Мы разошлись навсегда.
И если помиримся, то все будет иначе. И я не представляю как это с ним, когда иначе.
Не помнила себя фантазеркой ранее, сейчас же часами могу, забившись в угол какой-нибудь и закрыв глаза, в голове прокручивать наши с Матвеем общие моменты. Вспоминать и будто бы вновь испытывать то, что я тогда испытывала. Чувствовать то, что чувствовала. Снова и снова, как наркоманка на игле. По кругу. Раньше черпала эмоции и вдохновение в книгах, больше они мне не требуются.
Я как раз в мыслях своих на «Черри» ночью к травматологии подъезжаю и, выпрыгнув из машины, вместо того чтобы начать орать, несусь к Матвею и обнимаю его руками и ногами, когда дверь открывается.
Мама заглядывает в комнату и говорит радостно:
Юля, пойдем ужинать? У нас все готово.
Счастливая-счастливая!
Да, мам, сейчас. Я присаживаюсь и тоже улыбаюсь.
Быстро расчесываюсь, убираю волосы за уши, после чего направляюсь за ней в кухню.
Сегодня в нашей семье небольшой, но важный праздник. Двадцать лет назад мамина лучшая подруга вышла замуж, и на ее свадьбе мои родители впервые увидели друг друга.
Мама была свидетельницей, а папа обычным гостем. Он весь вечер «воровал» ее у свидетеля и выпрашивал танцы.
Забавный факт: я всю жизнь почему-то думала, что родилась через два года после знакомства родителей, что вполне пристойно. Пока Матвей не подметил, что познакомились-то они в декабре, а через январь родилась я. Год отношений в этот отрезок времени ну никак не втискивается. В моем мире тогда новые оттенки появились и впервые закралась мысль, что родители живые люди, а не идеальные персонажи художественного фильма.
Мама, суетясь, накрывает на стол, отец разливает вино. Я беру бокал и говорю короткую душевную речь. Желаю счастья, долгих лет жизни. Безграничной любви.
Папа приобнимает маму одной рукой и широко улыбается. Эмоции наполняют меня и растягивают, как воздух воздушный шарик. В последнее время этих эмоций так много, что едва справляюсь. Слезы на ровном месте на глаза наворачиваются.
Я вас сильно люблю, искренне заверяю. Будьте очень-очень счастливы, мои хорошие. И простите меня, если что не так. Я честно стараюсь. Сердце срывается в бешеное биение. И очень хочу, чтобы вы мной гордились!
Замираю в ожидании отклика. Мы никогда не признаёмся друг другу в любви, как-то не принято. Оно и так понятно: я их дочь, к чему пафосные фразы? Но, если мама скажет сейчас, что любит меня всегда и любой, я окончательно расплачусь и во всем сознаюсь.
Мы тобой гордимся, Юль, говорит мама. Ее глаза смеются. Не всегда в последнее время, что правда, то правда. Но уверена, поводы еще появятся.
Иди к нам, зовет отец, неожиданно растрогавшись.
Я делаю вид, что отпиваю вино, после чего слушаюсь, и мы крепко обнимаемся.
У меня должен был быть братик, но мама потеряла его на большом сроке. Потом была череда неудачных беременностей. Я была маленькой и период тот помню плохо. Лишь слезы. Как мама плакала, а отец ее жалел. Месяц за месяцем. Почему-то казалось, что это из-за меня, и я плакала тоже, обещая себе, что никогда не подведу родителей.
Так хотелось, чтобы им меня одной для счастья было достаточно! Казалось, если я постараюсь сильно, если стану идеальной, они больше не будут грустить.
Потом мы ужинаем, болтаем обо всем подряд. Смотрим концерт по телевизору.
Юля, вино совсем не понравилось? в какой-то момент спрашивает мама.
Очень хорошее. Но я ж не люблю алкоголь, ты знаешь, кривлю губы.
Всё правильно. Испорченный виноградный сок, ничего полезного в нем нет, добавляет отец, забирая мой бокал и переливая содержимое себе. Тянется за бутылкой с соком.
Вить, ты так говоришь, будто я водку в Юлю силком вливаю, а не спрашиваю про хорошее сухое вино. Ты себя не помнишь в восемнадцать лет? Пусть лучше дома попробует качественное. Чтобы понимать разницу.
Маленькая еще, успеет распробовать, отрезает папа.
