Мой туман слегка светился и тек, словно кровь в теле. Когда я двигал рукой, моя форма растягивалась и дрожала, подобно огню свечи на ветру. Мои раны в груди казались чуть белее, чем остальное тело; я предположил, что так же выглядит и шея. Я потрогал их, но боли не почувствовал, даже когда палец наполовину исчез в грудной клетке.
Когда этот осмотр стал мне невыносим, я попытался заснуть, но оказалось, что сон роскошь, которая доступна только живым. Поэтому я, как и любой человек, оказавшийся в таких жутких обстоятельствах, стал размышлять о том, что мне следовало сделать по-другому.
Я заново прокрутил в голове всю погоню, проклиная себя за то, что не свернул тут налево, а там направо. Я изобретал хитроумные приемы, с помощью которых можно было направить нож нападавшего на него самого. Я сочинял остроумные реплики, которые мог произнести перед своей кончиной. Я даже думал о том, как бы я рассказал о встрече со смертью своему таинственному работодателю из Небесной Иглы. Все это отвлекало и утешало меня. Поначалу.
Человек, мечтающий изменить прошлое, всегда будет видеть себя лишь результатом событий, которые могли бы произойти. Страстное желание и тоска ничего не меняют в настоящем. Каждый раз, когда я поднимал взгляд, то видел себя в мрачной камере, за решеткой, сдвинуть которую я не мог; компанию мне составляли только восемь призраков, а чтобы развлечься, я мог лишь трогать свою перерезанную глотку. Мое существование в данный момент было, мягко скажем, жалким. Вот так я провел несколько часов, превращая идеальное знание о прошлом в пыточный инструмент.
Спаси нас. В моей памяти снова всплыл бредовый посмертный сон. Я решил, что он был вызван либо потерей крови перед смертью, либо каким-то безумием, которое неразрывно связано с колдовским ритуалом.
Дело вот в чем: не было ни одного бога, который мог бы меня спасти. Такова истина. Будь здесь боги, я бы немедленно взмолился, чтобы они меня спасли, я бы упал ниц и выл, обращаясь к небесам. Боги умерли в тот самый день, когда по миру стали бродить первые мертвецы, и какие-то гении-аркийцы научились их порабощать. Зачем уповать на милость богов и жертвовать деньги жрецам, если до загробной жизни можно дотянуться, и она, светящаяся, стоит перед тобой? Нет религии, нет и чувства вины. Нет непостижимых сил, которые хранят ключи от бессмертия. Ты можешь просто его взять: для этого нужно просто умереть в смятении и не дать другим захватить твое тело, пока ты не овладеешь им сам. Рабство. Что еще может случиться, если власть над смертью получают люди?
Тяжесть ситуации раздавила меня. Я снова подумал о тонкой грани между жизнью и смертью. Когда ты жив, она пропасть, в которую легко соскользнуть. Когда ты мертв, это отвесная скала, за которую невозможно ухватиться.
Борясь с желанием заскулить, я занялся тем, что получалось у меня лучше всего: стал разбирать свои проблемы на части. Я знал, что у меня, мертвеца, осталось только два желания получить свободу и свершить правосудие над Темсой.
Величайший город в мире, может, и дикий, но в нем тоже действуют законы. Аркийская империя общество, в котором твое положение зависит от того, сколько у тебя теней. Их драгоценный «Кодекс» регулирует все аспекты торговли призраками, и его правила довольно строги просто аркийцам не хватало сил или желания следить за их выполнением. «Кодекс» система, а с каждой системой можно работать. Именно она покарает этих душекрадов. Да, мне понадобятся сила и терпение, но я смогу отомстить и продолжу быть чем-то. По крайней мере, новой формой меня.
Мертвым мной.
Я подавил рыдание, закрыв рот сияющей ладонью.
Глава 4. Оазисы
Тень, которая желает заявить о прошлом незаконном или неправильном порабощении, может сделать это лишь в том случае, если она свободна или если получила разрешение у своего текущего хозяина. Тень может обратиться в Палату Кодекса, и если там ее заявку сочтут заслуживающей доверия, тогда она должна представить улики, после чего и, возможно, будут проведены слушания. Если будет доказано, что слова тени соответствуют истине, а изначальный продавец тени признан виновным в незаконном порабощении, этот продавец будет забит камнями до смерти.
