Квартиры, доставшиеся Люське, были очень удачны в плане расположения все в центре города, но не очень хороши в плане текущего состояния всем жилищам требовался ремонт. Двум не слишком срочный, их Люська сдала студентам вуза, расположенного напротив, а одной капитальный.
С нее-то и начался Люськин успех на риэлтерском поприще. После анализа ситуации на рынке жилья, многочисленных встреч, переговоров, нескольких перепродаж и одного обмена из «убитой» двухкомнатной «сталинки», нуждающейся в замене всего от труб и проводки до пола и потолков, Люська оказалась владелицей новой, с дизайнерским ремонтом и бытовой техникой трешки-студии в новом районе с инфраструктурой, транспортной развязкой, торговыми центрами и зонами отдыха для детей и взрослых. Успех так окрылил Люську, что планы в отношении двух оставшихся квартир у нее были грандиозные: обзавестись посредством сделок с ними недвижимостью в Москве или Питере, какой из городов выбрать, Люська пока не определилась.
Екатерина всю эту возню с квартирами не то, чтобы не одобряла, но не совсем понимала. У Люськи имелась своя стометровая трехкомнатная квартира с давно выплаченной ипотекой, где она проживала с мужем и дочерью, а еще квартира иммигрировавшей матери, хоть и хрущевка, но в хорошем районе и с ремонтом.
А что ты хочешь? воинственно излагала Екатерине подруга свои доводы. Что ты хочешь? У меня дочь подрастает, не успеешь оглянуться институт, а там и замуж. На какие шиши все это обеспечивать? На зарплату что ли? Ой, не смешите мои тапки! Недвижимость лучшее вложение, всегда в цене! Лишнего не бывает. Квартиру всегда в аренду сдать можно, вот тебе и доход, сиди, ничего не делай, денежки получай! Недвижку только дураки продают, резюмировала Люська и добавляла, дураки, да вот такие как ты блаженные.
Это она про квартиру, доставшуюся Катерине в наследство от бабушки, которую Катя благополучно продала, а деньги отдала мужу на покупку и отделку их совместной новенькой студии со спальней и кухней-столовой в по-настоящему элитной высотке с охраной, консьержами и лифтом до самой парковки.
О продаже бабушкиной квартиры верная Люська узнала пост-фактум. Квартира продалась очень быстро, поэтому Катерина ничего не успела ей рассказать. Сосед, много лет уговаривавший Екатерину продать ему эту однушку, чтобы переселить туда тещу, с которой совместно проживал в угловом подъезде, как только узнал, что Катя, наконец, решилась на продажу, тут же выкупил жилье без всякого торга и придирок. Да еще и помог быстро оформить документы, чему Катерина несказанно радовалась ходить по инстанциям она не любила и не умела, вечно забывала важные бумаги или являлась в неприемные часы и дни.
Ну, хоть не продешевила и то ладно, ворчала оказавшаяся не у дел и тем самым немного обиженная Люська. Надеюсь, благоверному деньги-то под расписку дала? Через нотариуса?
Но Катя лишь улыбнулась своей странненькой улыбочкой, и подруга схватилась за сердце:
Блаженная! Как есть блаженная! Ты меня до инфаркта доведешь, Катька! Господи, да что ж ты за дура-то такая! Он ведь обманет тебя, деньги возьмет и поминай как звали. Ни квартиры тебе, ни денег. Почему мне не сказала? Уж я б тебе посоветовала!
Не обманет, улыбалась Катя. Я ему верю.
Верить таким было третье правило Екатерины. Она не пыталась ловить на лжи, сопоставлять факты и изобличать, но когда вранье выходило наружу а это рано или поздно случалось всегда! Катя рассуждала просто: если соврал, значит по-другому не мог. Поэтому и верила.
Паша меня любит, зачем мне какие-то расписки, парировала Екатерина подружке.
Но вы официально не женаты, не зарегистрированы! крутила пальцем у виска возмущенная Люська. Гражданский брак это ни о чем, никаких обязательств. Самое главное, даже если сейчас распишитесь, квартиру не поделить, она оформлена до брака. Ведь оформлена уже? Оформлена? Говори! как заправский следователь наседала на Катерину Люська.