А я пожимаю плечами, радуясь тому, что отец по-прежнему считает меня ребенком. Его ждет сюрприз.
Что ж.
Оказавшись в своей комнате, я больше по привычке проверяю телефон. В чатах сотни сообщений, но меня они мало волнуют. Кровь и без допинга несется по венам. Некоторое время бесцельно хожу по комнате, потом снимаю блокировку с экрана и выбираю из списка Диану Романовну. Когда она отвечает, сразу перехожу к делу и выпаливаю на одном дыхании:
Я бы хотела предложить вам выпить кофе вместе. Давно не виделись.
Диана Романовна наша с Матвеем бывшая учительница химии, через нее мы и познакомились. Потом она вышла замуж за старшего брата Матвея и тем самым осталась в наших жизнях навсегда.
С удовольствием, Юля! Почему бы тебе не приехать ко мне завтра утром, например, часикам к десяти? Мы с Петей как раз погуляем. Потом можно кофе выпить.
Спасибо огромное! Спасибо от всей души!
Сама не знаю, за что так горячо благодарю ее. Наверное, потому что после всего случившегося Диана не стала относиться ко мне хуже или игнорировать, как часто бывает со стороны родственников бывшего парня.
Следующим утром я немного нервничаю. Слова не могу подобрать правильные. Как бы так аккуратно расспросить про Матвея, чтобы не показаться навязчивой? Этот кулон, что мы вместе выбрали, не дает покоя. До дня рождения не доживу, мне сейчас знать нужно: для меня он или нет.
Машину после той аварии отец не дает, поэтому еду на автобусе. Выхожу на остановке и пишу Диане:
«Буду через пять минут».
«Юля, я задерживаюсь. Паша с Петей гуляют на площадке, подожди с ними, пожалуйста».
«Никаких проблем, я никуда не спешу».
Хороший здесь район: дорожки от снега расчищены, красиво, чисто. Кругом пандусы, с коляской можно и в магазин, и в подъезд без проблем заехать.
Я подхожу к нужному дому и замечаю на детской площадке, у снежной горки, двухлетнего Петра Павловича в желтой, вырвиглаз, куртке. Рядом с ним спиной ко мне стоит Паша. Он подхватывает сына на руки, усаживает на самый верх, бережно подстраховывает. Петя с визгом счастья съезжает вниз. Я невольно тоже смеюсь. Обожаю этого ребенка! На радостях подхожу ближе.
Когда между нами остается меньше десяти метров, мой шаг сам собой замедляется. Бред какой-то. Чем ближе я, тем меньше Павел на себя похож становится.
Беспокойно вглядываюсь в лицо Пети: может, перепутала и ребенок не тот? Мы редко видимся, дети израстают.
Да нет, тот ребенок. А его отец рядом будто нет.
Рост, комплекция Паши. Но движется он иначе. Правда, тоже подозрительно знакомо.
Петя вновь скатывается с горки и заливисто хохочет, смачно хрюкнув. Лже-Павел подхватывает его на руки и крутит, тоже смеясь.
Это что у нас за булкин розовощекий! выдает голосом своего младшего брата.
Потом оборачивается и опаливает меня недоуменным взглядом, окончательно и бесповоротно превратившись в Матвея.
Глава 4
Мою голову «светлую» озаряет на первый взгляд блестящая идея, я тут же ей и следую. Быстро разворачиваюсь и поспешно иду в противоположную сторону. Потому что не планировала видеть Матвея сегодня, не настраивалась, не готовилась к противостоянию! Я приехала поплакать у Дианы на плече.
Знакомый голос рубит наповал вопросительной интонацией:
Юля?
Стыд-то какой! Уши гореть начинают. Я решаю стоять на своем и припускаю быстрее.
Юля, это же ты! Стоять! летит вслед обличительно.
Блин! Ну да, заметил-узнал. Я оглядываюсь и делаю вид, что искренне удивлена.
Губы Матвея кривит такая насмешливая улыбка, что хочется запустить снегом! Я беру комок побольше, но не леплю снежок. Вместо этого потираю ладони, остужая пыл.
Сама понять пытаюсь, готов ли Матвей к этой встрече. Если да значит, он ее и организовал. Если нет, то мог подумать, что ее запланировала я!
От возмущения захлебываюсь. Диана Романовна, я вам доверяла вообще-то!