ПОПРАВКА: В настоящее время на рассмотрение дела отводится три года.
«Кодекс порабощения», статья 7, параграф 2
У пустыни есть один подлый трюк днем в ней царит жара, а ночью холод. Колени женщины наполовину обледенели, ступни онемели, превратились в обрубки. Хотя изо рта у нее вырывались клубы пара, усилия, которые она прикладывала, чтобы тащить труп, совсем ее не согревали и едва отвлекали ее от мучительного холода в груди.
Луна, похожая на череп, поленилась выйти и сейчас пряталась за горизонтом, поэтому сегодня ночью женщину омывал только свет звезд. Глядя на созвездия, она бормотала их древние названия на языке Красса. Даже сейчас, прожив столько лет в Арке, она их не забыла.
Мамил-Бродяга.
Крюк Утроса.
Разрушенная Пирамида.
Сотис.
И пять Бессмертных звезд, окруживших Неподвижную звезду, которые указывали путь на север, в Аракс.
В этот долбаный город.
Женщина снова встревожилась. После захода солнца ей не давали покоя шепчущие голоса. Каждый раз, когда ветерок принимался стонать в дюнах, каждый раз, когда во тьме раздавался хриплый крик, ее одолевали сомнения. Женщина обернулась, чтобы проверить, следует ли за ней призрак, и увидела его белые глаза, пылающие злобой.
Время и Догматы были не на ее стороне. По правилам волшебного порабощения, ей нужно за тридцать четыре дня добраться до Аракса и зачаровать его тело в Великом колодце Никса. Разумеется, никакой другой ей не подойдет. Загнав лошадь, она уложится за тридцать. Четыре дня: невероятно ограниченное пространство для маневра. Если она опоздает, призрак уйдет в пустоту, исчезнет, а с ним пропадет и шанс его зачаровать. Над его задыхающимся, истекающим кровью телом она обещала, что этого не произойдет, а сейчас она клялась всеми мертвыми богами, что выполнит свое обещание.
Песок у ее пяток стал голубым. С каждой пройденной милей призрак сиял все ярче, и это делало его смелее. В течение последнего часа она чувствовала, что он разминается, готовясь обрушить на нее новый поток оскорблений. Она всегда читала его, словно свиток.
Какие колкости ты приготовил на сей раз? спросила она, и в ответ услышала неодобрительное цоканье языком.
Поначалу его голос звучал весело, но вскоре игривость сменилась хриплой яростью.
Знаешь, Нилит, меня одолевает любопытство. Ты все еще топаешь на север, но уже почти целый день ничего не пила. Солнце вскоре взойдет, вот я и подумал когда ты собираешься упасть замертво?
Ты такой заботливый, сказала Нилит и выдержала паузу, заставляя его ждать ответ. Знай же: я иду по старому руслу реки, которую поглотила пустыня.
А какая нам от этого польза? То есть тебе это зачем? Мне-то насрать.
Нилит повернулась и посмотрела ему в глаза, а затем на рану, которую ее нож нанес ему перед смертью. Она вспомнила, как кровь пузырилась на его губах, когда он таращился на нее, словно попавшая на крючок рыба, и бормотал отвратительные проклятия вместо остроумных философских фраз, о которых он, несомненно, думал. Фаразар был глупцом при жизни и ничуть не изменился после смерти.
Идиот, это значит, что впереди оазис. Оазисы появляются в старых руслах, потому что где они, там и старые источники.
А если там люди?
Значит, тебе придется вести себя очень тихо. В противном случае ты узнаешь, какую боль призраку причиняет медь. Нилит постучала по рукояти своего кинжала, и его лезвие блеснуло в звездном свете.
А ты?
Я буду вести себя еще тише.
Я знал, что нужно было искать жену в Арке, а не у восточных варваров. Солнце поджарило тебе мозги, непотребная девка.
Рассмеявшись, Нилит резко дернула его тело.
