Для решения этой задачи необходимо выйти за границы системы координат, задаваемой отдельными дисциплинами. Конечно, исследование человеческой личности в разных науках вещь обыкновенная. Человек, без сомнения, является сосредоточием всевозможных описаний. Однако он в конкретном смысле представляет собой единичный объект, свойства которого по определению будут отличаться от человека, рассматриваемого на абстрактном уровне. Собственно, об этом говорил и Карл Юнг.
Надо найти точки соприкосновения всевозможных дисциплин или их общий источник, т. е. те свойства личности, которые являются общими для всех научных подходов. Возможно, в качестве одного из способов следует воспользоваться учением Ухтомского о доминанте[8] либо, что также легитимно, представить личность даже конкретного человека в виде мозаики.
Что такое доминанта? Очаг возбуждения, который притягивает энергию из других центров, усиливая этот очаг. Если человек одержим жаждой убийства, будучи генетически предрасположен к этому, то при определённых условиях открывается канал агрессии, которую он разряжает доступными средствами. Это может быть либо прямое умерщвление людей, либо отдача приказа другим, либо поощрение убийств, либо, как в случае с Эйхманом, организация процесса по сути, смертельного конвейера. «Фабрика смерти» настроена была на всемерное повышение производительности и, страшно сказать, экономической эффективности. Понятно, что расстрелы слишком дороги (пули стоят денег), а «душегубки» (автомобили, использующие выхлопные газы, своего рода газовые камеры) и газ циклон Б [Zyklon B][9] значительно дешевле Производство с немецкой пунктуальностью и тщательностью употребляло в дело всё, что можно было извлечь из трупа: зубные золотые коронки, волосы для изготовления матрасов, человеческий жир для мыла и т. д. Нельзя забывать и о том, что процесс начинался с лишения евреев собственности. У них отбирали дома, домашнюю утварь, произведения искусства, денежные средства, предприятия Даже процесс изгнания евреев из Испании в конце XV века выглядел гуманнее. Однако следует отметить, что подобное было начато нацистами прежде всего в отношении евреев Германии, причём изгнание первоначально обозначалось как эмиграция, о чём свидетельствует даже название подразделения, в котором служил Эйхман, эмиграционный отдел. Действительно, в первую очередь планировалось изгнать евреев, но реализовать этот проект в полной мере не удалось в силу невиданной солидарности стран мира, которые не желали принимать изгоев.[10] Для Гитлера и его команды это было зелёным знаком светофора знаком дозволения окончательного решения еврейского вопроса. Поэтому неудивительно, что исполнители, реализовавшие его практически, могли осознавать величие своего дела избавления человечества от евреев.
Да, нацистам удалось, при самом непосредственном и активном участии Эйхмана, уничтожить 6 миллионов евреев. Но, в отличие от других попыток истребить евреев, предпринимаемых многими народами на протяжении тысяч лет, эта акция завершилась созданием государства Израиль, восстановлением государственности евреев после 2000-летнего перерыва. За это была заплачена высокая цена, и не только человеческими жизнями. Нацистам и их пособникам фактически удалось уничтожить культуру европейского еврейства ашкеназов, идишистскую культуру. Обезлюдели еврейские местечки (штетлы[11]), идиш стали осваивать как иностранный язык Непоправимый ущерб был нанесён и тем странам, откуда были изгнаны и отправлены на смерть евреи, хотя нет уверенности, что это осознали их жители. Многие из выживших в Катастрофе евреи не вернулись туда, где они родились и жили до нашествия нацистской чумы. Кто-то из них эмигрировал на Американский континент, а немалое их число составили еврейский интернационал в Израиле.
Эйхмана как объект исследования использовали и юриспруденция, и психиатрия, и психология, даже в некотором роде философия и социология. У меня нет оснований сомневаться в том, что Эйхман был осуждён и приговорён к смерти справедливо в этом нет никаких сомнений и законно с юридической точки зрения. Однако нет единства в понимании побуждающих сил, которые сделали из него организатора геноцида.[12] В поиске ответа на этот вопрос обсуждают материалы следствия и судебных заседаний, результаты психологической диагностики, которая проводилась во время предварительного следствия, а также свидетельства тех, кто был жертвами и коллегами Эйхмана. Можно сказать, что у портрета нацистского преступника было много авторов. Но получился ли портрет цельным и соответствовал ли он оригиналу? Об этом и пойдёт речь в последующих главах.
