Так была одержана моя вторая «морская» победа.
Уже сильно позднее, после окончания училища, один окулист, услышав от меня эту историю, пояснил такой феномен тем, что после того, как мне закапали в глаза атропин, зрачки сильно расширились, зрение расфокусировалось, и я смог увидеть те фигуры и цифры, которые в обычном состоянии не видел.
Экзамены в школе я сдавал легко, мне достаточно было один раз прочитать параграф, чтобы запомнить основные положения. Аттестат без троек давал мне серьёзную надежду на успешное поступление в училище. На выпускном мы в последний раз рок-группой исполнили пару-тройку песен. Тогда нам казалось, что мы взрослые, практически самостоятельные молодые люди, и нам всё по плечу.
Впереди меня ждало поступление в училище.
Не буду рассказывать, сколько пришлось побегать за билетами в Ленинград, как меня провожали дома, как я добирался до училища, а затем до летнего лагеря на Красной горке, где кандидаты на поступление сдавали экзамены. Это нудно, скучно и не интересно. Главное добрался!
Попал в восьмую учебную роту, в которой было порядка ста пятидесяти человек, ребята со всей страны от Камчатки до Калининграда. Командирами взводов и старшинами были курсанты, уже закончившие четвёртый курс. В нашей роте это были парни со второго факультета. Их ещё называли «черепа» из-за специальности «математическое обеспечение автоматизированных систем управления» МО АСУ.
Вместе со мной из моего родного города прибыли ещё двое ребят, с которыми мы познакомились в поезде, Марат Жанаев и Вадим Марин, по прозвищу «Карандаш». Вадя учился до восьмого класса в той школе, куда я пришёл в девятый класс, прекрасно знал почти всех моих одноклассников. Он-то и «сдал» меня в роте, что я играю на гитаре. Курсанты старшины стали вызывать меня в свою каюту и требовать, чтобы я пел им и курсантам старшинам из других рот, перед которыми они хвастались наличием «певца».
Первый экзамен математика. Три дня, отведённые на подготовку пролетели в «концертах», которые мне приходилось давать для курсантов.
Наконец пришёл день сдачи экзамена. Сдавали в палатках, поскольку на улице стояла настоящая жара, совершенно не характерная для северной столицы. В палатках было не продохнуть от влажной духоты.
Зашёл, взял билет, читаю задания и понимаю, что ни черта не понимаю. Подготовка-то мимо меня прошла. Преподавательница начала меня спрашивать, а у меня словно наваждение, практически ничего не могу вспомнить, вплоть до элементарных вещей, типа графиков синуса и косинуса. Она спокойно говорит, что мне ещё надо годик подготовиться, и ставит «два очка» в ведомость.
Из палатки я вышел, как пыльным мешком пристукнутый. Как дошёл до роты не помню. Ребята что-то у меня спрашивали, я им что-то отвечал, или не отвечал, не помню.
Сижу в кубрике на банке[4], в голове ни одной мысли, пустота космическая.
Тут в роту входит мой самый яркий поклонник, исполнявший обязанности старшины роты главный корабельный старшина Ашот Акопов. Красавец парень, отличный спортсмен, отличник в учёбе, к выпуску шёл на золотую медаль. В это день он стоял помощником дежурного по учебному батальону. Спрашивает меня, мол, как? Я смог только головой покачать.
Тут поблизости сразу нашлись осведомлённые абитуриенты, «доброжелатели злопыхатели», которые сообщили, что рота наконец-то лишилась «певца» и можно будет спокойно готовиться к следующим экзаменам.
Ашот вспыхнул и стал орать на меня. Такого мата до этой минуты я в жизни не слыхал! Он в течение пяти минут ни разу не повторился, всё с военно-морским уклоном, да не в бровь, а в глаз! Я аж заслушался.
Наконец Ашот выдохся. Немного помолчав, он заявил:
Сиди здесь, никуда не уходи! Такие люди нужны флоту! и убежал.
Всё.
У меня оставался один день на оформление ВПД[5] на обратный путь. Но я не верил, что всё кончилось, и как оказалось не зря.
