Трое суток я благополучно кочевал с медсанбатом: за это время дважды меняли его местоположение. Маскировались, зенитки для охраны есть, уже все знали, как немецкие лётчики любят сбрасывать бомбы и штурмовать именно красные кресты. Бои шли страшные, уже танковые сражения начались.
И вот как-то к нам в палатку зашёл командир, из штабных, я его помнил. Он осмотрел помещение, где на койках, а то и просто на матрасах, брошенных на землю, лежали выздоравливающие бойцы из легкораненых, и спросил:
Кто умеет водить автомобиль?
Мы запереглядывались: во что ещё наше любимое командование решило нас втравить? Голоса никто не подавал может, действительно, не умели. Наконец один руку поднял, но он комсорг роты, должность обязывала впереди быть. А вот я поднимать руку и не подумал: у меня шея только-только начала крутиться, а колено расцвело всеми красками, но хоть опухоли уже нет. Я ещё восстанавливаюсь. Недолеченные травмы в старости скажутся, а я этого не хотел, потому что желал дожить до этой самой старости. Нет у меня желания бросаться в бой с пеной на губах, я просто хочу дожить до конца войны, честно пройдя её. И если будет такая возможность, я постараюсь не лезть туда, где особенно опасно.
Однако всё решили за меня. Комсорг, который лежал здесь с лёгким осколочным ранением в ногу, обратился ко мне:
Одинцов, ты же умеешь управлять? Сам рассказывал, как майора немецкого выкрал.
У меня нет шофёрского удостоверения, попытался съехать я с темы. Да и не долечился ещё, шея почти не крутится.
Удостоверение мы тебе организуем, боец. Собирайтесь, жду снаружи.
Какая же ты скотина, а ещё комсорг, с чувством сказал я, когда штабист вышел.
Тот, непонимающе лупая на меня глазами, спросил:
А что не так? Нашим же помогать надо.
Вот и помогай. А я ещё не вылечился. Помогать можно, но хорошо бы быть при этом здоровым.
А ещё герой, с двумя медалями, заметил кто-то из дальнего угла.
Опа, у нас ещё один доброволец? сразу отреагировал я.
В ответ промолчали.
Пришлось собираться. Тут и капитан зашёл, он наши документы в архиве медсанбата получил, выдал нам на руки. Оружие при нас было, мы же легкораненые. Каска у меня пока на ремне, мне её ещё месяц, а то и два носить не рекомендуется, сидор за спиной. Вышли наружу и погрузились в открытый кузов старой убитой полуторки, где уже сидело с десяток бойцов. Машина стронулась с места и попылила прочь, куда-то в тыл.
Было четвёртое июля, полдень примерно. Жара, на небе ни облачка. Я не мог крутить шей, чтобы отслеживать небо, но остальные именно этим и занимались: мало ли «охотник» повстречается. Если отвлекались, я напоминал. Один раз действительно пришлось по полю гонять, уходя от атак двух «мессершмиттов». К счастью, их вовремя заметили, обошлось, и машина не пострадала, но страху натерпелись все.
Через два часа, проведённых в дороге, мы въехали на территорию какой-то железнодорожной станции. Оказывается, прибыли новые грузовики с завода, и нашей дивизии выделили, в счёт восполнения потерь, пятнадцать грузовиков. Все модели ЗИС-5, две машины с прицепами. Их уже выгрузили с платформ, и эшелон давно ушёл, вот и нужно было срочно их забрать, а то найдутся ушлые, уведут. Вот потому так спешно и собирали всех, кто был свободен и мог управлять. Нас встретил зам по тылу дивизии, охранявший технику.
Возвращаясь назад за рулём машины, я прикинул и решил: а почему бы мне в шофёры не податься? Если документы будут, то вполне возможно. Однако меня обманули: грузовик я до дивизии перегнал, а там уже шофёр на него нашёлся, и удостоверение мне не сделали, вернули в медсанбат долечиваться. А вообще, идея стоящая, стоит её обдумать. Хотя тут тоже палка о двух концах: хочу на грузовик, чтобы по тылам мотаться, а возникнет надобность пошлют на боевую технику, а там и в бой.