Если оно поджарило мои мозги за двадцать два года, пока я была прикована к тебе, то даже не хочу думать о том, что оно сделало с тобой и твоими предками за несколько столетий. Возможно, именно поэтому жители Арка такие кровожадные. А теперь прикуси язык, пока я его не отрезала. Да, ты умер, но я и сейчас могу тебе навредить.
Она двинулась дальше, позволив Фаразару зависнуть позади нее и проверить границы на прочность. Если человек погибал в смятении от клинка, болезни или несчастного случая и его не порабощали немедленно, то его призрак выходил из трупа через несколько дней после смерти. Странная магия смерти всегда привязывала призраки к их телам. Двадцать футов от трупа в любом направлении и Фаразар наткнется на невидимую стену. Если Нилит пойдет дальше, то он поедет вместе со своим трупом. Это приводило Фаразара в ярость.
Он пытался топтать траву и пинать камни, но еще не обрел форму и не научился собой управлять, и поэтому у него получалось лишь слегка в них тыкать.
Решив осмотреть окрестности, Нилит выбралась из русла реки и забралась на вершину особенно высокой и крутой дюны. Ее усилия были вознаграждены: она увидела поблескивание факелов. Скопление факелов мерцало, словно звезда, в центре долины между дюнами там, где среди пальм и папоротников находилась деревушка. Ветерок донес до Нилит запах воды сладкой и наполненной минералами. Ее пересохший язык царапал нёбо, словно губка, которую оставили на солнце.
Я же говорю там люди. Надеюсь, они тебя поймают и отрежут тебе руки.
Нилит достала кинжал и поводила им у горла призрака.
Она почти решила оставить Фаразара здесь, но ей очень не хотелось бежать за ним обратно, если ее план провалится. Поэтому она выбрала компромиссный вариант: подошла к деревне кружным путем и оставила его тело неподалеку, за какими-то увядшими кустами. Пустынные растения для нее были все одинаковые сплошные сучки и шипы.
Неужели ты бросишь свой трофей здесь, в темноте? Да как ты смеешь!
Что хочу, то и смею. Ты же никуда не денешься, так зачем волноваться?
А как же волки, шакалы, лисы? Они порвут его в клочья, тупая ты шлюха!
Порвали бы, если бы смогли к тебе подобраться. Скорее всего, они уже почуяли твой труп, но, к счастью, звери боятся призраков. Нилит достала нож. Или все дело в том, что ты боишься темноты?
Я Фаразар умолк его внимание отвлекли тени.
Нилит пошла прочь, пригибаясь к земле. Она чувствовала себя натянутой, словно струна арфы. Да, может, она и постарела, но еще не забыла, как охотилась на шестиногого лося в степях под Саракой, вооруженная лишь небольшим ножом.
Она красс до мозга костей, и гордилась этим.
Факелов в деревне было мало, и расставили их в основном на узких улочках, между куполообразными домами из саманного кирпича. Никаких стражников и сторожей Нилит не увидела. Это показалось ей странным, ведь в пустыне было полно разбойников и душекрадов. Огни горели лишь в паре окон, но Нилит пробиралась так осторожно, словно на дворе был яркий солнечный день. Она выбрала темную тропу и вскоре уже шла среди пальм, сквозь сочную траву. Она увидела оазис: в тени высоких деревьев он казался черным. Его воды ласково журчали.
Нилит бросилась к нему и окунула в водоем фляжку, черпая воду свободной рукой, чтобы напиться. Вода была ужасно холодная, но она, словно морская волна, смыла прочь всю пыль. Сделав еще один, последний, глоток Нилит бросилась обратно в пустыню.
Пробегая мимо купола, который был больше остальных, она заметила загон с тремя лошадьми. Это заставило ее остановиться; понаблюдав за ними из-за оплетенной плющом решетки, она побежала обратно к оазису. Там на одном из кустов между шипами висели желтые ягоды, похожие на драгоценные камни; если куст так ревностно их охраняет, значит, они съедобны. Нилит набрала пару дюжин, ободрав пальцы до крови, и, прижимая фрукты к груди, побежала к загону.
Ворота были привязаны простой веревкой, которую ее нож разрезал в мгновение ока.
