* * *
Был час ночи, и Меццанотте уже в третий раз объезжал квартал в поисках парковки. Он оставил Аличе перед воротами уже двадцать минут назад, и найти место для машины было нужно позарез. На самом деле ему очень хотелось в туалет, и он уже пару раз чуть не врезался. На кузове его видавшей виды машины и без того было полно вмятин и царапин, и добавлять новые необходимости не было.
Дело в том, что Меццанотте был совершенно пьян. От бутылки виски темного и таинственного не осталось ничего, все было выпито до последней капли. В таком вечере он и нуждался ему отчаянно не хватало возможности расслабиться в приятной компании. На следующий день, конечно, ему будет сложновато сосредоточиться, но, может, оно и к лучшему. Настроение Аличе тоже слегка улучшилось. Почти все время она беседовала с Ванессой, хоть и выглядела несколько напряженной. Ясно дело копы справа, девочки копов слева. Солидарность, чтоб ее
Наконец Рикардо заметил свободное место. Оно частично выходило на проезжую часть, но какая разница, он действительно больше не мог терпеть. С помощью серии резких маневров ему удалось припарковать машину, чудом не повредив ее. Выйдя из машины, он сразу понял, что находится слишком далеко от дома, поэтому, хотя это было не очень правильно для стража закона, проскользнул между двумя мусорными баками на темной пустынной улице и, тяжело вздохнув, с облегчением, опорожнил мочевой пузырь.
Рикардо шел домой не по прямой; его голова кружилась как карусель. Сделав несколько шагов, он услышал за спиной голос:
Инспектор Меццанотте
Обернувшись, он едва успел удивиться тому, что к нему обращаются по фамилии и должности в такое время суток и тут в живот ему прилетел сильный удар. Сморщившись от боли, Рикардо вслепую протянул руку и схватил за рубашку стоящего перед ним человека. Несмотря на то что он был застигнут врасплох и очень пьян, все равно мог бы взять верх над нападавшим. Если б тот был один Но, к сожалению, у него был сообщник, который сзади нанес ему удар дубинкой по почке. Рикардо рухнул на колени с придушенным стоном и больше ничего нельзя было сделать. Двое набросились на Меццанотте, осыпая его ударами кулаков и палок. Они старались не бить по лицу возможно, чтобы не оставлять слишком заметных следов, но в остальном не церемонились. Нападавшие не произнесли ни слова, но у Меццанотте не было ни малейшего сомнения в том, почему они его бьют. Предварительное слушание по делу было назначено как раз на следующее утро.
Все, что ему оставалось, это свернуться в позе эмбриона на асфальте, чтобы максимально обезопасить себя, и ждать, пока все закончится, надеясь, что они не увлекутся и не забьют его до смерти.
5
Наблюдается ли у нас рост жалоб на убийство животных в последние недели? повторил оператор миланского офиса НОЗЖ, Национальной организации по защите животных, на другом конце линии. Нет, инспектор, насколько мне известно, нет.
Я имею в виду животных, убитых варварским и жестоким способом, после того как их подвергли настоящим пыткам. Разрывание на части, ампутация конечностей и тому подобное, уточнил Меццанотте, зажав трубку плечом и выдавливая из блистерной упаковки пару таблеток, которые он проглотил вместе с глотком воды из пластиковой бутылки. Затем добавил: Особенно в окрестностях Центрального вокзала.
Я не Подождите, раз уж вы упомянули об ампутированных конечностях, на прошлой неделе одна женщина сообщила нам, что нашла под своим домом искалеченную кошку. Это не сразу пришло мне в голову, потому что мы классифицировали это как случайную смерть. Дама была убеждена, что ее переехал трамвай. У этой бедной скотины был разорван живот и отрублены все четыре лапы.
Где живет эта дама?
Позвольте мне проверить вот: на углу Виа Тонале и Виа Саммартини.
«Прямо напротив вокзала», подумал Рикардо.