Ноги наливаются свинцом, а сердце совершенно бесполезно усиленно качает кровь по венам. Как с такими ногами бежать-то? Для чего мне сейчас адреналин?
Мы видимся второй раз за два дня, и я вновь без парадного платья. Кто вообще наряжается на завтрак к подруге? Да и бессмысленно: пуховик сверху скрыл бы любую красоту.
Понимая, что бежать уже совсем глупо, а оправдываться унизительно, я улыбаюсь широко и перехожу в нападение:
Что ты здесь делаешь? Следишь за мной?
Секунду в глазах Матвея отчетливо читается изумление. А потом даже, кажется, мелькает искра восхищения. Хотя, может, я ее себе придумала.
И да, я в курсе, что здесь живет его брат. И Матвей, разумеется, знает, что я в курсе.
Он усмехается и отвечает:
Не помню, чтобы мы вызывали Петру аниматора.
Зачем аниматор с такой-то няней? Вообще-то мы договорились с Дианой кофе попить вместе. Где, кстати, она?
Ногти пилит, а Пашку вызвали в клинику.
Я подхожу ближе, присаживаюсь на корточки и здороваюсь с Петром. Тот дует губы, темно-карие фирменные глаза Адомайтисов становятся серьезными мыслительный процесс идет полным ходом. Пётр вглядывается в мое лицо, пытаясь вспомнить, где раньше эту тетю видел. В итоге принимает решение одолжить мне лопатку для снега. Делает несколько шагов, после чего заваливается набок и впечатывается с размаха носом в пухлый снег! А потом начинает орать.
Да твою ж мать, чувак! искренне сокрушается Матвей, доставая племянника из сугроба.
Его голос, интонации, недоумение на лице сплошные удары дежавю из прошлого. Болезненные.
Матвей торопливо счищает снег, подхватывает племянника на руки и крепко-накрепко прижимает к себе.
Качает.
Я не знаю, куда руки деть и самой деться. Петя обнимает дядю за шею, а я смотрю на двухлетнего Адомайтиса и не могу справиться с откуда-то возникшим комом в горле.
Пашка мстит за времена, когда ему пришлось со мной нянчиться. Вот, подкидывает своего, отшучивается Матвей. Смачно чмокает племянника в лоб, потом добавляет: Ну всё, заяц, неприятно, но бывает и хуже. Уж поверь мне. По асфальту мордой побольнее будет. А твой папаша однажды меня толкнул так, что подбородок шили. Господи, как я орал. Маме еще долго тот случай вспоминали.
Петру плевать на то, что его дядю елозили мордой об асфальт. Ему плохо, и он по-мужски эгоистично перетягивает все внимание на себя.
Да где же твоя мама, а? сокрушается Матвей, оглядываясь.
Ему холодно, может, снег попал за шиворот, предполагаю я.
Да, пора домой.
Матвей, не отпуская Петра, ловко собирает разбросанные лопатки, я же решаю не мешать и иду к лавочке.
Ты куда? окликает он меня.
Пройдусь, пожалуй, пока Диану жду.
Матвей смотрит мгновение в ступоре.
Пошли домой, чаем напою. Не бойся, не обижу. Потом продолжает, ехидно усмехнувшись: При ребенке же, за кого ты меня принимаешь.
Я и не боюсь. Мы ведь друзья. Просто не хотела смущать.
Ты нас не смущаешь, Юля.
Мы идем к подъезду, потом втроем поднимаемся в лифте. Если бы не затяжной рев Петра, мы могли бы, наверное, почувствовать неловкость. Но этот ребенок прекрасно разряжает атмосферу и взрывает перепонки.
На лестничной площадке я жду, пока Матвей по-хозяйски открывает входную дверь, затем галантно пропускает меня вперед. Ставит притихшего мальчика на пол, присаживается на корточки и начинает его раздевать. Я тоже расстегиваю пуховик, разуваюсь. Тру заледенелые, покрасневшие руки. Дискомфорт терпим, главное, что холод помог унять разволновавшееся сердце.
Ты неплохо справляешься с ролью дяди, говорю с улыбкой, проходя по квартире и рассматривая обстановку.
Мы нечасто здесь бывали с Матвеем, когда встречались. Обычно семейные сборища Адомайтисов проходили в квартире Мота, там значительно больше места.
Спасибо. Пришлось встать ни свет ни заря в воскресенье, ноготочки ведь не могут подождать.
Ты будто бы не в духе. Что, кулон твоей подруге не понравился?