Уже потом, после поступления я узнал, что Ашот был любимчиком у «математички», писал диплом по её теме на кафедре высшей математики. Так вот, он пошёл её уговаривать, чтобы она поставила мне положительную оценку. Парни, которые в это время сдавали свой экзамен, мне потом рассказали, как Ашот расписывал перед ней мои достоинства. С его слов выходило, что лучше абитуриента он не видел и готов за меня головой поручиться. Но как он не бился, преподавательница отказалась из-за меня переписывать экзаменационную ведомость.
Тут мне был преподан ещё один урок, как идти до победного конца.
Ашот, под свою ответственность, уговорил секретаршу не вносить меня в приказ об отчислении. Так я оказался вне списков учебной роты, но и в приказ об отчислении не был внесён.
Вернувшись, Ашот ещё немного поругался, а потом сказал мне, что если я не сдам следующий экзамен на «отлично», то вылечу из училища, как пробка из бутылки с шампанским, он лично проследит за моей отправкой.
Слово было сказано.
Я три дня жил в роте на птичьих правах, благо мою койку не сдали на склад. На камбузе ребята делились со мной едой. В течение этих дней я ни разу не взял гитару, зато не выпускал учебник из рук. Три раза прочитал всю книжку от корки до корки, учил параграфы практически наизусть. Но мне всё казалось недостаточно.
И вот пришёл день второго экзамена. История.
Ещё со школы я привык, что моя фамилия, как правило, всегда в самом начале списка. Однако в этот раз меня вообще не озвучили в списках сдающих. Как оказалось, в приказ об отчислении меня не включили, но и в списках абитуриентов фамилия уже не значилась. Снова выручил Ашот. Он собственноручно вписал меня в списки сдающих экзамен, последним.
Не было большего мучения, чем ждать, когда весь поток, две учебных роты, сдаст свой экзамен.
Как я уже говорил, приём экзаменов проходил в палатках. Но если на первый экзамен я заходил в начале, то на этот раз самым последним. В палатке было хуже, чем в бане, влажная жара и просто нечем дышать от острого запаха пота. Два офицера, принимавшие экзамен, сидели за столом в мокрых от пота рубашках с расстёгнутыми не по уставу верхними пуговицами. Им периодически приносили свежую воду в графине, но они практически сразу выпивали её до дна, и было очевидно, что облегчение получали ненадолго.
Один из них, кап-два, сидел за столом ко мне спиной, а второй, каперанга[6], предложил мне представиться и брать билет. Удивившись отсутствию меня в списках, тем не менее, он согласился выслушать мой ответ, тем более я сразу заявил, что могу сдавать без подготовки. Едва я начал ответ на первый вопрос, повернулся второй офицер Это был тот агитатор, что приезжал в мой город. Он, даже не взглянув на меня, прервал мой ответ и предложил переходить ко второму вопросу. Едва я начал отвечать, он снова, перебив меня, спросил, откуда я прибыл в училище. После моего ответа кап-раз рассмеялся, и предложил своему товарищу ставить мне «отлично», как "крестнику".
Так, по итогам второго экзамена я снова был включён в списки абитуриентов. А гитару стал брать в руки строго только после сдачи очередного экзамена.
Дальше были физика, сочинение, экзамен по физической подготовке. Мне удалось эти этапы поступления пройти успешно.
При сдаче ФП на трёхкилометровой дистанции даже удалось прийти вторым из всего потока. Сказались тренировки в школьной секция по лёгкой атлетике.
А сочинение я вообще первым сдал на проверку. Ну, тут всё просто это сочинение я фактически писал уже третий раз. Сначала написал его в школе на предэкзаменационной пробе, потом непосредственно на выпускном экзамене, и вот эта же тема мне досталась в третий раз. С памятью у меня было всё в порядке, поэтому я писал сразу набело, и вместо четырёх часов потратил один. Преподавательница удивилась, когда я сдавал работу, и сначала подумала, что я отказываюсь от экзамена, а потом, как рассказали ребята, улыбаясь, прочла моё сочинение, и я получил «отлично».