Оформлена, кривоватая улыбочка в ответ.
Да что ж ты за простодырая такая, ты разве не понимаешь, в случае чего ни копейки не вернешь!
Да не будет никакого случая, Люсь! Все у нас хорошо, мы уже ремонт начали и мебель присмотрели, я уже кредит на нее взяла.
Люська со стоном опустилась на стул и прижала ладонь ко лбу, оттопырив пухлый мизинец и прикрыв глаза она любила театральные эффекты, которые на Катерину, к слову, совершенно не действовали: театр она не уважала.
Мебель будешь покупать, так хоть чеки сохраняй, блаженная ты моя, хоть их-то ты можешь сохранять? не открывая глаз, командовала подруга. Или мне, что ли, отдавай.
***
Квартиру делить с тобой не буду, поняла? Квартира моя! муж пронзал Катерину взглядом ждал реакции.
В квартире почти половина денег Катеринина, да еще мебель на ее кредите, не может же она промолчать! А оформлено все на него, так-то. Но он ведь ее и не гонит, она сама собралась куда-то. А то, что ни с чем останется об этом наверняка не подумала.
Ты только в суд не вздумай, не позорься! Брак у нас с тобой гражданский, да какой брак сожительство! Ни детей, ничегоТак что ни один суд тебе не выиграть, голос супруга крепчал от железобетонных аргументов. А если чеки предъявишь на мебель, так это тьфу! Тьфу твои чеки! Собирала чеки-то? Подружка поди надоумила?
Сложив руки на груди, муж смотрел на Катерину, все еще сидящую на неудобном диване.
Когда эту грязную кожаную бандуру пытались заволочь в сверкающую ремонтом квартиру три столь же грязных и невразумительных типа, за которыми маячила растрепанная, но совершенно счастливая Катька, Паша встал стеной. Он категорически отказался пускать компанию в дом, а восторженная Катерина, от которой он пытался добиться объяснений, прыгала вокруг него и типов, толкуя что-то про начало рода, семейные ценности и прочую чепуху. Типы маялись в дверях, обращались к нему почтительно «хозяин» и озонировали пространство ароматами застарелого перегара. Из квартиры напротив, услышав шум, выглянули соседи и изумленно взирали на происходящее, а затем, неодобрительно покивав в пространство, скрылись за железной дверью. Пашка чуть со стыда не сгорел соседи были влиятельные и со средствами, и Пашка уже имел на них виды, хотел предложить бизнес.
В конце концов решили оставить диван в общем коридоре до передачи его реставратору. От заноса сомнительного приобретения в квартиру спасли клопы.
Ты уверена, что в нем нет клопов? задал муж козырный вопрос, зная, что жена до оторопи боится любых, а особенно домашних, насекомых.
Один из грузчиков, до этого молча ожидавших участи мебели, вдруг вскинулся и зло произнес:
Нет там никаких клопов! Сам ты клоп!
Паша, изумленный столь неожиданной агрессией, вопросительно воззрился сначала на него, а затем на жену, которая пыталась объяснить мужу, что «это владелец дивана, и раз он говорит, что нет клопов, значит, их нет». Но все-таки согласилась, чтобы диван постоял на общей площадке.
Это что такое сейчас было? потребовал объяснений муж, как только сомнительная троица, не взяв денег, которые совала им в руки виновато улыбающаяся Катерина («Доставка включена в стоимость», с достоинством заявил бывший владелец мебели), погрузившись в сверкающий лифт, исчезла, оставив после себя запах перегара и смутное предчувствие грозы, которая незамедлительно и разразилась между супругами.
Взволнованная Екатерина снова и снова толковала мужу про семейные ценности и антикварную мебель, значение которой не в ее, с годами только возрастающей, цене этот аргумент муж хотя бы понял.
Понимаешь, кричала жена из общего коридора, сидя на грязном диване с совершенно довольным видом, это родовая реликвия, история! Мы будем передавать его из поколения в поколение! На нем будут играть наши внуки!