Она связала концы веревки, превратив ее в недоуздок, и осторожно зашла в загон. Лошади испугались ее, но Нилит в животных разбиралась и, разведя руки в сторону, она успокоила одну из лошадей настолько, что та позволила надеть на себя недоуздок.
Конь был приземистым, но коренастым, пегим, как и ее прошлый скакун, с густой черной гривой, приспособленным для жизни в пустыне. Убрав бо́льшую часть ягод в карман, Нилит положила несколько из них на ладонь и протянула ему. Жесткие, слюнявые губы мигом забрали их, и вскоре лошадиная морда подтолкнула ее ладонь, требуя добавки.
Не желая, чтобы местные жители услышали топот копыт, Нилит шагом повела коня в пустыню. Загон она оставила закрытым, и, немного покопавшись в своих вещах, повесила на столб мешочек с самоцветами, надеясь, что местные жители сочтут ее поступок покупкой, а не кражей. Добравшись до края деревни, она побежала. Конь, казалось, совсем не против идти рысью рядом с ней вероятно, он рассчитывал получить еще немного ягод.
Нилит увидела Фаразара: он стоял над своим телом, сжимая в руке длинную тонкую ветку.
Я видел волка. А может, собаку, сказал он, увидев ее ухмылку. А ты, я вижу, теперь крадешь не только души, но и скот?
Нилит принялась привязывать труп к спине коня. Один лишь запах мертвечины, не говоря уже о самом грузе, едва не заставил животное пуститься наутек, и даже призрак Фаразара заставлял его нервничать. Лошади лучше, чем большинство зверей, вели себя рядом с мертвецами, но Нилит все равно пришлось его успокаивать. Крепко прижав одну руку к его жесткой гриве, второй она гладила его по шее.
Его короткая щетина сопротивлялась пальцам. Нилит чувствовала, как подрагивают его напряженные мышцы, слышала, как тяжело он дышит. Его горячая шкура приятно грела ее замерзшие руки. Она нежно шептала ему в ухо разные глупости.
Я заплатила. Кроме того, это для всеобщего блага, сказала она Фаразару, когда конь успокоился.
Конский хребет без седла не самое удобное сиденье в мире, но она была готова потерпеть, лишь бы ее несли чужие ноги.
Твою мать! Что это значит? спросил призрак.
Ничего, ответила Нилит, поглаживая бок коня.
Для твоего блага возможно.
Заткнись, я сказала! Ты что, собираешься всю дорогу парить рядом со мной?
Похоже, что именно на это Фаразар и рассчитывал. Он уже зашагал прочь.
Ты же знаешь я ненавижу ездить с кем-то на одной лошади.
Как хочешь.
Она пустила коня рысью и направила его на запад, а когда они перевалили через гребень дюны, перевела коня в галоп.
Фаразар был умен. Устав ее догонять, он сложил руки на груди, словно король, и позволил волшебным узам тащить его вперед. Он не сможет далеко отойти от своего тела до тех пор, пока его не бросят в Никс или пока у Нилит не закончится время. В данный момент это означало, что он будет следовать за лошадью, словно буй за кораблем. По крайней мере, он перестал болтать. Компанию Нилит составлял лишь шуршащий ветер и идущий галопом конь, об которого она набивала синяки на задней части.
Коня Нилит назвала «Аноиш». Так звали ее любимого старого бога аркийцев.
Нилит думала о том, чтобы дать ему имя красса, но в конце концов решила, что он конь пустыни, а не степей, и поэтому заслужил пустынное имя. Бог мертвых, несомненно, одобрил бы ее действия. Нилит всегда подозревала, что боги не умерли, а просто наблюдают, но в Арке людей с такими взглядами считали безумцами.
После восхода солнца Аноиш шел галопом несколько часов, но в конце концов жара его одолела. Он начал сбавлять шаг и тяжело задышал. Нилит не хотела падать с лошади на землю второй раз за неделю, поэтому дала ему отдохнуть. Ягодицы поблагодарили ее за это, но каждый шаг вызывал новую боль или заставлял вспомнить об уже забытой язве между пальцами ног.