Как только у семьи появилась возможность и деньги, решили сделать расстановку. Но и в первый раз, и во второй расстановку делала Полина. Решалось ли это на семейном совете или же узурпировалось властью супруги, мне неведомо. Родион любил жену. А когда любишь желания любимой иногда принимаешь за свои.
Полина
Первая расстановка была на взаимоотношения с родителями Поли. Жили они тогда в средней полосе России. Отец пил по-черному, мать работала в три смены на фабрике, до двух девочек-дочерей очередь не доходила. В расстановке Поли не было ничего примечательного. Поле и ее сестре было жаль отца и мать, страшно из-за их ссор и хотелось спасти каждого из них и их союз. Старшая сестра вышла замуж очень рано. Вся семейная неразбериха пала на плечи маленькой Поли, и из резвого жизнерадостного ребенка она быстро превратилась в зашуганную, неуверенную девушку. Но блеск ее больших глаз и прозрачная, нежная кожа привлекали к ней внимание противоположного пола. Она вышла замуж за первого, кто предложил ей стать его женой и вывел за стены семейной тюрьмы. Парень был рабочей закалки, к Поле относился трепетно, любил ее борщи, на жизнь зарабатывал. Поля успела закончить медучилище.
Через три года родилась дочка. Полина была вынуждена сидеть дома, ждать мужа. И в голове начали крутиться «мультики»: «А вдруг он не придет? А вдруг напьется с друзьями, а вдруг ввалится пьяным и начнет дебоширить, как когда-то пьяный в стельку папаша?» Она жила в ожидании беды, вглядывалась, принюхивалась, забыв иногда перепеленать дочь и вовремя приготовить ужин. И дождалась. Ваня «приполз на бровях». Она удовлетворенно всплеснула руками: «Я так и знала!» И с этого момента их семейная жизнь покатилась под откос. Она жила в ожидании его пьянства и буйного поведения, и он оправдывал ее ожидания. В конечном итоге начал прогуливать работу и поднимать руку на хорошенькую жену, у которой с перепугу из больших лучистых глаз катились большие радужные слезы.
«Бьет значит любит», как могли, по старинке, утешали соседки. И ей это откликалось. Ведь все стало похожим на ее детство знакомо, привычно. Ведь дом нашего детства в душе всегда равен любви. Дом = любовь. Если тогда в родительском доме пили, били, дрались, унижали, то на подсознательном уровне у нас вырабатывается ложная ассоциация. Все вышеперечисленное приравнивается к любви, то есть: пьет, бьет, дерется, унижает значит любит.
Так, как вел себя муж Ваня в начале отношений: заботился, любил, обеспечивал, не ассоциировалось у Поленьки с любовью. Не распознавалось ее телом, которое избивал отец, и израненной душой как любовь. Вот сейчас да! Что-то родное и близкое сердцу начала она узнавать в их отношениях. Все хорошо, конечно, но, напившись в очередной раз, Иван не рассчитал силы, превысил, так сказать, свои полномочия и отправил жену в нокаут. Очнулась она в больнице с перебитым носом и сотрясением мозга. Да и были ли в этой глупенькой голове мозги? Ведь своими мыслями, вечным неосознанным ожиданием она буквально запрограммировала мужа на пьянство и мордобой. Тоска по «счастливому детству» сделала свое черное дело и чуть не лишила жизни. Пока муж отсиживал пятнадцать суток за хулиганство, Поля, боясь продолжения, сложила чемоданы, подхватила ребенка и уехала в большой город к сестре. Ее здесь не ждали, да особенно и не располагали местом для родственницы из провинции. Одна, хоть и светлая, комната в коммуналке не могла вместить дополнительно даже котенка. Но на работу устроиться помогли (в медпункт большого транспортного предприятия). Там ей дали комнату в общежитии. На предприятии работали сплошь одни мужики, и Полина, даже с перекошенным носиком, чувствовала себя здесь королевой «Шантеклера». Постель предлагали многие, а вот жить вместе позвал только Василий, кряжистый, угрюмый, с золотой фиксой в зубах и наколками на теле. Он напоминал ей отца, которого она хоть и боялась, но любила. И Поля пошла к нему, в его «берлогу». Ребенку здесь места не было, и Поля оформила Иру в круглосуточный детский сад. Василий недавно вышел из тюремного заключения, где сидел за дорожное происшествие, в котором сбил пешехода. Срок ему дали небольшой: пешеход оклемался, жил и здравствовал. А Вася, семь лет отсидев среди «поломанных» людей, сам переломался. Начал колоться, за дозу мог жестоко избить человека.
