Здорово! обрадовалась Татьяна. Значит, мы можем сойти раньше, в Толмачеве, верно?
Ты спятила! удивилась Зина. Нам же нужно в Лугу.
Знаю. Мы выйдем раньше, а потом сядем на другой поезд и доберемся до Луги.
Ни за что!
Ну пожалуйста, Зина, мне очень нужно в Толмачево. Я должна найти брата.
Зина широко открытыми глазами уставилась на Татьяну.
Таня! Когда ты сказала, что немцы заняли Минск, разве я просила тебя поехать со мной искать сестру? процедила она, поджав губы; маленькие темные глазки негодующе посверкивали.
Нет, но я не считаю, что немцы заняли Толмачево. Надежда еще есть.
Никуда я не пойду, наотрез отказалась Зина. Поеду со всеми в Лугу, помогать нашим солдатам. Не хочу, чтобы меня расстреляли как дезертира.
Зина! Как ты можешь быть дезертиром?! Ты ведь доброволец! Пожалуйста, поедем со мной!
Ни за что на свете! буркнула Зина, отворачиваясь.
Как хочешь. Но я выйду.
4
Старшина просунул голову в дверь и крикнул Александру, что его хочет видеть полковник Степанов.
Полковник что-то писал в толстой тетради и выглядел еще более измученным, чем три дня назад.
Александр терпеливо ждал. Полковник поднял голову, и под глазами у него были черные мешки, лицо, с обтянутыми кожей скулами, осунулось. Должно быть, нелегко ему живется.
Старший лейтенант, прости, что так долго, но, боюсь, у меня не слишком хорошие новости.
Ясно.
Полковник опустил глаза:
Положение в Новгороде было отчаянным. Когда оказалось, что немцы окружают близлежащие деревни, наши собрали подростков из лагерей около Луги и Толмачева и поставили их рыть окопы. Мне ничего не известно лично о Павле Метанове, но Полковник откашлялся. Сам знаешь, наступление немцев было молниеносным. Такого мы не ожидали.
Александру показалось, что он слышит голос диктора по радио. Те же интонации. Тот же фальшивый оптимизм.
И что же?
Немцы прошли мимо Новгорода.
А что случилось с мальчишками?
Это все, что мне удалось узнать. Остальное неясно. Кстати, кем вам приходится этот мальчик?
Сын моих хороших знакомых.
Что-то личное?
Александр смущенно моргнул:
Да, товарищ полковник.
Полковник помолчал, играя ручкой и отводя глаза.
Видишь ли, Белов, выдавил он наконец, мне правда нечего тебе сказать. Немцы проутюжили Новгород танками. Помнишь полковника Янова? Он погиб. Немцы расстреливали без разбора как штатских, так и военных, грабили дома, а потом подожгли город.
Не отходя от стола, не сводя взгляда с полковника Степанова, Александр спокойно осведомился:
Я верно понял: Красная армия послала подростков в бой?
Степанов медленно поднялся:
Кажется, вы указываете нам, что делать и как вести войну, товарищ старший лейтенант?
Не хотел никого обижать, отчеканил Александр, щелкнув каблуками и отдавая честь, но по-прежнему не двигаясь с места. Но использовать необученных мальчишек как пушечное мясо для нацистов это безумие, тем более ставить их под команду опытных, знающих свое дело офицеров.
Полковник даже не поднялся. Оба офицера молчали: один молодой, горячий и другой постаревший уже в сорок четыре года.
Скажите семье, что их сын умер за Родину, произнес полковник. За Родину и великого вождя товарища Сталина.
Этим же утром, почти сразу после разговора с полковником, Александра вызвали к проходной. Он с тяжелым сердцем спустился вниз, опасаясь, что это Татьяна. Видеть ее сейчас было бы невыносимо. Вечером он придет к заводу.
Но это оказалась Даша, бледная и измученная.
Что случилось? спросил он, отводя ее в сторону, надеясь, что она не станет спрашивать о Толмачеве и Паше.
Но она сунула ему в руку клочок бумаги и пробормотала:
Взгляни, только взгляни, что наделала моя сумасшедшая сестричка!
Александр развернул записку. Странно он впервые видит почерк Татьяны: аккуратный, мелкий и округлый.
