Молодому радже было тогда двадцать четыре года и он уже семь лет был женат на дочери раджи из Варунаси, девушке по имени Лалавати, столь же знатной, благочестивой и яйцеголовой. Этот прекрасный союз гарантировал княжество Митрена от любых неприятностей с юга. А больше их ждать ниоткуда не приходилось. На севере на пять дней пути тянулись безлюдные леса и болота, за которыми прятались охотничьи племена. А на западе до Данапра (Днепра) народ жил родственный, но до того редкий, что и в расчёт его можно было не принимать.
Имя Лалавати значило «добрая воля бога». Только добрая воля эта всё никак не снисходила на высокородную пару. За семь лет у них не родилось ни одного ребёнка. Два выкидыша на первом месяце не в счёт. В общем-то это серьёзный повод для развода. Но тесть Митрена, услышав как-то такую мысль от своего кума, тактично намекнул, что ответит на подобный демарш сожжением Хастина и аннексией южных поселений по Вороне. Вместе со святилищем. Благо тамошние брахманы и ему родственниками приходились. Причём настоящими. Но самым неприятным было то, что силёнок у него для этого действительно было достаточно. Так что своё обещание выполнить он вполне мог.
Правда тесть не запрещал Митрену завести пару-тройку наложниц, да прижить детишек от них. И сама Лалавати на этом настаивала. Понимала, как тяжело мужу без детей. В народе уже слухи поползли, мол немощен наш раджа. Бабу поиметь не может, где уж ему племенем управлять?
Но Митрен был мужчиной благочестивым на деле, а не на словах. Идея с наложницей казалась ему какой-то противоестественной. А ещё он был человеком очень религиозным. Почитал всех богов Ирия. И даже пару из тех, кто в Золотом городе не жил. Небесного царя Дьяуса и властительницу смерти Мару, к примеру. Каждому богу он жертвы приносил. Правда некоторым оптом. Сурье, Ашвинам и Ушас всем вместе и сразу. Вроде как они одну работу выполняли. Но более всех почитал он тех богов, которых видел лично. К его отцу как-то пару раз заглядывал Ваю, один раз был Индра. И, конечно, Митра. Этот у старого раджи каждый год бывал. Можно сказать, что они дружили. Раджа был заядлым охотником и рыболовом. Вот Митра к нему и прилетал отдохнуть от божественных дел на недельку-другую. Прилетал, конечно не в золотых одеждах с короной на голове, а в кожаных штанах, кожаной рубахе и рыжей парке с капюшоном. В общем одевался он, как какой-нибудь охотник с севера. И рожу на себя нацеплял Такие морды только за Каменным поясом водятся. Глаза раскосые, скулы высокие, волосы чёрные и гладкие. Пойди, догадайся, что это бог света Митра! Но ему того и надо было. Не хотел, чтобы его узнавали. Шутник!
В племени все, как на подбор были истинными арийцами светловолосыми и голубоглазыми. И вот среди них появляется этот монголоид в будёновке и с парашютом за спиной. То есть, в охотничьей парке с капюшоном.
Но бога не волновало, что все на него пялятся. Он с раджой уходил в леса или на реку, прихватив для комфорта пару-тройку слуг. Жили в специально подготовленных охотничьих хижинах. Охотились-рыбачили по настроению, но больше пили горячительное и байки травили. Батя Митрена знатный краснобай был. Даром что ли его брахманом признали? А Митрена в это время оставляли в Хастине на хозяйстве. Так что на ту божественную тусовку ему удалось всего-то раз попасть. Подростком в качестве слуги. Ох, и интересно же тогда было! Ох, и завидовал же он потом отцу страшной завистью.
Когда Митра, прилетев в очередной раз, узнал, что старого раджу уже похоронили, загоревал.
Вот, мол, как жизнь проходит быстро. Был человек, и нет его. Один курган остался. Достал из висевшей на боку сумы баклажку с божественной сомой, сам выпил, Митрену дал
О-о-о-о! Божественно!!!
А ты как думал? Чай не ключница пойло делала. Сам Сома варил!
Остатки чудесного напитка на курган вылил. Белую козочку сам себе в жертву принёс. Мясо тут же на кургане пожарили, со второй баклажкой сомы в кругу самых верных слуг употребили. А потом вздохнул Митра глубоко и горестно, поглядел тоскливо на молодого раджу и говорит:
Ну, что, Митрен? Даром что ли тебя в мою честь назвали? Запрягай колесницу. На рыбалку к Варуне поедем. Где тут у вас осетры водятся?