И снова мне не дали долго полежать в медсанбате: седьмого июля приказом включили, как легкораненого, в охрану санитарного обоза, направляющегося в тыл. Бои шли страшные, раненых было много, вот и сформировали очередной обоз. Несколько уже отправили, и они были обстреляны видать, работали летучие группы, проникающие в наш тыл, может, десантники, ими тут всех пугали. Так или иначе, обстрелы случались.
Для охраны собрали целое отделение, командовал сержант-артиллерист. Выдвинулись мы под вечер. Семнадцать повозок и телег, из них двенадцать арендованные телеги местных жителей. Хозяева сами вели лошадей.
Герман! вдруг услышал я.
Поначалу даже не понял, что это меня зовут с одной из телег. Поправив ремень винтовки, подошёл, почти не хромая.
Точно ты, слабо улыбнулся, глядя на меня, раненый боец.
А я рассматривал знакомое лицо и никак не мог поверить, что это Олег тот самый пулемётчик, с которым я был блокирован в подвале двадцать третьего вечером.
Олег?! Здорово, чертяка. А я думал, вы в плен попали.
Да мы попали, только я утёк через пару дней. А Слава погиб, его часовой застрелил.
Ох ты ж
Я так и пошёл рядом с неспешно двигавшейся телегой. Другие бойцы что в головном дозоре, что замыкающие, занимались делом, охраняли. Но тут поля, видно всё вокруг на километры, так что больше за небом следили.
Ты сам как выбрался? спросил Олег.
Шкуры на себя завалил, так и сберегся от гранат, даже не оглушило. А когда немцев услышал в подвале, понял, что с вами всё: или убиты, или в плену. Как стемнело, выбрался, угнал бронетранспортёр и вывез раненого командира с семьёй и гражданскими. Командир оказался тот самый, что сердце моё заставил биться, когда я по голове получил.
Знаю его. А меня вот ранило: в контратаке от штыка увернулся, а от очереди пулемётчика нет Лицо Олега было покрыто мелкими каплями пота, он немного помолчал, набираясь сил, и спросил: Где смог медали заработать?
В соседней дивизии. Помог нашим из плена бежать да взял в плен немецкого майора, за это и дали.
Герой. Сейчас где?
В медсанбате как легкораненый. Нога-то травмирована, про это ты знаешь, а потом, когда немцы прорвались и мы медсанбат сорок пятой дивизии защищали, мне ещё осколком по каске прилетело, сознание потерял, очнулся уже в плену. Шея была травмирована, не поворачивалась, ещё лёгкую контузию выявили, звон в ушах недавно только прошёл, вот и лечусь. Как легкораненого направили на охрану санитарного обоза.
Да уж, покрутило нас.
Это точно. Кстати, я вчера подал рапорт в штаб дивизии, он как раз рядом с медсанбатом развернулся. Машиной управлять умею, только шофёрского удостоверения нет, а шофёров не хватает, уже клич кидали. Нашим штабистам тоже проще: отправлять на учёбу не надо, готовый специалист, только удостоверение выправить и сажай за баранку. Жду ответа пока.
В тылу хочешь отсидеться? хриплым голосом спросил один из раненых. Нас вообще все в телеге слушали, включая возницу, что вёл лошадь за повод, вот один из раненых и подал голос.
Герман труса никогда не праздновал, разозлился Олег. Знаете, сколько он немцев набил из своего винтаря? Шофёры тоже потери несут: и под обстрелы попадают, и авиация за ними охотится.
Я правду сказал: вчера рапорт подал, ответа пока не было. А вообще я подумывал, как дожить хотя бы до конца этого года, о конце войны даже и не думаю пока рано. Рассматриваю возможность подать прошение о направлении меня на курсы командиров, младших лейтенантов. Три месяца обучения и вылупляется молодой взводный. Сам слышал, что уже отправили первую группу бойцов. Да, три месяца в безопасности, но, с другой стороны, взводные живут просто мизер; простому бойцу-окопнику, который особо не высовывается, выжить куда проще. Если не получится в шофёры уйти, не расстроюсь.
Пускай. Каждый имеет своё мнение, так что тут кричи не кричи, всё равно так думать будут.