Спасибо, вы мне очень помогли.
Потянувшись, чтобы положить телефонную трубку, он почувствовал боль в боку и застонал. Хотя Меццанотте продолжал накачивать себя обезболивающими препаратами, он чувствовал боль повсюду. Его тело было покрыто синяками и ссадинами. Возможно, одно ребро треснуло. Тем не менее он полагал, что ему повезло: ничего не сломано и, похоже, внутреннего кровотечения тоже не было.
Рикардо оперся локтями на стол и спрятал лицо в ладонях. Он чувствовал себя тросом, натянутым до предела под воздействием слишком тяжелого груза. В том, что он рано или поздно лопнет, сомнений не было но надолго ли его хватит? Меццанотте ощущал, как мало-помалу начинают лопаться и трещать волокна этого самого троса, как он изнашивается.
Накануне вечером Рикардо притащился домой, проглотил горсть обезболивающих и забрался в постель, не разбудив Аличе. Он ничего не сказал ей об избиении в том состоянии, в котором его подруга находилась в последнее время, она с ума сошла бы от ужаса. Утром, ожидая в коридоре здания суда, Рикардо был так напичкан лекарствами, что заснул прямо на скамейке, и секретарю суда пришлось трясти его, чтобы объявить, что его вызывают в зал заседаний. В зале суда ему стоило нечеловеческих усилий нормально пройти к скамье, не скривившись от боли. Он был настолько полон гнева, что без труда и колебаний ответил на все вопросы прокурора, глядя прямо на группу обвиняемых, не опуская глаз.
Позже, в отделе, новость о его показаниях уже распространилась, и его коллеги снова стали относиться к нему как к вредителю. Ему отчаянно нужно было что-то, что занимало бы его разум, чтобы сосредоточиться, чтобы не думать обо всем том дерьме, которое сыпалось на него. И единственное, что у него было, это дело о мертвых животных.
Прежде чем позвонить в Национальное агентство по защите животных, Меццанотте обошел весь вокзал, задавая вопросы железнодорожным служащим, уборщикам, владельцам магазинов. Он также допросил мужчин из службы наблюдения супермаркета. Во время ужина у Вентури, разговаривая с Томмазо Карадонной чей бизнес, как подозревал Рикардо, в последнее время шел не очень хорошо, он узнал, что именно его компания отвечает за безопасность супермаркета на Центральном вокзале, и попросил его задать несколько вопросов охранникам. Включая два случая, непосредственным свидетелем которых был Меццанотте, он выявил пять убийств кошек, которые можно было с относительной уверенностью приписать одной и той же руке, плюс еще несколько случаев, информация о которых была слишком расплывчатой и неточной, чтобы вселять особую уверенность. Рикардо приказал и патрульным, и двум своим информаторам впредь держать ухо востро и докладывать ему обо всем, что связано с гибелью животных.
К этому времени он уже почти не сомневался: кто-то уже около месяца убивает кошек, а потом раскладывает их по всему вокзалу. Какого черта он это делает и почему именно на вокзале, было большой загадкой. Правда, в конце концов речь шла не более чем о животных о преступлении, за которое полагается лишь штраф, но Меццанотте не мог игнорировать едва уловимое беспокойство, которое продолжала вызывать в нем манера этих убийств. Он решил, что пришло время сообщить об этом комиссару Далмассо. Отметил места находок на карте и приступил к написанию служебного отчета об этом деле.
* * *
Войдя в кабинет начальника, Меццанотте обнаружил его за рабочим столом сосредоточенно подписывающим бумаги. На нем был потрепанный бежевый костюм без галстука, и выглядел комиссар помятым и усталым. Даже его прическа была не в порядке сквозь всклокоченные волосы просвечивала лысина. Когда Рикардо положил перед ним свой отчет, комиссар ненадолго поднял голову, поблагодарив его кивком. Через несколько мгновений, заметив, что Меццанотте все еще в кабинете, всем своим видом показывая, что не собирается уходить, он снова поднял голову и вопросительно изогнул бровь.