Молодой раджа, конечно, такого не ожидал. Но рыбалку организовал честь по чести. Богу понравилось. Да и собеседником он оказался не хуже отца. И уже в конце недельного рыбачьего запоя Богу-то что? У него похмелья не бывает. Пальцами щёлкнул и уже, как стёклышко. А раджа-то просто человек! Так вот, аккурат в момент утренней похмелки всё ещё мучимый абстинентным синдромом Митрен и рассказал о своей беде.
Митра на это только хмыкнул и посоветовал не переживать по пустякам.
Кто с богами сому пьёт, тот о таких мелочах может не заботиться. Ну-ка, встань-ка в полный рост
Раджа поднялся, а Митра глянул на него так, словно дырку в причинном месте прожечь взглядом собрался.
Нет, говорит, с тобой, похоже, всё в порядке. Жену твою поглядеть надо. Да ты не боись, вылечим. Только не сейчас. Я к тебе попозже загляну.
Ну, попозже, так попозже. Раньше, чем через год Митрен бога в гости не ждал. Ошибался.
* * *
Всего через пару месяцев поздно вечером угрюмый Митра появился на пороге «дворца» раджи. Он выгнал на улицу всех слуг и «нукеров», сел у очага на стащенную с нар баранью шкуру, с удовольствием вытаскивая из огня жарившиеся там (между прочим, совсем не для него!) куски мяса на большое бронзовое блюдо.
А вы чего там застыли? удивлённо обратился он к остолбеневшим Митрену и Лалавати. Садитесь к огню. Ты, Лалавати, миски неси. Из чего сому пить будем? Дело у меня к вам есть.
Раджа быстренько расстелил шкуры для себя и для жены, а его супруга принесла небольшие мисочки, похожие на пиалы. Когда раздавала их мужу и гостю, божество уставилось на неё тем самым взглядом, что хорошо запомнился Митрену по прошлому общению. Затем усмехнулся и сказал:
Помогу я вам в вашей беде. Исцелю тебя, Лалавати. Будет у вас ребёнок. Единственный. И будете вы у меня избранными. Но вот наследника вы родить не сможете.
У раджи с женой рты пооткрывались:
Как же так?
А ребёнок?
Митра достал из сумы, что висела на его боку, баклажку с сомой и разлил её по «пиалкам», раздал их собеседникам. Выпил свою порцию, сунул в рот небольшой кусок жирного мяса и, глядя на застывшее в ожидании ответа лицо женщины, усмехнулся:
А ребёнок будет девочкой. И вы её с рождения обещаете не какому-нибудь раджёнку в жёны, а в жертву богу.
Убить нашу дочь? вырвался крик из груди Лалавати.
Дура что ли? грубо оборвал её Митра. Живой она будет. Воспитаете, как положено. И чтобы ни один мужик её пальцем не трогал. А придёт срок, станет она женой бога. И сына родит. Остальное не вашего ума дело. Сому-то пейте. Чай не каждый день вам такое предлагают
Хозяева отхлебнули по глотку. Видно было, что божественный напиток их сейчас совсем не волнует.
А почему же мне, кроме этой дочери нельзя ещё детей родить? жалобно вопросила Лалавати.
Митра глянул на неё прищурившись. Хорошо, что Лалавати не поймала этот взгляд. Она бы почувствовала в нём холод и презрение.
А чтобы заботились вы о своей дочери получше. Вот для того и будет она у вас единственным ребёнком. Понятно?
Супруги молча кивнули.
Ну, а раз понятно, то я пошёл. Некогда мне тут с вами лясы точить, заявил Митра и направился к выходу.
Уже приподнимая шкуру, закрывавшую дверной проём, бог обернулся к опечалившимся супругам и сказал:
Через пару месяцев прилечу посмотрю, как беременность идёт.
У Митрена глаза по полтиннику стали, рот открылся, и из него вырвалось нечленораздельное:
А-а-а
Да исцелил я её уже, пренебрежительно бросил Митра, а потом игриво улыбнулся, подмигнул Лалавати и добавил. Сому допивайте и в постель. Я прикажу, чтобы рабы и вои вас не беспокоили.
Сказал и вышел из дома.