Полечка размягчала его душу, делая ее более податливой и человечной. Но в нем уже жила дикая тяга к «зелью». В такие моменты он готов был разорвать любимую женщину, как лягушонка, если она отказывалась принести ему из медпункта, в котором работала, хоть что-нибудь, что можно было вколоть, проглотить или сварить. Она жила с ним как в тюрьме, и первые проблески любви, которые вспыхнули между ними вначале, были давно втоптаны в грязь. После работы она должна была сидеть дома и «не рыпаться», стирать, варить, убирать и ублажать его высочество. Из дочки Василий грозился «сделать две», если Полька перестанет добывать для него «колеса».
Когда, дрожа за жизнь ребенка, Полина больше месяца не появлялась в садике, заведующая обратилась «куда следует».
Была создана комиссия по лишению нерадивой матери родительских прав. Когда члены комиссии с участковым милиционером пришли исследовать жилищные условия матери, в них полетела дубовая табуретка. Разбившись вдребезги о косяк, корявая перекладина до крови расцарапала участковому лицо. Василий, который бился насмерть, думая, что пришли за ним, был скручен в бараний рог подоспевшими оперативниками. На этот раз его посадили за нападение на милиционера при исполнении служебных обязанностей. Наводчицей он считал Полю и грозился стереть ее с лица земли, как только выйдет из заключения.
Квартиру, вдрызг разгромленную потасовкой, опечатали. Поля осталась на улице. Дочь ей вернули. Но никакой помощи одинокой женщине с ребенком не оказали. Она отвезла Ирочку к бабушке, которая тихо жила на пенсии, отдыхая после смерти мужа от его «заскоков», но сильно по ним тоскуя.
Сама же принялась искать работу в районном центре. Вместе с работой санитарки в больнице нашла и водителя «скорой помощи» Гришу. Поначалу жили душа в душу, родили мальчонку. Но малыш умер после прививки от полиомиелита. Григорий ушел в себя, сначала пил с горя, а потом уже попросту «закладывал за воротник» без меры и удовольствия. У Поли оставалась единственная отрада Ирочка, к которой она ездила каждую свободную минуту. Беда только, что таких минут насчитывалось немного: один два раза в месяц. Ирочка привязалась к бабушке, называла ее мамой, на Полю все больше смотрела отчужденно, исподлобья. Она перестала доверять матери, которая каждый раз обещала забрать ее с собой, и каждый раз места для дочери в ее жизни недоставало. Важнее была работа, где она унижалась за каждую копейку, пьющий муж и желание выбиться в люди, закончить мединститут, куда ей так и не удалось поступить.
Конец этой беспросветной жизненной тягомотине положила длительная болезнь, а затем и смерть матери. Хотя они с мамой общались поверхностно, после ее ухода Полина поняла, каким крепким тылом была она для нее. Дотянув до окончания Ирой девятого класса, Полина оформила развод с мужем-пьяницей и вместе с дочкой приехала в Одессу.
Первое время жили у маминой знакомой. Ира поступила в медучилище, Полина нарабатывала клиентуру: с утра до вечера ходила по домам, делала инъекции, капельницы, массажи. Ей очень хотелось зацепиться за жизнь в большом и красивом городе, чтобы не возвращаться на свою тихую родину в беспросветную муть, серость, пьянь.
Она еще была хороша и аппетитна, как сдобная булочка с изюмом. Правда, изюм кое-где обсыпался. Василий оставил ей шрам у глаза, Григорий рубцы на руке. По ночам она иногда вздрагивала от внезапно нахлынувших воспоминаний прошлого. Полине, женщине в расцвете сил и желаний, еще хотелось любви, ласки, мужчину, черт бы их побрал. Она надеялась найти такового среди своих клиентов, поэтому все, что она делала, она делала на совесть.
