После первых нескольких дней, в течение которых Лаура чувствовала себя неуверенно и неловко, она начала осваиваться со своими задачами. Подход к людям в Центре был мягким, доброжелательным, не было никаких фильтров на входе, не проверялась регистрация. Волонтеры должны были сначала выслушать человека. Важно было наладить диалог с людьми, обращающимися в Центр, завоевать их доверие, побуждая их открыться. Диалог должен был быть активным, чтобы выявить конкретные проблемы и потребности людей и наиболее подходящие способы их решения. В случае прямой просьбы о помощи волонтеры могли вместе проложить правильный путь восстановления, выполняя функцию руководства и поддержки, не только практической, но и психологической. С этой целью в Центре трудились профессионалы, которые бесплатно консультировали в юридической и медицинской сферах. В тот день, например, пришла очередь врача, и в помещении была устроена импровизированная приемная.
Лаура очень хорошо ладила с другими волонтерами. Они сразу же приняли ее в свою семью и не позволили ей остаться без поддержки и совета. Среди них были: Джиджи, почтовый работник; Вилма, бывшая проститутка; Мария, домохозяйка и мать мальчика, умершего от передозировки наркотиков; Джанкарло, отставной бизнесмен; Лорис, бывшая модель с кокаиновой зависимостью. «Моя бесстрашная армада Бранкалеоне[16], ласково определил их Раймонди. «Наконец-то нормальный человек в этой банде чудиков», сказал он однажды, подмигнув Лауре, которая внутренне улыбнулась, подумав, что в действительности она была самой странной из всех.
В Центре, однако, «дар» время от времени оказывал ей большую помощь с ним ей было легче понять тех людей, с которыми она имела дело, почувствовать их нужды и потребности. Но прежде всего волонтерство помогало именно ей. Возможность использовать свои навыки для облегчения печали и боли, которые Лаура постоянно ощущала вокруг себя, а не просто быть пассивным свидетелем, приносила ей огромное удовлетворение и придавала смысл всем страданиям, которые она испытывала. Более того, за исключением инцидента в трамвае в первый вечер, постоянное столкновение с такими резкими и сильными эмоциями, как те, что она испытала на вокзале, казалось, пошло ей на пользу, даже укрепило ее. Хотя это и было ужасно утомительно, возможно, с таким «даром» действительно следовало смотреть правде в глаза, а не пытаться тщетно игнорировать ее и убегать, как она делала всю свою жизнь.
Когда бывший заключенный ушел, Лаура перечитала сделанные ею записи и добавила несколько пометок в лист интервью, а затем подняла глаза, чтобы посмотреть, кто следующий. Вид девушки, отделившейся от небольшой толпы, ожидавшей у стены, на мгновение лишил ее дара речи. Высокая и худая чересчур, подумала Лаура, она была одета в пышную балетную юбку, такую же розовую, как ее волосы, и старую, потертую кожаную куртку, украшенную сверкающими стразами. Длинные ноги были обтянуты разноцветными полосатыми колготками, скрывавшимися в тяжелых военных ботинках. Судя по кукольному личику, щедро измазанному косметикой, ей было не больше восемнадцати. Девушка двигалась плавно и легко, озираясь по сторонам глазами испуганной лани. Выглядела она совершенно невероятно, и Лаура мысленно сравнила ее с персонажами японского аниме. Словом, девушка ее очаровала.
Привет, я Лаура. Пожалуйста, присаживайся. Как тебя зовут?
Девушка с розовыми волосами неуверенно опустилась на стул. Она явно нервничала и машинально, не замечая этого, чесала шею, будто у нее тик. Суженные едва ли не до точек зрачки делали ее глаза еще больше.
Красивые. Кто их нарисовал? тихо спросила девушка, разглядывая фрески, украшавшие стены комнаты.
Тебе нравится? Кто-то из здешних волонтеров, наверное. Я не знаю наверняка, сама тут совсем недавно Назови свое имя, пожалуйста.
Девушка напряглась.
Я не Я думала, тебе это не нужно, сказала она, бросив обеспокоенный взгляд через плечо. Может, мне лучше уйти?
Не беспокойся, если ты не хочешь называть свою фамилию, это не имеет значения; мне нужно только твое имя, иначе я не смогу ничего написать на бланке интервью, с улыбкой успокоила ее Лаура.
