.
Я хорошо плаваю, возразил новобранец. Я в Москве с детства в бассейн хожу. Я на Спартакиаде за институт плавал.
Бабенко весело присвистнул.
Дьяков не унимался:
Помяни царя Соломона, и всю мудрость его.
Из Москвы? переспросил Барков. А как в Смоленске оказался?
К родственникам приехал на каникулы, а тут война, я и записался добровольцем. Когда узнали, что я в радиолюбительском кружке состою, тут же определили в радиосвязь. Вы не волнуйтесь, товарищ командир, я справлюсь, не подведу.
«Как будто мысли прочитал», подумал про себя Барков. Говорить было нестерпимо больно.
Это как в фотоателье, взял над молодым добровольцем шефство Бабенко. Смотри в чёрный кружочек, он указал на дуло своего пулемёта, только вместо птички из этого кружочка вылетит чья-то смерть. Если выстрелишь ты, то смерть будет чужая, если промедлишь, на секунду засомневаешься, вылетит смерть твоя или твоих боевых товарищей, то есть нас. Понял?
Так точно, кивнул Камышев.
Самое главное на той стороне соблюдать тишину, а значит, не разговаривать без критической необходимости, продолжил наставление Барков. Не обнаружить себя для противника это самое важное условие нашего выживания. Мы не имеем права погибнуть, не выполнив боевой задачи. Будет страшно тишина, будет больно тишина. Запомни, там мы невидимки. Наша цель не убивать как можно больше врагов, наша цель выполнить поставленную командованием задачу. Усёк?
Так точно, ответил Камышев.
Тогда вперёд, скомандовал Барков. Двадцать минут как уже стемнело.
Сели на дорожку, подкорректировал приказ командира Дьяков. Молодой встаёт первым.
Не бери в голову, студент, подмигнул, взваливая пулемёт на плечи, Бабенко. На том свете лишние мысли ни к чему.
* * *
С наступлением ночи звуки войны стихли. Лишь изредка были слышны выстрелы, и шальные пули рассекали теперь желанный прохладный после жаркого дня воздух.
То и дело вверх взвивались световые заряды с обоих берегов Днепра, оставляя за собой характерный шлейф, и группа разведчиков вынуждена была пригибаться к земле, чтобы заранее не обнаружить чужому глазу маршрут своего передвижения.
Камышеву казалось, что он слышит немецкую речь с той стороны, но ни одного конкретного слова ему разобрать так и не удалось.
Впереди у самой воды закрякала проснувшаяся утка, и командир сделал знак рукой спускаться вниз.
Это Чингис, давно высматривающий в темноте своих, наконец-то обрёл долгожданное спокойствие. Как только четвёрка бойцов спустилась на песчаную отмель, он тут же бесшумной ящерицей распластался на плоту и обратил все свои чувства на чужую сторону.
Остальные быстро сняли сапоги, погрузили их вместе с другими вещами и оружием рядом с Чингисом и, зацепившись за стянутые канатной верёвкой с трёх сторон брёвна, отплыли на вражескую территорию.
Днепр был тёплый и ласковый, и Камышеву до сих пор не верилось, что он уже целый день как на войне.
23 июня, ближе к вечеру, он уже записался добровольцем на одном из смоленских призывных пунктов. Родственникам, у которых гостил, он ничего не сказал о своём решении, просто оставил записку с просьбой передать обо всём родителям в Москву.
Первый налёт на Смоленск фашисты совершили 24 июня, когда Камышев уже покинул город, перебравшись в одну из близлежащих военных частей для прохождения ускоренных курсов радистов.
Две недели учились принимать и передавать сообщения на радиостанции РБ(3-Р), поступившей на вооружение Красной Армии в 1940 году.
После курсов, успешно пройдя аттестацию, он взвалил на свои плечи около 30 килограмм ценного железа и попал в распоряжение 13-ой армии, укрепившейся к тому времени на левом берегу Днепра и готовившей контрудар немецкому наступлению.