~
Образ Адольфа Эйхмана был растиражирован книгой Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме»[13], которая в силу репутации и популярности автора стала, несмотря на критику, продолжающуюся более полувека, классической. Разумеется, портрет, который нарисовала Ханна Арендт, был создан, можно сказать, на основе первого впечатления, которое возникло у неё прежде всего из лицезрения Эйхмана в зале суда и чтения доступных ей в то время материалов. Так или иначе, но Ханна Арендт представила urbi et orbi своё видение зловещей фигуры архитектора Холокоста. И это её видение, увы, было чрезвычайно широко распространено и принято многими как истинный портрет Эйхмана, написанный пером авторитетного, не вызывающего сомнения в своей профессиональной компетентности автора. Но те характеристики, которые Ханна Арендт приписала Эйхману, плохо согласовывались с его практической деятельностью. Стремление как моё, так и многих моих коллег к обобщениям на основании некоторого эмпирического материала неистребимо. Однако следует себя сдерживать, полагая, что нет таких законов a priori, которые были бы абсолютными и универсальными. В силу этого в концепцию банальности зла Ханны Арендт Эйхман не вписывается, но это не значит, что нет тех, кто отвечает этому подходу.
Описание Эйхмана, полученное из рук Ханны Арендт, было не только ошибочным в большой степени, но и неполным, недостаточным для создания образа банального злодея. Не хватало информации о личности Эйхмана в годы его службы в гестапо, когда он был координатором «окончательного решения еврейского вопроса», а также в послевоенное время, когда он скрывался от преследования, как нацистский преступник, и в период иммиграции в Аргентине. Этим недостающим пазлом, как представляется, явилась фундаментальная работа доктора Беттины Штангнет[14], которая досконально исследовала эту часть жизни Эйхмана. Кроме того, для создания полного описания Эйхмана необходимо было учесть и мнение психологов, которые его обследовали на предварительной стадии подготовки к судебному процессу. Отчёт психологов не прозвучал на судебном заседании в Иерусалиме, но для написания полного портрета Эйхмана необходимо всё же обратиться к результатам психологической диагностики подсудимого. И абсолютно необходимым является самооценка самого персонажа, осмысление самим Эйхманом своей жизни и своих деяний, а также мнения тех, кто с ним сталкивался в различные времена и в различных географических точках. Среди свидетелей его жизни и карьеры были и друзья, часть которых предала его после войны, и враги те евреи, кому посчастливилось уцелеть в индустрии смерти, созданной при его прямом участии.
Безусловно, чтобы нарисовать портрет злодея, необходимо обозначить не только фон, интерьер его существования, но и динамику событий, сопровождающих его с момента рождения. Забегая вперёд, не могу не заметить, что портрет Эйхмана в своей полноте более всего напоминает двуликого или, правильнее многоликого Януса
Разумеется, получив определённый генетический заряд от ближайших и отдалённых предков, любой из нас испытывает формирующее воздействие среды, которое мы принимаем сознательно или бессознательно, в большей или меньшей степени поддаёмся её влиянию. И, конечно, не стоит пренебрегать таким фактором как свобода выбора. Даже, если некто изначально получил от природы и предыдущих поколений в дар агрессивность, то это не означает, что ему суждено или, как говорят, на роду написано быть насильником или убийцей. Распорядиться своим генетическим наследством каждый может в силу разных обстоятельств и возможностей по-разному. Так, агрессивность может быть использована во благо людей и общества, если её обладатель выбрал стезю защитника (солдата, полицейского, охранника, телохранителя) или, например, врача-хирурга. В этих случаях врождённая агрессивность является необходимым качеством личности для эффективного исполнения профессиональной деятельности. Собственно, об этом говорил автор теории и практики Судьбоанализа Леопольд Зонди, которого я буду вспоминать не раз на страницах этой книги и судьба которого странным, почти мистическим образом пересеклась с судьбой Адольфа Эйхмана.