Вот, комиссар, я подумал, что вы могли бы взглянуть на это прямо сейчас. Я думаю, это важно
У Далмассо возникло искушение оправдаться большой занятостью, но все же он со вздохом сдался, отложил ручку, дал инспектору знак присесть и протянул руку к отчету.
Пока начальник читал его, Меццанотте оглядывался по сторонам. Нельзя сказать, что Далмассо приложил много усилий к обживанию своего кабинета. Помимо письменного стола, в небольшой комнате находились металлический шкаф для бумаг и книжный шкаф, переполненный папками. Никаких растений и украшений. На стенах, выполненных в том же блекло-зеленом цвете, что и остальная часть секции, висел лишь вечно актуальный календарь Государственной полиции и фотография президента республики. Единственным вкладом Далмассо в декор, казалось, были два фото в рамках рядом с компьютером. Его жена и маленькая парусная лодка, которую он держал на берегу озера Маджоре. Ни у кого в отделе не было сомнений в том, кто из них двоих стоит на первом месте в списке симпатий комиссара. Как только у него выдавалась свободная минутка, он мчался к озеру, чтобы поплавать в этой хрупкой скорлупке. Пресноводный моряк определение, которое, по мнению Меццанотте, подходило ему как нельзя лучше. Он считал Далмассо в целом хорошим человеком и не самым худшим начальником, который у него был, но и отнюдь не бесстрашным львом. Он был бы хорошим полицейским, если б не имел склонности уклоняться от решения проблем, вместо того чтобы решать их при первой возможности, и если б не был всегда слишком осторожен, чтобы угодить вышестоящим и вообще не наступать на пятки тем, кто мог бы доставить ему неприятности.
Закончив читать, комиссар положил отчет обратно на стол и откинулся на спинку кресла, переплетя руки на животе. Он всматривался в Меццанотте, прищурившись маленькими, близко посаженными глазами.
Отличный отчет, инспектор, точный и обстоятельный. Вы провели очень тщательную работу.
Спасибо, комиссар, немного нетерпеливо прервал его Рикардо. Я считаю, что мы должны официально начать расследование. И хотел бы сам за него взяться.
Тщательность, достойная лучшего применения, позвольте мне добавить, заключил Далмассо, не обращая внимания на прерванный разговор.
Я Что?.. запнулся Меццанотте, застигнутый врасплох. Затем, не сумев скрыть разочарование, уточнил: Значит, вы не намерены доверить мне расследование?
Ни вам, ни кому-либо другому, инспектор. Мы находимся в эпицентре урагана, если вы забыли. Мне в спину дышит начальник отделения, он звонит мне каждый день, ему нужны результаты, и на данный момент, несмотря на все усилия, которые мы прилагаем, мне нечего ему предложить. Я люблю животных как никто другой, но сейчас горстка мертвых кошек не стоит на первом месте в списке наших приоритетов.
Кто-то на Центральном вокзале систематически мучает и убивает животных с невиданной жестокостью, проворчал Меццанотте. Мне кажется, есть повод для беспокойства. Разве мы не должны попытаться понять, что стоит за этим?
Хорошо, Меццанотте, хорошо. Далмассо широко развел руки в стороны с примирительной улыбкой. Если вы действительно хотите привлечь внимание к этому вопросу, я не буду вас останавливать но не более того. Время и ресурсы отдела не должны быть потрачены впустую. Я ясно выражаюсь?
Да, синьор, совершенно ясно.
Меццанотте встал слишком резко, почувствовав мучительную боль в груди.
Что-то не так, инспектор? Вы себя хорошо чувствуете?
Я в порядке, ничего страшного, ответил Рикардо сквозь стиснутые зубы, выходя из кабинета нетвердыми, шаткими шагами.