А, тогда ладно Я Соня.
Сколько тебе лет?
Лаура отметила некоторое колебание перед ответом.
Восемнадцать.
Интуиция подсказывала ей, что совершеннолетней девушка не была.
Ну что ж, Соня, хочешь рассказать мне что-нибудь о себе?
На самом деле я пришла сюда только ради этого. Мне сказали, что здесь меня смогут подлечить, ответила девушка, поднимая левую руку. Та и это показалось Лауре странным была перевязана какими-то окровавленными тряпками.
Конечно, иди.
Она проводила Соню за перегородку в конце комнаты, где врач попросил ее снять куртку и заставил сесть на кушетку, затем освободил руку от импровизированной повязки. Разрез на ладони был несколько сантиметров в длину, но не очень глубокий, никаких швов не требовалось. Дезинфицируя рану и перевязывая ее должным образом, врач в какой-то момент нахмурился и посмотрел на Лауру, привлекая ее внимание к протянутой руке Сони. Едва Лаура пригляделась, как ощутила, как у нее сжалось сердце: локтевой сгиб испещряли маленькие темные отметины. Она должна была понять это раньше. Невнятный голос, суженные зрачки, склонность к почесыванию все признаки, по которым, как ей говорили, можно распознать героинщиков.
Вернувшись за свой стол, Лаура пыталась придумать, как начать диалог и продлить встречу. Соня была такой очаровательной и милой, и казалась совершенно невинной Лауре хотелось придумать что-то, найти способ помочь девушке. За несколько дней, проведенных в Центре, она уже встречала наркоманов и слышала множество историй о них от других волонтеров. Судя по тому, что она слышала, бедняги редко выбирались из этой передряги. Обычно такие истории заканчивались СПИДом, тюрьмой или передозировкой.
Ты любишь танцевать, не так ли?
По лицу девушки пробежала тень.
Откуда ты знаешь?
Ну, твоя юбка, и особенно то, как ты двигаешься Я тоже когда-то танцевала, представляешь? Классический танец. К сожалению, мне пришлось бросить.
Современные танцы. На мгновение Лауре показалось, что Соня вот-вот расслабится, но когда она заговорила, голос ее звучал резко, недружелюбно и сердито. Ерунда все это, ничего серьезного. Детские выдумки. Я тоже бросила Извини, но мне пора, выпалила она, вновь оглянувшись, и Лаура заметила, как взгляд Сони перехватил парень, стоявший у входной двери. Лицо его было мрачнее некуда, а руки скрещены на груди.
Это твой парень?
Он Да, мы вместе Он ждет меня, у нас много дел, ответила Соня, но Лаура не уловила в ее словах ни малейшего следа любви или привязанности. Напротив, то, что она чувствовала внутри себя, без всяких сомнений было страхом.
Лаура взяла ее руки в свои и, наклонившись, сказала тише:
Мы можем помочь тебе, правда. Если хочешь, ты можешь уйти от него, пока не стало слишком поздно. Ты еще так молода
Послушай, ты ошибаешься, воскликнула Соня, отступая. Мне ничего не нужно, я в порядке, правда. Мне пора.
Хорошо, но возвращайся, когда захочешь, договорились? Для чего угодно, даже просто поговорить. Я здесь каждый понедельник, среду и пятницу днем. Мне было бы очень приятно.
Лаура с тоской смотрела, как Соня уходит к ожидающему ее парню. Когда она поравнялась с ним, тот грубо схватил ее за руку и потащил к выходу.
Лаура всем сердцем надеялась, что она вернется.
* * *
Было семь часов вечера. Застряв в адских пробках Корсо Буэнос-Айрес за рулем своей тесной «Панды», рядом с Аличе, которая не произнесла ни слова с тех пор, как они покинули дом, Рикардо все еще размышлял над загадкой убитых животных. На всякий случай он опросил об этом всех патрульных участка во второй половине дня. Большинство из них ничем ему не помогли, но несколько человек вспомнили, что в последние недели в окрестностях станции им попадались мертвые кошки. К сожалению, никто не счел это достойным записи, и никто не смог вспомнить, какие именно травмы были нанесены животным. Возможно, конечно, ничего страшного, но к этому времени эта история заставила раздражающе тренькать маленький тревожный звоночек где-то в его голове. На следующий день Рикардо намеревался провести еще несколько проверок, а затем решить, что делать.