Как всякое жизнеописание, настоящее может быть построено либо хронологически, описывая эволюцию Эйхмана во времени и отмечая ключевые точки его биографии, либо тематически, останавливаясь на значимых для раскрытия личности материях. Мой подход основывается именно на выделении основных тем, которые, безусловно, имеют и временные характеристики. Необходимость учитывать при этом вектор времени жизни Эйхмана, который обусловливается именно тем, что попытка психологического анализа его личности будет искажённой и неполной, если рассматривать Эйхмана в отрыве от его социальной среды или если делать выводы на основании вырванной из контекста всего существования некой части.
Биография Адольфа Эйхмана многократно воспроизведена многими исследователями и им самим[15] понятно, с различной степенью достоверности. Однако есть моменты, явления в его биографии, которые можно рассматривать как непреложные факты. Здесь я попытаюсь, следуя основным событиям в его жизни, отметить личностные черты, которые проявились в тот или иной период и в связи с конкретными событиями, аккумулируясь в целостную характеристику персонажа. Естественным фоном его личности, т. е. той сценой, на которой раскрывались те или иные его индивидуальные качества, является во многом его так называемая профессиональная деятельность на ниве смерти.
Можно разделить информацию, которую предоставил сам Эйхман, на два периода: «до» и «после». Первый такой материал опубликовал журнал «LIFE» в ноябре декабре 1960 года[16], а именно примерно через полгода после похищения Эйхмана из Аргентины израильтянами. Это была исповедь признание Эйхмана, в котором он описал свою жизнь того периода, когда он служил в СС в главном управлении имперской безопасности в тайной государственной полиции рейха (гестапо) в отделе IV B4. Эйхман дал в Аргентине в 1957 году интервью работавшему во время Второй мировой войны в отделе пропаганды Третьего рейха голландскому журналисту Виллему Сассену [Willem Sassen], который впоследствии и продал его текст журналу «LIFE». По-видимому, журнал либо опубликовал только часть, либо журналист передал только часть материала интервью. Однако статья в журнале выглядит, возможно, сокращённой, но вполне завершённой.
Огромное число источников изучила Беттина Штангнет. По её свидетельству только в конце девяностых годов в нескольких архивах появились доступные исследователям аргентинские заметки Эйхмана, стенограммы и записи с исправлениями, сделанными рукой Эйхмана, которые вместе с интервью Виллема Сассена в общей сложности насчитывают более 1300 страниц.
Расшифровки магнитофонных лент мемуаров Эйхмана в полном объёме были опубликованы только в 2018 году.[17]
Ниже я буду опираться на документальные свидетельства различных исследователей и собственные свидетельства Эйхмана в попытке растолковать не только то, что он хотел донести, наверное, до будущих читателей как своё завещание, но и то, что его сочинения говорят о нём самом. Здесь меня в меньшей степени интересует фактологическая сторона тех или иных событий. В большей степени представляют интерес те психологические характеристики Эйхмана, которые проступают через лес документов и описанных событий. Разумеется, не следует выпускать из виду тот психологический фон, который окрашивал его воспоминания. Мемуары Эйхмана, по сути, представляют собой разработку линии защиты для суда над ним, неизбежность которого он предполагал, вероятно, с момента, когда выплюнул ампулу с ядом в уборной американского лагеря для военнопленных немцев, и решил продолжать жить. Красной нитью проходит в его изложении идея о подчинённости, связанности бюрократическими путами, из которых не было выхода ему ответственному и преданному служаке. И надо сказать, если в отношении судей его замысел провалился, весьма похоже, что Ханну Арендт он убедил, а через неё многих.