Ошарашенные супруги ещё несколько минут молча сидели, глядя на дверной занавес, а потом Лалавати одним глотком выпила остатки сомы и произнесла:
Милость богов мало отличается от их гнева.
Её супруг кивнул головой в знак согласия и молча выпил желтовато-мутную жижу из своей «пиалки».
* * *
Девочку, что родилась через девять месяцев после той ночи, назвали Ахшен, что одновременно значило и «госпожа», и «голубка».
Сразу после рождения Митра провёл над ней особый обряд, который, как он сказал, позволит ей не бояться болезней и сглаза. После обряда на бедре младенца появилось родимое пятно, похожее на колесо с восемью спицами, создающими два наложенных друг на друга креста. Коловрат личный символ Митры.
Теперь даже боги не будут иметь над нею власти, заявил улыбающийся бессмертный обеспокоенным родителям девочки.
Росла Ахшен настоящим ангелочком, что по внешности, что по характеру. Стройная, голубоглазая, с длинными волосами цвета спелой пшеницы. Даже яйцеголовость не портила её (разумеется в современном нам понимании красоты), а придавала какой-то изысканный шарм. Кроткая, почтительная к старшим, богобоязненная, добрая и чувствительная до жалостливости к животным и увечным людям
* * *
Мама! маленькая девочка в ярко-жёлтой тунике, подаренной ей самим богом света, сурово смотрит на супругу раджи. А правда, что Анагай потерял свою руку, когда защищал папу от разбойников?
Поначалу озадаченная столь резкими нотками в голосе дочери Лалавати, услышав продолжение речи, немного успокаивается.
Правда, дочка. Анагай вырос в бедной семье. Его потому и зовут «не имеющий скота», что у его родителей не было даже коровы. Но он был сильным и ловким юношей и поступил на службу ещё к твоему дедушке. Однажды твой отец великий раджа Митрен ехал со свитой в гости к твоему дедушке в Варунаси. В лесу у реки на них напали разбойники. Бандитов было много. Они убили двух воинов твоего отца и ранили Анагая, отрубив ему руку. К счастью, Митрену с остальными воинами удалось победить разбойников. Никто не ушёл от справедливой кары. Правда, Анагай с той поры не мог быть больше воином.
Голубые глаза семилетней девочки наполняются слезами, но взгляд жесткий, словно сталь, готов проделать дырку в матери.
Мама, требовательно звучит её голос. Как же вы могли забыть об Анагае? Он же потерял руку, спасая отца! А теперь он живёт один в холодной хижине и за еду пасёт чужой скот. Вы с папой должны были позаботиться о нём! Если этого не сделать, то кто потом захочет рисковать жизнью за столь неблагодарного раджу и его семью?
Последние слова просто обезоруживают Лалавати. Дочка мудра не по годам. Ей, конечно, нет дела до того, кто будет служить радже и как. Ей просто жалко несчастного Анагая. Она хочет ему помочь. Но ведь знает, хитрюга, что сказать, чтобы добиться своего!
Я согласна с тобою, дочка, пряча улыбку и стараясь сохранить полную серьёзность, отвечает супруга раджи. Я переговорю сегодня с твоим отцом и думаю, что он решит эту проблему.
Восторженное сиянье голубых глаз. Благодарный выдох:
Мамочка
И маленькое тельце повисает на шее удивленной от такой реакции Лалавати.
Чмок, чмок! Ты лучшая мама на свете!
* * *
Вечером Митрен хмуро выслушивает рассказ супруги об этом разговоре, но последний аргумент и для него становится убийственным.
Хорошо, уже улыбаясь, отвечает раджа. Пусть старый Анагай живёт у нас. Он многое знает и многое умеет. Да и с детьми ему всегда удавалось ладить. Я назначаю его воспитателем и охранником нашей дочери.
Охранником? изумляется Лалавати.
А ты что думала? усмехается Митрен. Анагай и левой рукой владеет сулицей, кинжалом или даже мечом не хуже, чем кое-кто из молодых воинов правой. А какие вещи он выделывает кнутом
* * *
Природу не обманешь, она всё равно где-нибудь вылезет. Поскольку у Митрена не было наследника, он не возражал, когда любимая дочка пожелала обучиться у Анагая трём главным искусствам, которым обучали всех мальчиков её племени: скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду. Впрочем, последнему её все обучали ещё с пелёнок. А к первым двум прибавилось владение копьём, кинжалом и бичом.