а на диванную полку она купит слонов и поставит их в ряд, начиная с самого маленького, потому что маленькие это будущее, а будущее должно быть впереди. Слонов она тоже купит по объявлению, у какой-нибудь тихой старушки, и заплатит вдвое больше, чем та попросит. И пусть у одного слона будет отколот хобот, а один четвертый из семи, вообще пропал «уж лет сорок как!», она все равно их купит, и они тоже станут реликвия, традиция, история
Двери двух квартир распахнулись одновременно и из них, как из вражеских амбразур, убийственными взглядами на размечтавшуюся Катерину смотрели: с одной стороны муж, с другой соседи.
Безобразие! громко возмутилась соседка и негодующе посмотрела на Пашу.
Вот именно! поддакнул сосед.
Катя, немедленно иди домой, прошипел муж, одновременно одаривая соседей самой обаятельной из своих улыбок, но те на улыбку не реагировали.
Еще одна такая выходка, начальственно кивнул в сторону дивана и Екатерины сосед, и вы здесь жить не будете, с моими связями я это устрою, уж не сомневайтесь.
Сказав это, мужчина скрылся за тяжелой дверью, а Пашка застонал от досады замышленный совместный с соседями бизнес рухнул на глазах, не успев начаться.
«А может быть, с покупки этого дивана и начался разлад в нашей с Пашкой жизни? часто потом думала Катерина. Старый диван, повидавший на своем веку многое, посмотрел на меня, на мужа, да и разделил нас своей прямой полированной спинкой как забором, по одну сторону которого оказался муж, а по другую она?».
Хотя при чем здесь диван? Тем более, муж после того, как отреставрированный диван занял свое место на их огромной кухне, находился на нем больше, чем сама Катерина. Напротив дивана, на стене, висела плазма, и муж сибаритствовал, с удовольствием потягивая под телевизионное бормотание чай или пиво, составляя бесчисленные чашки и кружки на диванную полочку слонов Катя так и не купила. На диване он засыпал, если являлся домой под утро и не хотел будить жену. На диване он работал, печатая что-то в ноутбуке, болтал по телефону, словом, облюбовал диван как домашний кот, который сначала принимает все новое в штыки, а потом и не сгонишь.
Так что диван ни при чем. Причина, почему их маленькая ячейка общества так и не стала настоящей семьей, по мнению Екатерины очень проста у них не было детей. А какая это семья без детей? А ведь ребенка они очень хотели! Врачи разводили руками: причин, объясняющих отсутствие потомства, не находилось ни одной: и Катерина, и Пашка молоды, здоровы, без вредных привычек, отягощенного анамнеза и сомнительных родственников. Люська говорила, что они просто не подходят друг другу, такое бывает, и, по-доброму, им нужно или смириться, или расходиться.
Но как им разойтись, если блаженная Катька, отдавшая мужу все свои деньги, останется ни с чем, тут же вопрошала Люська и закатывала глаза. Оставить все Пашке? Ни за что!
Но как им разойтись, вторила подруге Екатерина, если они вместе столько лет и у них любовь. «И, может, будет еще ребеночек», заканчивала она все подобные разговоры и робко улыбалась.
«Ну-ну», неизменно отвечала циничная Люська.
***
Муж все еще ждал Екатерининой реакции на угрозы «тебе ничего не достанется!», но та молчала. Ее длинные пальцы с короткими аккуратными ногтями рассеянно скользили по дивану, и муж вдруг бухнулся перед ней на колени, схватил холодную узкую ладонь, зажав в своих широких и всегда горячих руках:
Ну вот куда ты собралась, объясни? почти с просительными интонациями начал он. Куда? Зачем? А я? А как же я? Я как без тебя буду? Как я буду жить, ты об этом подумала? Как я буду жить один? Я же не смогу. Я ведь даже не знаю, как стиралка работает!
Последнее предложение прозвучало почти гордо вот, мол, какой я неприспособленный, нежный, как можно меня оставить?