Я взялся за работу над книгой, как мне казалось, с довольно прагматичной целью исследовать психологию «банального убийцы», чтобы убедиться в ложности концепции банальности зла. Однако узкое исследование неожиданно оказалось невозможным без воссоздания, хотя бы в общих чертах, фона, на котором действовал Адольф Эйхман. И здесь меня подстерегала ещё одна неожиданность обилие литературных источников, и не только более чем полувековой давности, но и совершенно свежих. Безусловно, это показатель актуальности темы Холокоста, которая всё меньше живёт в душах спасшихся, поскольку, к сожалению, они неотвратимо уходят из этой жизни, и находит всё больше исследователей, поскольку тема Добра и Зла не может потерять свою актуальность.
Конечно, соблазнительно было бы описать подробно подобные приключенческому роману со злодеем в качестве главного героя жизнь и бытие Адольфа Эйхмана. Однако для меня его биография представляла лишь фон, на который проецировалась его личность. Превратности его Судьбы прежде всего интересны тем, что они демонстрировали те или иные яркие изменения в поведении, высвечивали те или иные особенности личности. Из мозаики событий, которые наложили отпечаток на Судьбу Эйхмана, можно будет попытать сложить портрет того, кого называют массовым убийцей, архитектором Холокоста. В этом состоит не только научный, но чисто обывательский, как бы сказала Ханна Арендт банальный интерес: понять, кем был Эйхман, что им двигало. Возможно, что нам удастся продвинуться в понимании природы злодейства, которое преследует человечество со времён Каина.
Банальность зла?
В комедии самая умная роль шута, ибо тот, кто хочет сойти за него, не должен быть дураком.
Мигель де Сервантес Сааведра
Эйхман в Иерусалиме
После написания фундаментального труда «Истоки тоталитаризма»[18], который принёс Ханне Арендт всемирную известность, история и случай, а может быть и Судьба, одарили её, как она, скорее всего, полагала, конкретным иллюстративным материалом. С его помощью можно было бы наглядно продемонстрировать правоту её подхода, утверждающего, что будущие убийцы и враги рода человеческого вполне нормальные обычные граждане, которые в рамках выполнения своих обязанностей, исполнения долга будут с холодной решимостью убивать себе подобных. Понятно, насколько случай Эйхмана был ценен для Х. Арендт, поскольку в нём сошлись как её научные, так и личные интересы, о чём будет сказано ниже. Разумеется, случай пленения массового убийцы сыграл ей на руку, но она проявила и собственную инициативу, предложив себя в качестве репортёра еженедельника «The New Yorker» на судебном процессе над Адольфом Эйхманом в Иерусалиме. «Пребывание» на этом процессе, изучение доступных ей материалов и побудили Х. Арендт на основе своих репортажей написать книгу «Эйхман в Иерусалиме»[19], появление которой произвело ошеломляющий эффект. В своём труде Х. Арендт задела болевые точки еврейской темы, связанной с Холокостом: обвинила руководство европейских еврейских общин в сотрудничестве с нацистами, превратила массового убийцу в банального канцеляриста, бюрократа. Хотя после окончания войны на момент выхода в свет книги Х. Арендт прошло 17 лет, были ещё живы многие спасшиеся и спасённые в Катастрофе евреи из разных стран Европы, живые свидетели зверств нацизма, помнившие имя Эйхмана как палача еврейского народа. Поэтому книга получила резонанс не только в среде исследователей и историков, но и в обществе. Мнения по поводу труда и идей Х. Арендт были диаметрально противоположными. Понятно, что в отзывах, как положительных, так и отрицательных на «Эйхмана в Иерусалиме» рассматривались различные аспекты, связанные с темами Холокоста и окончательного решения, ролью еврейских организаций и уровнем их сотрудничества с нацистами.[20] Безусловно, имели место нападки и личного характера на автора книги. Один из крайне рассерженных рецензентов приводит даже такое обидное словосочетание: Ханна Эйхман.[21] К сожалению споры вокруг книги были зачастую скандальными.[22] Не остался в стороне от дискуссии, развернувшейся по обе стороны Атлантического океана, и государственный обвинитель на процессе Гидеон Хаузнер, который выступил в Нью-Йорке, «чтобы ответить на странную защиту Ханной Арендт Эйхмана».