* * *
Простите, я не поняла
В тот день Лаура просто не могла сосредоточиться. Она даже не вполне поняла, о чем ей читали лекцию в университете утром, и даже сейчас, в Центре помощи, постоянно отвлекалась. Девушка все еще была глубоко расстроена тем, что произошло два дня назад. И сбита с толку. Она была так довольна казалось, все идет своим чередом, она чувствовала, что начала управлять своей жизнью Но вся ее уверенность рухнула за несколько мгновений, как песчаный замок, унесенный волной. С «даром» всегда все так и обстояло. Каждый раз, когда ей казалось, что она обрела опору, что ей удалось подчинить и приручить его, случалось что-то, что возвращало ее в исходную точку.
Лаура никак не могла перестать думать об этом. Как это было возможно? Ей никогда не приходило в голову, что стеклянный колокол окажется совершенно неэффективным, что эмоции преодолеют этот ментальный барьер без малейших трудностей. Как и в первый раз, она не могла определить их происхождение, словно они исходили не от конкретного человека, а полностью пронизывали окружающее пространство. Кроме всего прочего, Лаура не могла вспомнить, чтобы когда-либо в своей жизни испытывала нечто подобное: концентрацию негативных эмоций такой интенсивности, что она испугалась, что ее сердце разорвется. Как будто мир стал негостеприимной пустошью, местом страданий и мучений, из которого навсегда исчезли все следы любви, жалости и надежды. Ад на земле именно такой образ вызвали у нее эти эмоции. Сама мысль о том, чтобы снова испытать подобное, приводила ее в ужас. А потом были двое детей, которых она видела в маленьком саду Почему-то у нее сложилось впечатление, что они связаны с тем, что она испытывает, но, прокручивая все снова и снова в голове, Лаура начинала сомневаться в том, что поняла все верно. Кто знает, что они делали в этот час в таком опасном месте, как вокзал Возможно, жили поблизости или были детьми кого-то из иммигрантов с Востока, проводивших все дни на площади. Однако девушка была уверена, что в этот момент они были одни и никто их не сопровождал.
Не могли бы вы повторить, пожалуйста?
С большим трудом ей удалось закончить интервью с молодым сенегальцем, просившим помощи в продлении вида на жительство, быстро набросать несколько заметок на карточке, затем подать знак другому волонтеру возвращаться с перерыва, схватить свой рюкзак и поспешить в туалет. Чуть раньше Лаура почувствовала небольшое напряжение в паху и ощущение влаги между ног. Она ждала их несколько дней, и вот они появились и притащили с собой месячные. Девушка вошла в дамскую комнату, поспешно расстегнула джинсы и стянула их вместе с трусиками. Катастрофа, иначе не скажешь Она оторвала длинную полоску туалетной бумаги и с несколько истерическим неистовством начала приводить себя в порядок, но была вынуждена остановиться из-за шквала рыданий, которые подступили к горлу. По щекам потекли слезы. Лаура опустилась на унитаз, не в силах сдерживаться. Ей хотелось бы свалить все на гормональные изменения из-за месячных, но она знала, что это неправда, по крайней мере не полностью. Просто все было так сложно, ее жизнь пришла в полный беспорядок, и Лаура чувствовала себя ужасно уставшей и одинокой. Она отчаянно нуждалась в разговоре с кем-то, в теплых объятиях, но у нее не было парня и друзей, с которыми она была бы достаточно близка, бабушка умерла много лет назад, а родителям так уж получилось было абсолютно все равно. Рядом не было никого, кто мог бы приободрить ее, утешить, успокоить. Ей приходилось полагаться только на себя, как это было всегда, и выживать за счет собственных сил, пока они у нее оставались.
Согнувшись пополам на унитазе, Лаура позволила своим слезам течь свободно. Как только почувствовала себя немного спокойнее, она шмыгнула носом, закончила подмываться и вставила тампон. Склонившись над раковиной со сколами, несколько раз ополоснула лицо холодной водой, слабо улыбнулась своему отражению в зеркале и вышла из уборной.