* * *
Ко дворцу раджи прибыл караван из его северных владений. Хотя слово караван для десятка тяжеловозов, нагруженных кремнием и большими, похожими на древнегреческие амфоры, горшками с зерном, может быть и не совсем подходит. Но как это ещё назовёшь?
Молодой парнишка по имени Сараби (то бишь, «головастый») в домотканой расшитой узорами рубахе и таких же штанах пристроил одного из тяжеловозов у самых дверей огромной полуземлянки, гордо именуемой дворцом раджи, и отвязывал один из горшков с зерном.
Старый Анагай с девятилетней Ахшен как раз возвращались от речки со связкой плотвичек. Рыбёшку предполагалось завялить. Очень хорошее дело, когда ларёк для продажи чипсов ещё не построили, а семечки из Нового Света ещё не завезли, поскольку саму Америку открыть не успели. И что прикажете жевать, когда делать нечего? Вяленое мясо или вот: вяленую рыбу. Оно, конечно, не дело «принцессе» на рыбалку за плотвой ходить, но ведь как интересно! Девушка знатного рода должна бы в это время в горнице сидеть, да вышивать приданое для суженного.
Ай, о чём это мы? Какое ещё приданное? Какой ещё суженный? Ахшен богу в жёны предназначена. На кой ляд ему тряпки в приданое? Уж лучше тогда на рыбалку сходить. Плотвичек для вяления наловить. А заодно Анагай расскажет, какая рыба как себя ведёт, да какие повадки имеет, да как её поймать половчее. Забавные эти рыбы Очень людей напоминают.
Вот ведь, паршивец, буркнул себе под нос Анагай, глядя, как парень у входа во «дворец» отвязывает горшок с зерном. Разобьёт же сейчас посудину. Ты, госпожа, подожди меня здесь немного. Пойду, помогу этому балбесу. А ты вон у Сахуга спроси когда он привезёт для тебя из Варунаси свирели. Я в прошлый раз его об этом просил.
Ахшен пошла к старому Сахугу, что важно стоял неподалёку, держа в руках длинный кнут из хорошей воловьей кожи, и наблюдал за разгрузкой каравана. А Анагай отправился на помощь парню.
Сараби уже зубами пытался развязать узел и думал: «Ну, какой дятел так запутал эту верёвку, что и развязать-то невозможно?» И тут он услышал за спиной:
Давай подмогну, малый.
Сараби уже и слова благодарности приготовил и обернулся с радостью в глазах, но только как помощника увидел, радость вся пропала, а хорошие слова на устах застыли.
Да чем же ты мне помочь-то сможешь, однорукий?
Старый Анагай только усмехнулся. Не впервой ему такое от людей слышать. Не обиделся, а только подошёл поближе да взялся за дно кувшина, чтобы поднять его чуть повыше и ослабить этим верёвки для Сараби
* * *
Митра прилетел в Хастин посреди белого дня. С тех пор, как Ахшен стала ходить и говорить, бог света бывал в гостях у Митрена чуть ли не каждый месяц. Прилетит, поболтает с раджей и Лалавати, поговорит с няньками и наставниками «принцессы», обязательно даст свои рекомендации, а потом несколько часов нянькается с самой девчонкой. Иной раз может и куда-нибудь в путешествие с собой утащить, как он говорит, мир поглядеть. В тот день ему не повезло. Ахшен с Анагаем на речку ушла. Митра, конечно, со всеми служанками переговорил, с родителями девчонки кумысу выпил. Вроде бы всё хорошо, но внутри бога тихо росло непонятное раздражение. Няньки втык получили, что рукоделием мало занимаются. Брахману, что с «принцессой» веды изучал, божество разнос устроило за то, что он сам один из гимнов неправильно процитировал.
А тут ещё под вечер караван с севера прибыл. Во дворе суета и шум поднялись. И Митра, чьё настроение совсем уже испортилось, решил Ахшен не дожидаться. Попрощавшись с Митреном и Лалавати, бог света откинул входной занавес, со злостью толкнул дверной щит и, сделав пару шагов по ступенькам вверх, вышел наружу. Дверной щит с грохотом отвалился к левой стене «дворца» в трёх шагах перед мордой лошади. Того самого тяжеловоза, с которого сгружал горшок с зерном Сараби. Тот самый горшок, что за мгновение до этого приподнял своей единственной рукой Анагай.