«Дорогие мама и папа! Я решила вступить в ополчение, чтобы найти Пашу и привезти его к вам. Таня».
Александру понадобилось нечеловеческое усилие, чтобы не выдать себя. Стараясь не показать охватившего его отчаяния, он отдал записку Даше и спросил:
Когда она уехала?
Вчера утром. Когда мы встали, ее уже не было.
Даша, почему ты не пришла сразу? Она пропала со вчерашнего дня?
Мы думали, что она дурачится. Одумается и вернется.
Вернее, надеялись, осторожно осведомился Александр, что она вернется с Пашей?
Мы не знаем! У нее вечно в голове какие-то безумные идеи! Честно говоря, я понятия не имею, о чем она думает! Какой там фронт, она в магазин сходить толком не может! Мама и папа в полном отчаянии. Они и без того волновались за Пашу, а теперь еще и это!
Так они волнуются или сердятся? допрашивал Александр.
Да они на стенку лезут! И смертельно боятся за нее. Она Даша осеклась. В глазах стояли слезы. Дорогой, пролепетала она, подвигаясь ближе и пытаясь его обнять; но лицо Александра оставалось отчужденно-замкнутым. Александр, я не знаю, к кому обратиться. Помоги нам, пожалуйста. Помоги найти мою сестру. Мы не можем потерять мою Таню
Знаю, оборвал он.
Пожалуйста! молила Даша. Сделаешь это ради ради меня?
Александр похлопал ее по спине и отступил.
Посмотрим, что можно сделать.
Александр, в обход своего непосредственного начальства, майора Орлова, направился прямо к полковнику Степанову и получил разрешение взять двадцать добровольцев и двух сержантов и повести грузовик с боеприпасами на юг, к линии обороны Луги. Александр знал, что линия нуждается в укреплении, но сказал Степанову, что вернется через несколько дней.
Перед тем как отпустить Александра, Степанов тихо произнес:
Возвращайся, старший лейтенант, и приводи с собой людей. Всех. Живыми. И, помедлив, добавил: Как всегда.
Сделаю все, что смогу, товарищ полковник, сказал Александр.
Он знал, что не многие ополченцы возвращались обратно.
Перед отъездом Александр зашел к Дмитрию и предложил ему поехать вместе. Дмитрий отказался.
Дима, ты должен поехать, настаивал он.
Поеду тогда, когда меня пошлют, сказал Дмитрий, но добровольно в пасть акулы не полезу. Ты что, не слышал, как все было в Новгороде?
Александр сам сел за руль. В кузове поместились люди, тридцать пять винтовок Нагана, тридцать пять новеньких винтовок Токарева, два ящика ручных гранат, три полевых мин, семь патронов, артиллерийские снаряды и бочонок пороха для минометов. Александр подумал: как хорошо, что грузовик бронированный. Жаль, что у него нет одного из танков, собранных Татьяной.
Им предстояло проехать Гатчину, Толмачево и Лугу. Но, уже приближаясь к Гатчине, Александр услышал отдаленный грохот пушек и взрывы бомб. Он повел грузовик по немощеной дороге, и в этот отчаянный момент перед ним всплыло лицо отца, словно вопрошая, что делает сын на пороге смерти задолго до того, как настало его время.
Отец, я делаю это ради нее, пробормотал он, и сержант Олег Кашников, молодой здоровяк, удивленно спросил:
Вы что-то сказали, товарищ старший лейтенант?
Ничего. Бывает. Иногда я разговариваю с отцом.
На английском? не отставал Кашников. Я в школе его учил.
Ты ослышался, бросил Александр.
С каждым километром артиллерийская канонада становилась все отчетливее. На горизонте поднимался дым. Это был гром гнева и смерти.
Вечером четвертого июля устроили барбекю, а потом семья отправилась покататься на яхте в Нантакетском проливе и любовалась фейерверками. Семилетний Александр поднял голову к небу, завороженный радугой огней. Он в жизни не видел ничего более живописного, чем эти переливы, оживлявшие темное небо.
Прямо впереди виднелся спуск к реке Луге. Слева раскинулись поля, а справа высился лес. Александр увидел ребятишек лет десяти, собиравших колоски. По периметру полей солдаты, мужчины постарше и женщины рыли окопы. Если удастся собрать урожай, поля заминируют. Если нет все равно заминируют.