Встреча
Через клиентов муж к ней и пришел. Тамара Ивановна одна из ее первых благодарных клиенток отдала ей свой пригласительный билет на семинар Норбекова. Там она и увидела Родиона. Их взгляды встретились, и они растворились в этом одновременно нежном и возбуждающем узнавании друг друга. Прогуляли, держась за руки, по ночному городу до утра. А утром, впившись своими неловкими губами в ее хорошенькие, набухшие от желания губки, Род сделал Полине предложение. Боясь спугнуть свое хрупкое счастье, но во избежание в дальнейшем недоразумений и разочарований, женщина еще два часа как на духу рассказывала Родиону всю свою жизнь, сказала, что она намного его старше, а ее дочери скоро исполнится восемнадцать лет.
Ее исповедь не только не оттолкнула влюбленного мужчину, а наоборот. Мысленно причислив Полю за ее страдания к лику святых, он предложил ей заботу, внимание, руку и сердце и крышу над головой. Впервые за много лет Полина спала, как влюбленная улыбающаяся нимфа, забыв о клиентах и о жизни, погоне за рублем и счастьем.
У Родиона была однокомнатная квартира в центре города, которую его деятельная мать перед смертью пыталась превратить за счет площади чердака в двухэтажные апартаменты, сняв балки перекрытия. Все было раскурочено и не завершено, не оформлено официально. У Рода не было ни энергии, ни денег довести начатое матерью до логического конца. По квартире гуляли сквозняки, полупустое пространство под крышей ухало филином, зимой здесь было холодно, летом знойно.
Может, он и женщину выбрал себе в жены старше и опытнее, чтобы передать ей ответственность за себя и свою жизнь? Но тогда он этого не осознавал и об этом не думал. Родион был влюблен. Он то таял, как воск, то жарко воспламенялся от чувства к Поле, которое полностью захватило его в плен. От страстного желания близости, обладания ее ладным телом с пьянящим запахом, от ласк, поцелуев и прикосновений он терял голову и готов был отдать жизнь за каждый миг с возлюбленной.
Но Полина боялась проиграть. Доводя его до экстаза умелыми ласками опытной жрицы, она отстранялась в последний момент, нежно щекоча его ухо горячим шепотом: «Нет, милый, я не могу так. Только после нашей свадьбы». Они вскоре расписались, и Родион сразу прописал жену в своей квартире.
В ту же ночь Поля смогла по-настоящему расслабиться и отдаться влюбленному юноше. Родион был девственником. Полечка жена, его первая и единственная женщина, его возлюбленная млела в его руках, то и дело позволяя его необузданному коню врываться в свою сладкую, сочную, набухшую спелым соком райскую преисподнюю.
Любовником он был неутомимым. Засыпал на мгновение, просыпался и снова был готов к бою. Еще одним незабываемым моментом в эйфории его первой брачной ночи был умопомрачительный аромат, аппетитный вид и божественный вкус поджаристых блинчиков с мясом и сметаной. «Счастье есть!» закатывая от удовольствия глаза, думал Родион.
Несколько месяцев они жили в состоянии экзальтированной радости от ночных утех. Родион работал менеджером в крупном магазине бытовой техники. Зарабатывал хорошо, но этого было недостаточно, чтобы платить за обучение Ирины, дочери Полины. Полине приходилось, как и раньше, подрабатывать массажем и уколами.
Река жизни, вспененная страстью, стала входить в свои берега. Нехватка денег, невозможность завершить ремонт охлаждали пыл страсти. Время шло, и «любовная лодка разбилась о быт». Секс в таком количестве, как хотелось Родиону, был для Полины излишним. Она все чаще сказывалась больной и «съезжала с базара».
Сблизила их вновь беременность и роды Ирины. Поля узнала, что дочь хочет сделать аборт, потому что «ребенок не от того, с его отцом все не так, и вообще ей всего девятнадцать лет, и она не собирается портить свою жизнь». Она уговорила девушку оставить ребенка, обещала помогать. Малыш рыженький, солнечный мальчик с первых дней беспокоился и истерил при виде мамы и блаженно засыпал, успокаиваясь с бабушкой.
Юная, взбалмошная, избалованная и залюбленная бабушкой Ира какое-то время пыталась жить с «не тем» парнем, но он был «отвратительным»: не покупал вторую «клевую» пару сапог, не отпускал на дискотеки, требовал, чтобы она кормила ребенка и иногда убирала разбросанные по квартире вещи.