Когда небо озарилось первыми отблесками заката, металлический поток машин, стоящих в пробке, все еще медленно двигался между тротуарами, заполненными людьми, входящими и выходящими из магазинов. Аличе вздохнула, не переставая смотреть в окно. До последнего момента она сомневалась, стоит ли ехать с ним, так как у нее сильно болела голова. Меццанотте почти надеялся, что она останется дома. Правда, у него и так было слишком много проблем, чтобы разбираться сейчас еще и с этим, но отношения с ней разваливались на глазах. Маятник их отношений в последнее время колебался между двумя крайностями не разговаривать друг с другом и ссориться, перепрыгивая через все, что было между ними. Аличе снова вздохнула.
В чем дело, Али?
Кардо, насчет завтра
Завтра, черт возьми. Весь день он изо всех сил старался не думать о том, что будет следующим утром, и ему это очень хорошо удавалось, а теперь вдруг все это снова напомнило о себе
Скажи мне, пробормотал он, глядя перед собой и сжимая руки на руле до побеления костяшек.
Пожалуйста, Кардо, скажи им завтра, что ты ошибся. Откажись от обвинений. Ты сказал, что обвинение собрало много доказательств, поэтому будет не так уж плохо, если ты отступишь. Они смогут осудить их даже без твоей помощи.
На следующий день должно было состояться предварительное слушание процесса, основанного на результатах его расследования. Требески неоднократно заверяла Рикардо в том, что его присутствие в зале заседаний не запланировано, но все же попросила его прийти в суд и быть доступным на случай, если прокурор сочтет необходимым его заслушать. В этом случае он впервые окажется лицом к лицу с коллегами, которых подвел под суд. По крайней мере, это было закрытое слушание, без посторонних свидетелей или зрителей.
Все не так просто, я уже объяснял тебе. Я знаю, что тебе тоже тяжело, и мне очень жаль. Но я не могу отступить. Я никогда больше не смог бы смотреть на себя в зеркало, если б сделал это.
Наконец Аличе повернулась к нему, в ее глазах блестели слезы.
Но я больше не могу так жить! Я продолжаю слышать этот голос по телефону, те ужасные вещи, которые он угрожал сделать со мной Мне это снится по ночам, я боюсь выходить из дома
На самом деле Меццанотте думал об этом. В течение тех бесконечных ночей, когда сон не хотел приходить, а тоска давила на грудь как каменная глыба, у него возникало искушение сдаться. Однако в конце концов гордость, его проклятая гордость в большей степени, чем чувство долга и справедливости всегда брала верх. Тогда, даже если б его вызвали в суд, он показался бы сам себе трусливым слабаком, Иудой, бросившим своих коллег в тюрьму.
Я не могу, черт, я не могу! кричал Рикардо, ударяя кулаком по рулю; ярость, жившая в нем уже несколько месяцев, вдруг закипела. Жестокость этой вспышки заставила Аличе задохнуться, а затем разрыдаться. Ни хрена я сделать не могу, понимаешь ты?!
* * *
Дверь открыл Дарио Вентури, как всегда, даже вне работы, отличавшийся строгой и безупречной элегантностью. Для своих шестидесяти с небольшим, подтянутый и рослый, он был в прекрасной форме и темный костюм, как и короткая стрижка, подчеркивал это.
А вот и вы! Мы уж начали беспокоиться, не случилось ли чего Скоро будем ужинать.
Извини, ты же знаешь, эти пробки оправдывался Меццанотте, пожимая ему руку.
Вентури похлопал его по плечу, затем повернулся к Аличе, одарив ее широкой улыбкой.
Как славно, что и ты с нами! Как ты?
Я в порядке, доктор Вентури. Ничего особенного, просто небольшая мигрень.
Меццанотте был уверен в том, что от внимательного взгляда Дарио не ускользнули красные глаза Аличе, но тот ничего не сказал. Руководствуясь кристально чистыми нотами сонаты Шопена, они шли по полутемному коридору к гостиной, обставленной строго и немного старомодно. Сразу было заметно, что в доме не хватает женского присутствия.