Мы ещё немного поговорили с Олегом, а тут темнеть начало, и сержант направил меня в дозор. Я и отправился. Чуть позже, оставив напарника одного, дошёл до сержанта и сказал, что видел тени в стороне, отсветы фонарика, хочу глянуть, кто там.
Обоз уже остановили, и к нам подошёл старший над нами, старший военфельдшер Лукин, круглый, как колобок, мужчина в очках. Кстати, мой лечащий врач. Тот выяснил, в чём дело, но командовать не стал, явно отдав принятие решения старшему охраны, нашему сержанту.
Возьми кого-нибудь, велел сержант.
Товарищ сержант, он же выдаст нас. Мне проще одному, я хоть в темноте вижу. Если немцы, закидаю гранатами и утеку.
А у тебя что, гранаты есть? удивился сержант. У нас были только винтовки, по тридцать патронов на ствол плюс один ручник, и всё.
РГД, три штуки.
Дай мне одну.
Я передал ему ручную гранату, достав её из хранилища. Врач сказал, что пока займётся ранеными, да лошадям дадут отдохнуть, а после двинем дальше. В общем, у меня полчаса на разведку.
На самом деле ничего я не видел, придумал всё. Мне это нужно было для того, чтобы отбежать и достать дрон хочу изучить окрестности. Идти нам долго, дня два топать: ближайшая железнодорожная станция аж в шестидесяти километрах, там медицинский сортировочный узел, туда приходят санитарные эшелоны, туда мы и направляемся. Причём неспешно, так как раненых нельзя сотрясать. На одной из телег везли припасы в дорогу, как раз на два дня. Нам сухпай на три дня выдали, бойцы в сидорах несли, а мой в хранилище.
Проверил дроном вроде чисто. А вернувшись, сказал сержанту, что это тыловики из сорок пятой стрелковой дивизии, наших соседей. За ночь я дважды ещё отбегал: были какие-то мутные группы. Но ночь у нас прошла без проблем. Часть следующего дня мы отдыхали на берегу озера, там росли деревья, которые нас скрыли. Я, когда на часах не стоял, из воды не вылезал. Вечером, за два часа до темноты, мы двинули дальше и к ночи добрались до места.
Раненых сдали. У нас за эти три дня трое умерли в дороге, мы их в деревнях оставляли, договариваясь с местными, что похоронят на погосте. Сдав раненых, нагрузили на освободившиеся телеги боеприпасы, припасы, медикаменты и всё, что нужно воюющей дивизии, и отправились в обратный путь.
Вот на обратном пути мы чуть не встряли, но я подкрался и закидал немцев гранатами, а потом пустил в небо осветительную ракету. Наши подумали, что это сделали немцы, так что наши стрелки и пулемёт тоже поучаствовали. Немцы бой не приняли, отошли, а я в темноте успел собрать отличные трофеи. Теперь у меня два МП-40 с боезапасом и подсумками, пистолеты и немецкий карабин с оптическим прицелом целый, осколками не побило.
Однако больше всего порадовали три тюка спальников зелёные, армейские, облегчённые, осенне-весенние, для зимы тонковаты. Не знаю, зачем они немцам, лето ведь, ночью тепло, но вот были. Два попорчены осколками, но их я зашью, а один цел. Редкое и ценное приобретение. Нашёл ещё два рюкзака (не ранцы, где сверху шерсть телёнка, а нормальные), десантные, видимо; тоже чуть попорчены, но не беда, зашью. Пригодятся. Я даже сапоги снял, что уж про остальные трофеи говорить. Двух подранков добил, семь тел было, и все моя работа.
А когда мы вернулись, меня затребовали в штаб дивизии. Дохромав до него (колено разболелось от долгой ходьбы), я был направлен к начальнику штаба дивизии.
Видел твой рапорт, боец, но по нему отказали. Пришёл приказ направлять опытных бойцов и командиров в школу младших лейтенантов, готовить командиров взводов. Сам знаешь, какая у нас убыль в командирах. Ты у нас легкораненый, как раз долечишься за три месяца. Десять классов закончил, награды имеешь, вполне подходишь, нужно только звание тебе дать. Приказ комдивом подписан. Вот направление, младший сержант Одинцов. Сейчас документы тебе поправят, и через два часа с ещё тремя будущими средними командирами с попутной машиной отбываешь в Киев, где находится школа. Удачи, боец.