Беспредел! Я тебе не рабыня Изаура! огрызалась Ира, хватала ребенка и бежала к маме просить убежища.
Полина полюбила Костика как огненный осколочек блеснувшего последний раз в ее жизни солнца материнства. Ведь, по сути, ее дочь была вечным подкидышем, ее воспитывала не Полина. Поэтому Поля кидалась к ним обоим с жаром нерастраченной материнской любви. Она кормила, одевала, баловала, задаривала подарками. Она не осознавала, не хотела понимать, что ее любовь была слепой, эгоистичной, одурманивающей. Она разрушала молодую семью, не давая молодым привыкнуть, притереться, притерпеться друг к другу. Полина не поддерживала дочь в ее силе, а развращала ее, потакая слабостям. Бывает брак стабильный, бывает гостевой. У Иры был «челночный». Она моталась туда-сюда с ребенком, манипулировала всеми и жила, где удобно.
Оставив «бедненькую Ирочку» «втыкать» в компьютер, Полина зацеловывала внука, одевала, и они с Родионом шли его выгуливать. Родион мечтал стать отцом, он тоже полюбил симпатичного солнечного мальчика и горделиво катил коляску, второй рукой держа за руку любимую жену. Это была подмена реальной жизни чужой. Некая компенсация, игра. Ему словно бросили кость, а он, как молодой щенок, гонялся за ней, никак не желая понять, что кость искусственная.
Каждый раз, отвергая его как мужчину, Поля на первых порах ласково, а потом все более раздраженно, громким шепотом шипела: «Масик, ты что, Ира еще не спит! Отстань, потом, Костика разбудишь! У тебя только одно на уме, на мне вся семья! Я так устала!» Род знал: настаивать бесполезно. Если что-то было не по ней, Поля надувала губки и молчала сутками.
Родион понимал, помогал жене, как мог, но все больше чувствовал себя как в детстве: никому не нужным и отверженным. Мало того, в его собственной квартире ему не было места. В комнате целыми днями у «компа» сидела полуголая, нечесаная Ира, на кухне одновременно готовила еду, стирала или гладила жена. По коридору ползал или катался на велосипеде Костик.
Главным счастьем Полины было своевременное возвращение мужа домой. Она сильно ревновала его к молодым девочкам на работе. Когда он задерживался, она впадала в панику, рисуя себе «ужастики», как муж разбился по дороге или целуется с какой-нибудь молодой девкой. Но чаще всего она представляла Родиона возвращающимся с работы пьяным. Она принюхивалась к нему, упрекала за «мутный взгляд». Муж не пил. Вообще. Но страхи детства и замужества скользкими горгонами просачивались в ее воображение. И она дождалась. Он пришел однажды, еле волоча ноги, дыхнул на нее перегаром. С криком «Я так и знала!» Поля накинулась на пьяненько и ласково улыбающегося мужа с кулаками и вытолкала за дверь: «Пошел вон, пьяница несчастный!»
Родион домой не вернулся. Протрезвев через час на скамейке в парке, он понял, что домой ему возвращаться не хочется. Там жили чужие люди. То счастье, огромное, радостное, щемящее, которым была напоена каждая клеточка его тела, незаметно, на цыпочках ушло из его тела и из его дома. Род нащупал в кармане мандарин. Он стащил его в подарок любимой с корпоратива, куда его затащили буквально силой. Там он выпил буквально наперсток чего-то спиртного, ну не смог отвертеться! Род чистил мандарин, предвкушая сладкую влагу в своем пересохшем рту, но оранжевые душистые капли брызнули ему прямо в глаза. Зажмурившись от рези и неожиданности, мужчина разрыдался. Сотрясаясь всем телом, раздираемый душевной болью, он пытался взять себя в руки и не мог. Начался дождь, редкие прохожие спешили укрыться от холодных, льющихся, как из брандспойта, потоков воды. Никому не было дела до молодого мужчины, судорожно закрывающего лицо мокрыми ладонями и сквозь горькие всхлипывания выталкивающего из измученной груди только одну фразу: «Господи, мама Я не могу так больше!»