Схватив винтовку, Александр велел своим людям оставаться на местах, пока он не найдет полковника Пядышева, ответственного за линию обороны на двенадцатикилометровом участке вдоль реки. Пядышев, довольный прибытием боеприпасов, немедленно велел солдатам разгрузить грузовик и собрался делить оружие.
Только семьдесят винтовок, старший лейтенант? разочарованно протянул он.
Все, что было. Обещали подвезти еще.
Потом Александр отвел своих подопечных ближе к берегу, где они получили лопаты и принялись рыть, а сам взял бинокль и обшарил взглядом лес на противоположном берегу. Похоже, немцы намеревались наступать, хотя еще не готовы к атаке.
Мужчины наскоро поели тушенки, запивая ее водой из реки. Александр оставил вместо себя сержантов Кашникова и Шаркова, а сам отправился на поиски добровольцев, прибывших два дня назад с Кировского завода.
В тот день он никого не нашел. Зато на следующий отыскал Зину, усердно копавшую картошку и бросавшую ее в корзину вместе с комьями грязи. Он посоветовал ей сначала стряхивать грязь, тогда для клубней останется больше места. Зина злобно глянула на него, явно собираясь нагрубить, но, заметив знаки отличия и винтовку, мигом прикусила язык. Александр понял, что она не узнала его. Что ж, не у всех такая хорошая память на лица.
Я ищу твою подругу, пояснил он. Она здесь? Татьяна Метанова!
Зина съежилась от страха:
Я ее не видела. Она где-то там.
Чего она боится?
Александр облегченно вздохнул. Значит, Татьяна здесь!
Где именно?
Не знаю. Мы расстались после того, как она сошла с поезда.
Где расстались?
Понятия не имею, пробормотала девушка, кидая клубни мимо корзины. Потом принялась рыть землю, не выбирая клубней.
Александр дважды ударил по земле прикладом винтовки:
Прекрати немедленно! Смирно, товарищ Агапова!
Зина поспешно выпрямилась.
Ты меня помнишь?
Она покачала головой.
Не удивилась, откуда я знаю твою фамилию?
Вы все знаете, промямлила Зина. Это ваша работа.
Я Александр Белов. Приходил к заводу, чтобы встретить Татьяну. Она нас познакомила. Теперь вспоминаешь?
На настороженном чумазом личике отразилось облегчение.
Родные Татьяны волнуются за нее. Знаешь, где она?
Вот что, решительно начала Зина, она хотела, чтобы я сошла вместе с ней. Но я отказалась. Только дезертиры убегают с фронта!
Сошла с ней? Где? И какой из тебя дезертир Ты же доброволец! удивился Александр.
Но Зина, казалось, не поняла, что он имеет в виду.
Во всяком случае, я давно ее не видела. Она не поехала с нами в Лугу. Спрыгнула с поезда у Толмачева.
Александр побледнел:
То есть как спрыгнула?
Вот так, когда поезд замедлил ход на полустанке. Я сама видела, как она катится по склону.
Александр нахмурился:
Почему ты позволила ей спрыгнуть?
Позволила? Зина усмехнулась. Кто ей что позволял! Говорила ей: сиди смирно! А она еще и меня уговаривала. Но с чего это вдруг я пойду за ней? Мне ее брат не нужен. Я хотела помочь нашим солдатам. Нашей Родине.
Значит, ради Родины ты бы спрыгнула с поезда? бросил Александр, отворачиваясь.
Зина, не отвечая, продолжала орудовать лопатой.
Я ниоткуда не прыгала. И не дезертир, как некоторые, словно заведенная твердила она.
Александр, захватив с собой Кашникова и пятерых добровольцев, сел за руль и погнал к Толмачеву. Поселок почти опустел. Пришлось долго колесить по улицам, пока они не встретили женщину с ребенком на руках и рюкзаком за плечами. Она объяснила, что лагерь находится в трех километрах к западу.
Но там никого нет, добавила она. Все ушли.
Они все равно туда добрались, однако женщина оказалась права. Дома стояли пустыми. Многие были разрушены во время воздушного налета. Все же Александр заглянул в каждый, даже в сгоревший. Остальные были рады хоть немного отвлечься от рытья окопов и поэтому охотно помогали в поисках.
Таня! Таня!
