У них с Майком одна машина на двоих, старенький универсал «фольксваген». Майк с самого начала застолбил автомобиль, чтобы ездить на работу. Может быть, после его увольнения ситуация изменится, но Дженис не особо на это рассчитывает.
Зачем тебе машина, Джен? От нее хлопот больше, чем пользы. Парковаться в городе это такая головная боль!
Майк прав, но у большинства клиентов Дженис есть парковка возле дома или собственный участок. Этот аргумент она уже приводила.
«Не буду спорить. Попробуешь сама убедишься, что я прав, ответил Майк и с добродушной улыбкой добавил: Сделаем вот как: по дороге туда и обратно буду тебя подвозить».
Наивная Дженис ему поверила. Майку выделили парковочное место возле колледжа, где он работал. К тому же благодаря этим совместным поездкам Дженис не будет волноваться из-за того, что оставляет в атмосфере слишком много углеродного следа. Однако им с Майком все время оказывалось не по пути. А когда она приходила к нему в колледж, надеясь, что после смены муж подбросит ее до дома, он по непонятным причинам отсутствовал на рабочем месте. Дженис уже устала от сердитых взглядов коллег Майка: тех все сильнее бесила непунктуальность ее мужа, да и он сам им порядком надоел.
Дженис вспоминает тот день в лесу, когда Деций лежал рядом с ней на скамейке, положив голову ей на колени. В поисках утешения Дженис зарылась лицом в его шерсть. Трудности с машиной заставили ее вспомнить про другую проблему: у Дженис почти нет друзей. Если менять работу так же часто, как Майк, быстро поймешь, что Кембридж город маленький. Ее удивляет, что муж не отводит взгляда каждый раз, когда встречает бывших коллег или деловых партнеров. Дженис уверена, что ее муж не способен испытывать стыд, более того, он искренне полагает, будто вышел из ситуации победителем. Зато Дженис стыдится за двоих, и это бремя так сильно пригибает ее к земле, что она больше не в состоянии смотреть людям в глаза, а ведь с некоторыми из них она бы с удовольствием познакомилась поближе. Дженис помнит, какое облегчение испытала в тот день, когда друг Джорди Боумена привез ему серебряные ведерки для охлаждения вина. Она знала: этот человек знаком с Майком, однако не подозревает, что Дженис его жена. Когда имя Майка упомянули в разговоре, друг Джорди рассмеялся. После того, сколько проблем ее муж доставил этому человеку, оставалось только восхититься его снисходительностью. Фыркнув, он воскликнул: «Этот тип безнадежен! Он живет в собственном мире!» А потом все вернулись к своим делам: друг расставлял ведерки в старой хлебопечке, где Джорди хранил вино, а Дженис удаляла ржавчину с дверцы духовки с помощью абразивного чистящего карандаша. Однако у нее гора с плеч свалилась. Ей стало легче оттого, что другие тоже замечают эту черту ее мужа и даже свободно говорят о ней вслух. Дженис сразу почувствовала, что она не одинока.
А сейчас Дженис одна на кухне с Децием, а значит, на самом деле вовсе не одна, и ее работа почти закончена. После «дружеской беседы» миссис АгаАгаАга накарябала имя и адрес свекрови настолько быстро, насколько позволяла дорогая ручка «Монблан», и отправилась по магазинам. Дженис снимает поводок Деция с крючка в кладовке и открывает дверь черного хода. Она решила, что сегодня они с фокстерьером будут гулять по полям, а заодно проведают Фиону. Дженис за нее беспокоится. До понедельника у Фионы убирать не нужно, но Дженис надеется, что хозяйка не станет возражать, если уборщица придет на несколько дней раньше. К тому же у Дженис для Фионы подарок.
В доме темно. Дженис звонит в дверь, однако за дверью царит тишина. Дженис подумывает о том, чтобы просунуть подарок внутрь через щель для писем, но он очень маленький и на него легко случайно наступить. Постучав и позвонив еще раз, Дженис отпирает дверь своим ключом. Она уверена, что Фиона не станет возражать. А когда она в следующий раз заглянет в свой кукольный домик, там ее будет ждать приятный сюрприз. Дженис тщательно вытирает лапы Деция тряпкой, которую носит в кармане пальто. Крепко держа пса на коротком поводке, Дженис поднимается с ним на чердак. Одно дело забежать внутрь на две минуты, чтобы оставить подарок, и совсем другое пустить чужую собаку бегать по дому.