Потом мы проходили профотбор. До начала тестирования я не знал, почему абитуриенты более ранних потоков называют эту процедуру «душегубкой». Оказалось, что это испытание для всех абитуриентов проводилось в аудитории, куда нас набивали по три-четыре человека за парту. Закрывались все окна, форточки, двери, якобы для того, чтобы мы не отвлекались. Два раза ха-ха!
Едва народ кое-как расселся, специально назначенные мичмана пробежали между рядами парт, раздавая пачки заданий и тестов. Метроном врубили сразу же, как только раздали задания. Мичмана ходили вдоль рядов и постоянно орали:
Время! Быстрее! Не отвлекаться! Не разговаривать!
Безжалостно выгоняли ребят, которые пытались списывать. Атмосфера в аудитории накалялась во всех смыслах. Закрытые окна и форточки создавали не просто духоту, а «душегубку». Пот плыл по телу, заливал лоб, глаза щипало от соли. Ручка скользила в пальцах, мокрые ладони оставляли на листах заданий пятна, на которых потом не писал шарик стержня. Самые продвинутые абитуриенты пытались писать карандашами, но мичмана эти поползновения быстро пресекли. Гнусное ощущение создавали мокрые рубашка и брюки. Всё тело чесалось, жутко хотелось пить и дышать. Резкий кислый запах пота и прочих естественных выделений со всех сторон не давал вдохнуть полной грудью. Пару-тройку человек вывели, их стало тошнить.
Но ещё сильней действовало психологическое давление. Из аудитории никого не выпускали, даже в гальюн[7]. А если абитуриент настаивал на необходимости выйти, то его уже не пускали обратно.
Концентрироваться на тестах становилось всё сложнее, время на их выполнение с каждым заданием сокращалось, мучение становилось невыносимым, отвлекало всё. Метроном словно по голове стучит, мичмана ходят между рядами, орут с разных сторон:
Быстрее! Молчать!!! Не отвлекаться! Тупые придурки и неженки на флоте не нужны! Если вы не в состоянии решить элементарные задания, вам не место в офицерской кают-компании! Время! Не разговаривать! Кто не может, кому плохо милости просим, валите домой, к мамочке! Меньше народу больше кислороду! Не разговаривать!!! На корабле, в бою никто не станет выполнять ваши обязанности, а там будет похлеще, чем здесь! И отвлекать будет не сосед, а противник ракетами, торпедами и глубинными бомбами! Быстрее! Быстрее!! Быстрее!!! Первое (второе, третье, .. десятое) задание сдать! Никому не заглядывать в следующий тест! Абитуриент!!! Фамилия! Вы не сдали! Вон из аудитории!! Не разговаривать!!! Открыли следующее задание! Время пошло!..
И снова метроном. Секундами по темечку.
А ещё постоянное подталкивание под локоть от соседа, то справа, то слева
Перерыв был ровно через четыре часа после начала тестирования. И на вторую часть тестирования после обеда добрая четверть абитуриентов не вернулась.
Но, как оказалось, после перерыва «бумажного» тестирования уже не планировалось. Нас перевели в другую аудиторию, где началась процедура, связанная с определением реакций организма, способностей вестибулярного аппарата каждого абитуриента и т. п. После «душегубки» казалось, что мы в рай попали! Сравнительно свежий воздух, хоть немного, но время на обдумывание, нет метронома, орущих мичманов. Всё размеренно, по-флотски чётко, последовательно. Так что этот этап профотбора для всех прошёл гораздо быстрее и легче.
На следующий день было индивидуальное собеседование с офицерами-психологами. Мне довелось общаться с довольно высоким капитаном 2 ранга. Вначале он опросил меня, откуда я прибыл, какая семья, кем работают родители, чем занимался в детстве, какие достижения были в учёбе, в спорте. Я старался кратко и чётко всё рассказывать. Но его не удовлетворили мои ответы, офицер мягко стал выпытывать подробности, как, что происходило в моей жизни, почему я поступал так, а не иначе, почему решил поступать в военно-морское училище, какие цели ставлю перед собой и т. д.