Томмазо Карадонна и его жена Ванесса уже были там. В свои сорок пять лет Ванесса все еще могла с легкостью вскружить голову любому мужчине, просто пройдя по улице. Длинные каштановые волосы, лучистые ореховые глаза, полные губы, скромное весеннее платье в цветочек, выгодно подчеркивающее ее пышные формы, она стояла у открытого окна с зажженной сигаретой между пальцами. Карадонна рассеянно листал журнал, сидя на диване; на нем была куртка «Армани» поверх джинсов и футболки. В последнее время он немного располнел, а нахмуренные брови выдавали скрытое беспокойство; тем не менее Томмазо совершенно не выглядел на свои пятьдесят четыре года, а необыкновенное сходство с Робертом Редфордом, которому он был обязан своей славой неотразимого Казановы, неизменно бросалось в глаза.
А это для тебя, сказал Меццанотте, протягивая Вентури бутылку виски, которую держал в руке.
Спасибо, Кардо. «Талискер» десятилетней выдержки, конечно, отличный скотч, но сегодня мы распробуем не его. Сегодня я дам вам попробовать нечто особенное. Я нашел у одного из своих поставщиков бутылку «Ардбег Угадал», настоящую редкость. Он производится на старинной винокурне на острове Айла, на Гебридских островах. Название значит «темное и таинственное место» от названия озера, где берут воду, из которой его делают. Конечно, вкус несколько своеобразен и отдает торфом, но оттенок хереса его смягчает, честное слово. Его грубая сладость покорит вас.
Страсть к виски, наряду со страстью к классической музыке, была одной из немногих человеческих слабостей Дарио Вентури. Холостяк, без известных романтических отношений, без увлечений и пороков, он получил в квестуре прозвище Монах.
После обычного обмена приветствиями и любезностями Рикардо отвернулся от остальных, намеревавшихся поболтать, и с бокалом в руке направился к буфету в конце комнаты. На верхней части шкафа и на стене над ним висели десятки фотографий в рамках всех форм и размеров. Некоторые, самые последние, изображали Вентури на официальных мероприятиях или рядом с различными высокопоставленными лицами, но это были не те, что его интересовали. Он вгляделся в пожелтевшие от времени черно-белые фотографии. Десятки выцветших и потрескавшихся изображений рассказывали об эпопее «трех мушкетеров», а через нее о пятнадцати годах миланской криминальной истории. В частности, была одна, которую Рикардо каждый раз разглядывал. Она была сделана во дворе Виа Фатебенефрателли в 1977 году, сразу после ареста Турателло. Рикардо в то время было два года. В центре, прислонившись к «Альфетте» без номерных знаков с мигалкой на крыше, стоял отец; его коренастое тело было укутано в помятый макинтош, из-под усов торчала вечная сигара. Слева от него Томмазо Карадонна, с бакенбардами, в джинсах свободного покроя и клетчатой рубашке, размахивал пистолет-пулеметом «Беретта M12», делая пальцами другой руки знак победы, а с другой стороны Дарио Вентури, в темном костюме, практически идентичном сегодняшнему, выглядел так торжественно и серьезно, будто только что принял первое причастие. Все трое улыбались открыто, удовлетворенно и уверенно. Рикардо не помнил, чтобы отец когда-либо так улыбался. Через год его мать, которую он почти не помнил, сгорела от скоротечной лейкемии. Комиссар так и не оправился от потери жены. Его характер, и без того довольно ворчливый и угрюмый, еще больше испортился. Мрачный и замкнутый, он стал для маленького Рикардо слишком строгим и эмоционально отдаленным отцом. Только в компании двух своих коллег и друзей ему иногда удавалось немного оттаять, да и то он был скорее тенью прежнего себя.
* * *
Когда в 1970 году Альберто Меццанотте вместе с женой переехал в Милан из Варезе, где они оба родились и выросли, ему было двадцать восемь лет и он занимал должность заместителя комиссара. Он был назначен в Мобильный отдел в квестуре на улице Фатебенефрателли, где и построил всю свою карьеру сначала в отделе по борьбе с грабежами, а затем в убойном отделе, который возглавил в 1981 году. В 1988 году он возглавил Мобильный отдел и занимал эту должность в течение десяти лет вплоть до своей трагической смерти.