Открыв дверцу кукольного домика, Дженис убеждается, что Фиона времени даром не теряла. Она провела сюда электричество, и в нескольких комнатах аккуратно расставлены торшеры и настольные лампы. Дженис замечает на столе блок с выключателем вот он, справа от кукольного домика. Не удержавшись, Дженис жмет на кнопку. Вспыхивает искра, из домика доносится треск, и Дженис подпрыгивает от испуга. Она открывает дверцу пошире и в тревоге ищет причину. Вскоре Дженис обнаруживает проблему: два проводка перекрещены, вспыхнувшая в результате искра повредила их, и электрическая цепь оказалась нарушена. Один проводок, пожалуй, можно соединить вручную, а второй придется припаивать. У сына Фионы Адама в комнате есть паяльник: с его помощью мальчик собирает маленькие модели роботов. Но заходить в спальню к двенадцатилетнему подростку и рыться в его вещах Нет, хорошие домработницы себе такого не позволяют.
Соображая, как починить проводки без паяльника, Дженис так глубоко задумалась, что не сразу услышала голос на втором этаже. Она бросает взгляд вниз, но Деций пропал, а дверь чердака чуть приоткрыта. С пылающими щеками Дженис вскакивает со стула. Сейчас ей придется объяснить свое поведение. На втором этаже она находит Деция. Пес сидит рядом с Адамом. Мальчик опустился на пол, чтобы говорить с собакой на равных. Деций положил лапы ему на колени и ткнулся носом в ладонь Адама.
Извини, Адам. Думала, никого нет дома. Я только оставлю одну вещь для твоей мамы и уйду.
Но Адама ничуть не смутило ее внезапное появление. Наверное, он привык к постоянному потоку то приходящих, то уходящих взрослых и к тому, что его это не касается. Видимо, Дженис для него из той же категории. Гораздо больше мальчика заинтересовал Деций.
Ваша собака?
Дженис так и тянет ответить: «Да», а еще лучше: «О да!», но вместо этого она говорит правду:
Нет, я его просто выгуливаю.
Деций оборачивается и устремляет на Дженис обиженный взгляд. Дженис думает, как исправить дело, и тут Адам произносит:
Вид у него чудной, и ходит он, как будто на цыпочках. Это что, так и надо?
Дженис мысленно умоляет Деция не выражаться, но похоже, Адам пришелся ему по душе, и фокстерьер взбирается ему на колени целиком. Дженис знает, что будет дальше: сейчас он развалится во всю длину. Так Деций и сделал. Адам рассмеялся, а у Дженис болезненно сжалось сердце. Чтобы сохранить равновесие и в прямом, и в переносном смысле, она садится рядом с ними на пол.
Он фокстерьер. Это признаки хорошей породы.
Да ладно! А смотрится по-дурацки.
Дженис не осмеливается смотреть Децию в глаза.
Но тут Адам спасает положение, добавив:
Но, вообще-то, он все равно классный.
Услышав это утверждение, Деций выразительно смотрит на Дженис: «Ну, что я тебе говорил?» И тут она понимает, что Деций ни за что не станет ругаться при ребенке, а ведь, несмотря на длинные руки и ноги и крупные ступни, Адам еще совсем мальчишка. Из ворота толстовки с капюшоном торчит длинная тощая шея. На голове целая копна волос, но личико маленькое, и ни единого прыща на нем пока не видно. У Адама очень красивый цвет лица этакий персик со сливками. А еще Адам выдал себя довольно-таки мягким по современным меркам жаргоном: «да ладно», «классный». Такие слова можно услышать даже из уст его матери, а ведь она выглядит как викарий.
Ну как, разобрались с твоими брекетами? спрашивает Дженис.
А-а-а, вы про эти штуки, говорит Адам и машинально проводит языком по зубам, но тему не развивает.
Дженис сразу приходят на память ее предыдущие разговоры с Адамом: он и тогда давал такие же неопределенные ответы, вот почему теперь они по большей части проходят мимо друг друга в неловком молчании. А потом она вспоминает, как Адам рассмеялся, и решает: надо постараться его расшевелить.