Голоса эхом разносились по округе. Ни души. На земле валялись рюкзаки, зубные щетки, одеяла
Кто-то увидел табличку со стрелкой: «ДЕТСКИЙ ЛАГЕРЬ ДОГОТИНО». Мужчины прошагали два километра по лесной тропе и вышли на небольшой луг, где у пруда стояли десять брошенных палаток. Александр проверил каждую и обнаружил, что первоначально палаток было одиннадцать. Одну сложили и палки вытащили. В земле все еще сохранились ямки. Александр подумал, что это неплохая мысль, и велел своим людям сложить остальные. Они были сделаны из толстой парусины и достаточно велики. Он пощупал золу в кострище. Совсем холодная, очевидно, огня давно не зажигали. Ни объедков, ни мусора, оставленных мальчиками или Таней.
К вечеру они вернулись в Лугу, натянули палатки, и Александр, укрывшись шинелью, лег на землю. Но долго не мог заснуть.
Там, в Америке, бойскаутов тоже учили ставить палатки, ночевать в лесу, питаться ягодами и рыбой, выловленной в озере, и раскладывать костры по ночам. Они открывали банки с ветчиной и суфле, пели песни, засиживались допоздна, а днем учились вязать узлы и выживать в лесу. Идиллическое существование. Александру тогда было восемь девять десять Летние месяцы, проведенные в скаутском лагере, были лучшим временем его жизни.
Если Татьяна не сломала себе шею, прыгая с поезда, значит нашла пустой лагерь. И если у нее осталось хоть немного мозгов, забрала одиннадцатую палатку. Но что потом? Вернулась в Ленинград?
Сомнительно. Она поставила себе целью найти Пашу и, значит, не отступится от задуманного. Куда она могла направиться после Толмачева?
В Лугу. Больше некуда. Она пойдет в Лугу, поскольку именно сюда, по ее расчетам, должен был пробираться Паша, чтобы укреплять линию обороны.
Воспрянув духом, Александр закрыл глаза и постарался заснуть.
На рассвете его разбудил отдаленный рев самолеты. Хорошо, если наши!
Он ошибся. Даже снизу были видны черные свастики на крыльях. Шестнадцать самолетов, разделившихся на два звена, спикировали, и на землю что-то посыпалось. Послышались панические вопли, но взрывов не последовало. Сотни листочков белой и коричневой бумаги планировали крохотными парашютиками. Один приземлился прямо перед палаткой. Александр поднял его и стал читать:
Советские люди! Конец близок! Сдавайтесь! Обещаем пощадить каждого, у кого окажется эта листовка! Коммунизм будет разгромлен. Вы получите еду, работу и свободу!
Другой листочек оказался пропуском через линию фронта. Покачав головой, Александр швырнул их на землю и пошел умываться к ручью, который бежал среди леса.
В девять утра появились другие самолеты с фашистскими опознавательными знаками. Они летели очень низко. Заработали пулеметы. Люди, трудившиеся на полях, падали как подкошенные. Уцелевшие бежали к деревьям. Одна из палаток загорелась. Но ни одной бомбы не упало на землю. Значит, нацисты экономят свои драгоценные бомбы.
Александр натянул каску и прыгнул в окоп.
Вскоре оказалось, что нацисты не так уж и экономят. Во всяком случае, осколочные бомбы посыпались как из дырявого ведра. Снова раздались приглушенные крики. В окопе не было ни одного знакомого лица. Бомбежка продолжалась еще с полчаса, после чего самолеты улетели, сбросив новые листовки, где были только три слова: «Сдавайся, или умрешь».
Сдавайся, или умрешь.
Черный дым, пожарища, стоны раненых Все это казалось Александру сценой Апокалипсиса. В реке плавали трупы. На берегу вдоль окопов, рядом с бетонными дотами, корчились раненые. Александр нашел Кашникова, живого, но лишившегося мочки уха. На гимнастерку лилась кровь. На Шаркове не было ни царапины. Все утро Александр помогал переносить раненых в палатки. Остаток дня рыли не окопы, а могилы. Он и еще шестнадцать человек выкопали братскую могилу у самого леса, куда сложили тела двадцати трех погибших. Одиннадцать женщин, девять мужчин, старик и двое детей лет восьми. Ни одного солдата.