Матвей мешкает ровно секунду, но я ее замечаю и вспыхиваю как спичка!
Я еще не дарил.
Ясно.
Пётр, кое-как успокоившись, забирается на диван и требует мультики, я беру пульт и листаю каналы. Матвей ставит чайник, который медленно закипает. Очень-очень медленно.
Через пару минут Дианы все еще нет. Я продолжаю возиться с пультом, восхищаясь игрушками Петра, что валяются всюду. А потом внезапно чувствую на себе пристальный взгляд. Прямой, наглый. Вновь физически ощутимый. Поднимаю глаза.
Матвей рассматривает меня с каким-то мрачным любопытством.
Что?
Ты поправилась или это пушап такой?
Темные глаза впиваются в мою грудь, обтянутую черной водолазкой. Кожа тут же будто чувствительней становится, ткань давит на соски, колет, мешает хочется сорвать. Я мгновенно жалею, что не надела белье. Старые лифчики уже пару недель как натирают, а новые еще не купила. И да, грудь действительно выросла на полтора размера.
А нет, не пушап, добавляет Матвей, мазнув глазами по соскам.
Тело реагирует так, словно он сделал это языком. Я сглатываю. Сама скрываю, прячу эмоции.
Если тебя интересует именно эта часть тела, то она у меня все еще продолжает увеличиваться. Это нормально.
Стало лучше, чем было.
Спасибо. Не представляю, как с таким набором комплиментов ты найдешь новую девушку. Предыдущая к тебе, видимо, была излишне лояльна.
С девушками точно нет проблем, бросает он небрежно, а потом он круто меняет тему. Странно вот так разговаривать, да? Паша сказал, что с бывшими нужно поддерживать нейтральные отношения, это типа разумно и правильно. Паша недавно стал спецом в отношениях, если ты не в курсе. Всегда норовит дать совет. Он все время забывает, что я присутствовал, когда Диана удирала из его прошлой квартиры в слезах.
С Лидой он вроде бы совсем не общается. Боюсь, Диана ему весь мозг бы склевала.
Да, смеется Мот. Кстати, я видел Лиду недавно в ночном клубе. Заявила, что я изменился. Из мелкой пакости превратился в большую ошибку. Попыталась склеить.
Да ладно!
Она была пьяной.
А ты?
Матвей пожимает плечами:
Я тоже.
Он вновь мажет глазами по моей груди, потом по животу. Отворачивается и занимается чаем. Я опускаю глаза, закусываю губу. Может быть, сказать ему прямо сейчас?
Пару мгновений пытаюсь понять, как буду себя чувствовать, если он расстроится, и смогу ли с этим справиться. Ребенка я решила оставить. Объявить об этом всем пока нет.
Подхожу ближе. Встаю рядом.
Матвей поворачивается и глядит на меня. А я на него. Можно ли встречаться с пятнадцати лет, а потом разлюбить за месяц?
Матвей заваривает чай в стильном прозрачном чайничке. У Дианы всё так славно, красиво, удобно. Кухню тут же наполняет аромат мяты и клубники.
Иногда я по тебе скучаю, говорю тихо. Искренне.
Это правда, и сказать обратное было бы ложью, причем совершенно неважно, при каких обстоятельствах мы расстались.
Матвей достает две чашки, в обе кладет сахар. Персонажи в мультике Петра начинают хором петь. Мое сердце колотится. Жаль, тут нет снега.
А ты? спрашиваю.
Он молчит. Молчит, молчит. А когда начинает говорить, хрипло, достаточно резко, чтобы мне захотелось исчезнуть, на меня совсем не смотрит:
Ты целовалась с каким-то левым мужиком.
Матвей передергивает плечами, будто его коснулось что-то неприятное, скользкое, липкое.
Я знаю. Это была ошибка. И я бы хотела, чтобы ты меня простил. Не как девушку, а как друга.
Он качает головой.
Совершенно неважно, скучаю ли я. И скучаешь ли ты, Юля.
Просто знай, что я об этом жалею.
Не говори со мной на эту тему больше.
Матвей берет обе чашки и ставит на стол. Щелкает дверной замок, входная дверь открывается. Это Диана или Павел.
Почему? спрашиваю, нахмурившись. С вызовом.
Пожалуйста.
Иначе что, Матвей?
Иначе мы вновь станем врагами. И на этот раз ты заметишь.