У тебя есть паяльник?
Адам отрывает взгляд от Деция и смотрит на нее с удивлением:
Да, а что?
Можно я его ненадолго возьму?
Ладно, берите. Адам нехотя встает, причем до последнего момента держит на руках теплое тельце Деция, прежде чем спустить его на пол. Сейчас принесу. Адам уже поворачивается в сторону своей комнаты и вдруг с легкой тревогой оглядывается на Дженис. Он ведь меня дождется? Не убежит?
Какой же Адам все-таки ребенок! И снова у Дженис болезненно сжалось сердце. Ей жаль и Адама, и немножко Саймона, и себя заодно. Но отвечает она весело:
Думаю, он с удовольствием составит тебе компанию.
Адам расплывается в широкой улыбке, а Деций бросает взгляд на Дженис, будто спрашивает: «Хочу ли я зайти в вонючую мальчишескую спальню? Ты издеваешься? Ну конечно да!»
Оставив их вдвоем в комнате Адама, Дженис поднимается на чердак и чинит провода в кукольном домике. Быстро управившись, она возвращает все на свои места и достает из сумки крошечный подарок для Фионы. Это маленький игрушечный праздничный торт. Конечно, сорок пять свечей на нем не поместились, но главное, что Фиона все поймет, когда откроет дверцу и увидит торт на кухонном столе, а Дженис надеется, что завтра хозяйка сюда заглянет. Прежде чем Дженис успевает закрыть домик, она замечает в мастерской Джебедайи Джури новый миниатюрный гроб. Дженис испытывает уже знакомое тяжелое чувство. Да, она просто уборщица об этом Дженис никогда не забывает. Хозяйские дела ее не касаются. С ее стороны было бы самонадеянно полагать, будто она знает, как семья на самом деле переживает утрату Джона отца Адама и мужа Фионы. Но тревога Дженис сгущается, будто туман в низине.
Джон работал в клинике Адденбрук, специализировался на торакальной хирургии. Любил ходить в походы и кататься с семьей на велосипедах. Построил для сына железную дорогу и помогал мальчику собирать модели роботов. Дженис не знает и не может знать, каково это потерять его, но над домом темной тучей навис вопрос без ответа, и она чувствует, как он отравляет жизнь этой маленькой семьи. Над этим вопросом ломает голову и Дженис: почему этот приятный во всех отношениях мужчина покончил с собой?
Когда она приносит паяльник в комнату Адама, мальчик валяется на кровати вместе с Децием.
Спасибо, Адам. Нам пора.
Деций вскакивает и бежит к Дженис. Увидев лицо мальчика, она предлагает то, о чем, возможно, пожалеет. Она сама не знает, во что ввязывается, возможно, в крупные неприятности.
Хочешь выгуливать Деция вместе со мной?
А можно? спрашивает мальчик.
Деций смотрит на него с одобрением, а уж Адама два раза просить не надо. В его ответе ни тени сомнения:
Ясен пень, хочу!
А потом Адам все портит, добавив:
Имечко-то у него отстойное.
Так Дженис понимает, что пора уходить. Терпение фокстерьера не безгранично.
Глава 8. Никогда не суди книгу по обложке
Плевок приземлился на тротуар меньше чем в дюйме от туфли Дженис. Свекровь миссис АгаАгаАга либо метко попала в яблочко, либо промазала смотря какова была ее цель. Застыв на месте, Дженис смотрит на стоящую в дверях маленькую старуху и старается не слушать, как сестра Бернадетта шепчет ей на ухо: «Нет, Дженис, ты только взгляни, в каком виде она ходит!» А потом неизбежный вопрос: «Может, все-таки развернешься и уйдешь?» Пожалуй, в словах сестры Бернадетты есть своя правда, вернее, даже две правды. Разве Дженис обязана здесь оставаться? И во что вырядилась эта женщина? Старуха открыла дверь в халате наподобие кимоно, надетом поверх много раз подвернутых мужских вельветовых брюк, а на голове у нее красуется красная шляпа с искусственными вишенками. Последние покрыты некой субстанцией, подозрительно напоминающей плесень.
Говорит пожилая леди отрывисто: сначала придает слову безупречно правильную форму, а потом выплевывает его изо рта, будто слюну. Эта особа напоминает Дженис дикторшу из новостей пятидесятых годов на Би-би-си очень-очень сердитую дикторшу.