Нам заранее довели, что на индивидуальное собеседование отводится до пятнадцати минут, однако мы разговаривали уже более получаса, а кап-два всё не унимался. Примерно минут через сорок мы перешли непосредственно к теме о том, кем я вижу себя на флоте, на какой факультет собираюсь поступать, в какой класс хочу попасть надводников или подводников. Выслушав мои ответы, основанные на прочитанных книгах о том, что подводники, как правило, невысокие, он меня удивил, заявив, что в современной лодке можно, фигурально выражаясь, в баскетбол играть. Поэтому мне с моим ростом совершенно спокойно можно записываться в класс подводников. И ещё добавил, что по итогам собеседования будет ходатайствовать о моём зачислении в училище.
Результаты профотбора и собеседования нам сообщили только на следующий день, просто огласив приказ об отчислении абитуриентов, не прошедших испытания.
Я прошёл.
В нашей учебной роте оставалось всё меньше и меньше ребят. Кого-то отчисляли по результатам экзаменов, кто-то сам отказывался от поступления, кого-то увезли в больницу с аппендицитом, кто-то слёг в санчасть с простудой. «Карандаш» срезался на физике и уехал домой, а Марат проходил середнячком каждый экзамен.
Словом, в роте нас оставалось порядка пятидесяти человек. Освободившиеся койки разбирали и выносили на склад, в помещении роты после каждого экзамена становилось просторнее и просторнее.
Наконец настал день прохождения приёмной комиссии, где нас должны были распределить по факультетам, специальностям и ротам.
Накануне, сидя в «чепке»[8], ребята активно обсуждали, на какой факультет лучше пойти учиться. Кто советовал факультет РЭБ[9], кто АСУ МОАСУ[10], кого-то привлекала акустика, кто-то мечтал о БИУСах[11]. Аргументы приводились самые разнообразные.
Кого-то мечтал о романтике дальних походов, заходах в иностранные порты.
Кое-кто уже считал будущее денежное содержание.
Кто-то мечтал быть «моряком на берегу», таких ребят я вообще не понимал. Смысл поступать в военно-морское училище, чтобы служить на берегу?!
Мой земляк Марат Жанаев хотел попасть на БИУСы. Его привлекала возможность, сидя в боевом посту управлять артиллерийским, ракетным, торпедным и бомбовым оружием корабля. Он хотел служить на надводных кораблях, заходить в иностранные порты.
Товарищ по роте, Юра Марапулец, серьёзный парень, мечтавший стать подводником, активно советовал мне идти учиться на акустика. Мол, акустик это глаза и уши командира лодки. Он обнаруживает цели, проводит их первичную классификацию, даёт оценку возможной угрозы для лодки. По данным акустика вводятся параметры стрельбы в торпедное оружие. Только акустик, когда лодка в подводном положении, имеет прямую связь с внешним миром. А, мол, мне с музыкальным слухом, сам Бог велел становиться акустиком
Уговорил.
На комиссию заходили не по алфавиту, а по результатам сдачи экзаменов. Моя фамилия была в первой трети списка.
Всех предупредили о порядке прохождения комиссии.
Войти на середину аудитории. Доложиться: «Товарищ контр-адмирал! Абитуриент такой-то для прохождения приёмной комиссии прибыл!». Заткнуться. Отвечать только на поставленные вопросы без лирических отступлений. Спросить разрешения, выйти без разговоров.
С приближением моей очереди я всё больше волновался. Многие знакомые ребята выходили с комиссии разочарованными, их зачислили не на ту специальность, куда бы им хотелось. Особый конкурс якобы был на факультет АСУ-МОАСУ и РЭБ. На гидроакустику вообще зачислили всего несколько человек.
Наконец выкрикнули мою фамилию.
Захожу в аудиторию. Стол, поставленный широкой буквой «П». За ним сидит много офицеров, в центре стола место начальника училища контр-адмирал Попеко. Лиц я в тот момент не видел. У меня перед глазами были только адмиральские звёзды и в ушах могучий бас начальника училища.