Научишься, услышав про машинку, Катерина словно очнулась, там все просто и по-русски написано.
Муж покраснел и вскочил на ноги, в нем снова закипела злость, и, как все, кто чувствует себя виноватым а он чувствовал себя виноватым, начал нападать на жену:
Ну и дура! Пошла вон! Куда ты пойдешь? Говори, кто он? Кто?
Перестань, устало сказала Катерина и пошла в прихожую обуваться. И ничего мне от тебя не надо, правда.
И улыбнулась.
А ты ничего и не получишь! Пашка орал и брызгал слюной. А диван твой я выброшу! Вот прямо сейчас пойду и выброшу! Рухлядь! Чокнутая!
Катерина с изумлением смотрела то на мужчину своей жизни, то на капли слюны, долетавшей до нее с почтительного расстояния муж стоял больше чем в метре.
К ведьме своей пойдешь? не отставал муж. К этой старой ведьме?
Катерина схватила сумку и со словами «Почему старой? Ей 64 всего!» вышла из квартиры. Дверь с мягким щелчком закрылась, но она еще долго стояла перед ней и смотрела на рукав куртки с брызгами мужниной слюны всё ей казалось, что брызги зашипят, как ядовитые, задымятся и прожгут мягкую лайку щегольского изделия.
***
«Старой ведьмой» муж обозвал тетю Веру, к которой действительно отправилась Екатерина.
Вера в строгом, родственном, смысле этого слова тетей не являлась, не была сестрой никого из Катиных родителей. А была Вера женой родного брата второй жены Катерининого отца. Отец любвеобильный, легко увлекающийся мужчина, честно женился на всех своих возлюбленных: после второй жены была третья собственно Катеринина мать, четвертая, столь кратковременная, что Катерина даже не успела с ней познакомиться, и пятая, с которой отец жил сейчас в Геленджике и которую Катя видела один раз. Никто, а прежде всего сам отец, наверняка бы не сказал, окажется ли пятая спутница жизни конечным пунктом его жизненного пути, или она лишь очередная станция, которую рано или поздно, но он непременно покинет.
Впрочем, Екатеринина мать недолго скучала в одиночестве и вскоре после развода с отцом вышла замуж за бывшего однокурсника, переехав к нему в близлежащий райцентр, где разводила георгины, экспериментировала с клубникой и была очень довольна жизнью.
С тетей же Верой с первого дня знакомства и дальше родители поддерживали связь по причине сугубо практической та трудилась в регистратуре поликлиники, и в ее услугах нуждались. Поликлиника была статусной, в свое время в ней обслуживались работники рай- и горисполкома, а позже, соответственно, региональной и городской администрации. Благодаря этому поликлиника не знала недостатка в специалистах, в том числе узкопрофильных, начиная от стоматолога и заканчивая дерматологом.
Как театр начинается с вешалки, так поликлиника начинается с регистратуры. И в этой регистратуре всю жизнь, больше 40 лет, проработала тетя Вера. Она лихо разводила потоки больных, гася возможные конфликты в зародыше, оставляла талоны «для своих», всегда точно угадывая, к какому врачу и сколько талонов нужно отложить в зависимости от времени года, у нее получалось быть в меру внимательной, в меру строгой, в меру услужливой, в меру независимой. Своей семьи у Веры не было (с мужем, тем самым, что брат второй жены Катиного отца, развелась очень быстро), и поликлиника стала ее семьей. Она помнила имена многих больных, помнила дни рождения докторов и медсестер, одинаково ровно общалась и с главным врачом, и с уборщицей, в общем любила и уважала всех. Впрочем, эти чувства были взаимны.
Впервые в поликлинику к Вере Катерина пришла еще школьницей, за отложенным для кого-то из родственников талончиком. Вера, чтобы не пускаться в долгие объяснения, отрекомендовала ее другим сотрудницам регистратуры как свою племянницу, сразу отвела Катю в маленький закуток, где стоял стол и чайник, и уселась с ней пить чай с пряниками. Из сладкого Вера любила только пряники, они у нее были всегда: и дома, и на работе.