Я в услугах уборщицы не нуждаюсь. Это мой дом, и распоряжаться здесь имею право только я.
Не удержавшись, Дженис спрашивает:
А откуда вы знаете, зачем я пришла? Почему вы так уверены, что я уборщица?
На себя посмотрите.
С этими словами старуха указывает на пакет с мешками для пылесоса и резиновые перчатки «мэриголд», выглядывающие из сумки Дженис:
Как будто по вам не видно!
Сестра Бернадетта неодобрительно фыркнула Дженис в ухо. Вдруг Дженис обратила внимание на цвет кимоно яркий, пронзительно-фиолетовый. Конечно, она с самого начала его заметила, но только сейчас разглядела по-настоящему. Ей в голову приходит известное стихотворение, лирическая героиня которого предупреждает, что в старости будет одеваться в фиолетовое, носить красную шляпу и научится плеваться. Потом Дженис вспоминает другую строчку из этого стихотворения и спрашивает:
Если не секрет, пенсию вы тратите на бренди и летние перчатки?
Некоторое время старуха на пороге молча разглядывает Дженис, а потом отвечает уже гораздо спокойнее:
К бренди я неравнодушна, а перчаток у меня и без того достаточно. Еще несколько секунд старуха внимательно глядит на Дженис и наконец объявляет: Дураков под своей крышей не потерплю. А большей дуры, чем моя невестка, я не встречала.
С этими словами старуха отворачивается и медленно бредет по коридору. Дженис воспринимает это как приглашение, поэтому перешагивает через порог и закрывает за собой дверь.
Передвигаться здесь непросто. Узкое пространство сплошь завалено вещами: высоченные стопки журналов, клюшки для гольфа, настольная лампа «Энглпойз» со сломанным основанием, чемоданы, чучело белки, две стремянки и похожий на диджериду[3] музыкальный инструмент, который подпирают два бильярдных кия.
Тут дает о себе знать врожденная практичность Дженис: хозяйке просто не хватает места для хранения вещей. Интересно, нет ли в колледже какого-нибудь складского помещения, которое можно арендовать? А между тем старуха доходит до конца коридора и тянется за двумя палками, спрятанными в укромном углу. Стоит ей опереться на них, и старуха охает от боли. Только тогда Дженис понимает, каких усилий ей стоило исполнить свою пантомиму возле двери. Прежде чем повернуть за угол и продолжить путь, старуха стягивает шляпу и кимоно и бросает и то и другое на пол, где эти вещи становятся частью завалов. Дженис так и тянет наклониться и поднять их, но вместо этого она нарочно проходит прямо по ним. Искусственная вишня с приятным хлопком раскалывается под ее ногой. Нет, работать на эту женщину Дженис не будет. А если с деньгами станет совсем туго, кто-нибудь из постоянных клиентов порекомендует ее знакомым, только и всего.
Видимо, дом примыкает прямо к стене одного из старейших колледжей Кембриджа. Дверь, через которую вошла Дженис, встроена во внешнюю стену из красного кирпича, выходящую на улицу. В конце коридора Дженис поворачивает и оказывается в основной части дома. Похоже, он одной стороной выходит в четырехугольный двор. Комната, в которую попадает Дженис, просто огромна. Пространство абсолютно открытое, под крышей видны стропила. Второй этаж отсутствует, есть только галерея, опоясывающая всю комнату. Туда ведет винтовая лестница. В дальнем конце Дженис замечает ножки кровати похоже, незастеленной. Внизу, под галереей, небольшая кухня. Вернее, Дженис думает, что это именно кухня: мебели под горами вещей не разглядеть, но больше всего здесь валяется тарелок и сковородок. Внутренние стены комнаты теплого терракотового оттенка того же, что и кирпичные стены. Со стороны улицы три окна, расположенные намного выше человеческого роста. А огромное окно со свинцовым переплетом выходит во внутренний зеленый двор. В верхней части окна ряд гербов из витражного стекла. Комната прекрасно освещена, однако, несмотря на все ее великолепие, беспорядок сразу бросается в глаза. В воздухе витает пыль, куда ни взглянешь везде стопки книг, и это притом, что повсюду стоят книжные шкафы.