Надо сказать, я был ошеломлён. Очнулся, только когда мне поменяли информацию в красноармейской книжке. Саму книжку менять не стали, просто вычеркнули моё звание красноармейца и вписали новое. Теперь я младший командир. Все документы, необходимые для поступления в школу командиров, забрал старший нашей команды, он передаст их, когда прибудем в школу.
Тряхнув головой, я сходил к кухне, где мне выдали чай и перловую кашу в качестве ужина вечер был. Ужиная, я осмысливал случившееся. Командиром становиться я не особо хотел: напомню, что для немцев командиры цель номер один, обычные стрелки им не так интересны. Однако, судя по всему, командиром я как раз и не стану: учиться три месяца, выпуск в октябре, а уже в сентябре Киев с массой войск попадёт в окружение. Наши командиры любят кидать курсантов в бой скорее всего, и с нами так же будет.
А там закрутится, и останусь я младшим сержантом, как и был, а то и вовсе простым красноармейцем. Однако два месяца в тишине, которые позволят мне восстановиться это лучшее из того, о чём я мечтал. Так что решение комдива мне нравилось: я, получается, в плюсе, как ни взгляни.
Тут меня позвали. Я сходил и сдал винтовку: никто меня с ней в тыл не опустит, тут есть кому её вручить, роты пополнения часто прибывают в дивизию без оружия. Номер винтовки из красноармейской книжки уже был выписан, подсумки я сдал, а вот ремень оставил. А тут и машина за нами пришла, и мы направились в тыл.
Машина полна, лавок нет, на полу устроились, прижимаясь друг к другу, сидоры на коленях. Пятеро ехали в школу командиров, а остальные попутные пассажиры, в основном интендант да его помощники. Кстати, в кабине машины ехал начальник политуправления дивизии, которому срочно что-то в тылу понадобилось. Если б не он, мы с каким-нибудь обозом добирались бы, а так быстрее получилось, уже ночью были на станции.
Под мерное покачивание машины все дремали, я даже уснуть смог. Вот такие полусонные мы и забрались в санитарный эшелон, который уже готовился отходить. Свободных мест не было, ехали в тамбуре. Эшелону везде зелёный свет, так что быстро добрались до города, а там и школы.
Между прочим, нас включили в ту же группу, где учились другие курсанты из нашей дивизии. Мы от них на неделю отставали, и вот включились в учёбу.
Сказать, что мне было тяжело значит ничего не сказать. Чёрт, да я когда учился-то? Хорошо, что можно было потерю части знаний свалить на амнезию в результате травмы. Один из преподавателей даже ворчал: мол, зачем прислали контуженого? Однако другие парни здорово мне помогали, да и сам я всё свободное время, которого и так было мало, тратил на самоподготовку. Так что, в принципе, поспевал за остальными, был в середнячках. А парней за помощь подкармливал из своих запасов, потому что кормили в школьной столовой если не отвратно, то близко.
Учёба шла, месяц пролетел, как и не было, я даже не заметил, с такой-то нагрузкой. А давали действительно многое, и довольно интересное. Да и я за это время успел восстановиться. Меня наблюдал школьный врач, которому я передал заметки своего врача Лукина, и он поглядывал, чтобы нагрузка по физподготовке была для меня пока щадящей. Вскоре колено перестало давать о себе знать, да и шея тоже прошла.
Боевые действия шли так, как я и помнил. Бои на Смоленском направлении были серьёзные, но город немцы уже взяли. Шли бои за Ленинград. На юге всё было плохо: наша армия попала в окружение, Николаев уже взяли, скоро за Крым возьмутся.
Честно говоря, информации поступало крайне мало, новости мы узнавали в основном от новичков, прибывающих ежемесячно. В казарме целые словесные баталии шли на эти темы. Я в них не ввязывался, не люблю словоблудие. Не хотел говорить правду, всё равно никто не поверит. Успокаивать курсантов не моя работа, а комсорга, что тот и делал. А вообще я на курсе пользовался довольно большим авторитетом: хотя награждённые медалями и орденами тут имелись, лишь у меня одного их было сразу две.