Не мерзнут ли ваши уши, Эрнест, ведь на улице зима?
О нет, я так рад, что вы согласились встретиться со мной, что совсем ничего не чувствую, кроме абсолютного счастья! игриво отозвался он. Все это было очень наиграно, но в то же время очень лестно.
Мне приходилось бывать в городе лишь несколько раз. В основном я любовалась им с Медвежьей горы. Идти пешком было по меньшей мере двадцать верст, а верхом, как известно, я совсем не умела. Да и извозчику отец строго-настрого наказал никуда нас с сестрой одних не возить.
В городе стояла суматоха. Всюду бегали дети, играя в снежки, работали люди. Во все стороны разъезжали повозки с товарами. Кто-то вез меха, кто-то деревянную утварь видимо, для продажи на ярмарке. Мы сошли на главной площади. Вокруг красовались резные деревянные избы. Кое-где возвышались белокаменные дома с башнями. В центре города стояла небольшая церковка без окон с красивой вырезанной из дерева фигурой лебедя на крыше. Мы шли вдоль улицы под руку, а няня неторопливо следовала сзади, не мешая нам и оставляя возможность побыть наедине. Вдруг няня вскрикнула. Мы резко обернулись и увидели, как она вытряхивает из воротника снег, а рядом снуют мальчишки, играя в снежки. Никто из них даже не заметил, что случайно попал в прохожего.
Не желаете ли вы отомстить за нашу няню? наиграно сурово спросил Эрнест, скатывая между ладонями ком снега.
Конечно! Мы требуем отмщения! подражая ему, ответила я и тоже запустила ладошки в снег. Мы кинулись к мальчишкам.
Аннушка, может, не стоит? Сапожки промочите! кричала няня нам вслед, не в силах за нами угнаться. Ох, куда уж мне. Ладно, пусть запомнят этот день надолго, в конце концов, юность бывает в жизни раз.
Она остановилась, отдышалась и присела на скамеечку. Няня работала у нас уже очень много лет. Еще будучи девчонкой, она жила у моего деда и присматривала за моей матерью. Хотя присматривала, наверное, громко сказано. Девочки были практически одного возраста, и были очень привязаны друг к другу. Поэтому когда моя мать вышла замуж и переехала в новый дом, няня преданно последовала за ней. В нашем доме все относились к ней более чем уважительно. Отец всегда считал ее членом семьи, поэтому, когда моей матери не стало, уход за мной полностью лег на плечи Аглаи. Часто перед сном она рассказывала мне, какой была моя мать, и временами мне снился сон, как две девчушки беззаботно играют в поле, усеянном цветами. Вот и сейчас няня смотрела на то, как мы резвимся вдвоем, украдкой переглядываясь друг с другом, и несколько слезинок прокатилось по ее щекам. Воспоминания уносили ее в те былые времена, когда моя мать встретила моего отца.
Все ли в порядке, нянюшка? спросила я, приближаясь к ней.
Она подняла голову и посмотрела на нас растерянным взглядом, смущаясь того, что не заметила, как мы оказались рядом.
О, великодушно прошу простить меня, коли вам в тягость эта прогулка, мы тут же поедем назад, сочувственно произнес Эрнест.
О, нет, нет, все в порядке. Просто, пока я наблюдала за вами, мне вдруг вспомнился один человек из прошлого.
Я сразу поняла, о ком идет речь. Она помолчала немного, а потом продолжила:
Чем человек старше становится, тем больше он склонен к ностальгии. Ведь что еще нам к старости остается? Только воспоминания, улыбнулась няня. Будьте счастливы, дети мои, она взяла наши руки и сложила их в своих ладонях, а я буду молиться за вас всем своим сердцем.
День выдался просто прекрасный. Мы заглянули на ярмарку, проехались по парку, а на обратном пути Эрнест всю дорогу рассказывал мне о других странах: о том, как сильно отличается жизнь на востоке от запада, а еще о том, как прекрасно и мелодично звучат иностранные языки. Я слушала его затаив дыхание, а потом сказала:
Ах, вот бы и мне хоть одним глазком взглянуть на этот другой мир, а то я кроме нашего села ничего и не видела.
Так будьте моей, Анна. И я открою вам все дороги мира. Всюду мы будем ездить вместе, всегда в дороге, о чем еще можно мечтать? Я вижу в вас родную мне душу.
Ах, Эрнест.
Я полюбил вас с самой первой встречи, и я благодарен судьбе за то, что она проложила мой путь через ваш дом. Ну не молчите же, скажите мне хоть что-нибудь.
Он ждал. Мое сердце бешено колотилось, и никогда еще я не была так счастлива, как в эту минуту. Я собралась с силами, чтобы голос мой не дрожал:
Я тоже благодарна судьбе, что встретила вас. И я с удовольствием приму ваше предложение, мой милый Эрнест.
Ура! Тогда я сегодня же отправлюсь к вашему отцу с просьбой благословить нас! Ах, как я счастлив!
***
По прибытии домой, после того, как Эрнест сообщил о нас моему отцу, они сошлись на том, что будущий зять привезет свою семью в наш дом в конце весны и свадьбу сыграем сразу после моего шестнадцатого дня рождения. А до того момента Эрнест снова должен был уехать в экспедицию со своим наставником. Дни тянулись очень долго, и я потеряла интерес к каким-либо занятиям, которые раньше доставляли мне удовольствие, в ожидании того самого дня, когда семья Розенталей должна была посетить наш дом.
И вот однажды, одной светлой ночью, накануне того самого дня, я никак не могла сомкнуть глаз. Сердце мое трепетало от предстоящей встречи, и мне хотелось, чтобы все прошло идеально и этот обед положил начало союзу двух наших семей. Я встала, распахнула окно и вдохнула свежий воздух. Ветер подарил мне букет разнообразных цветочных запахов: сирени, вишни и цикламена. Луна уже уступила место утреннему солнцу, и оно лениво поднималось из-за горизонта. Я смотрела вдаль, но тут мое внимание привлек светлячок. Это был голубоватый огонек, который прыгал возле соседнего окна. Потом появился еще один, и еще. Вскоре светлячков стало так много, что свет от них был столь же ярок, как от луны. Они облепили соседнее окно и танцевали по кругу в такт неслышимой музыке. То было окно моей сестры. Но так же резко, как они появились, они вдруг исчезли и не оставили никакого следа своего недавнего бранля3. И утро снова стало спокойным и умиротворенным. Я знала, что она не спит, и на свою беду решила навестить ее. Меня распирало любопытство, откуда появился это рой светлячков, и еще больше мне было интересно, куда они пропали. Накинув на себя халат, я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Все было тихо. Я взяла свечу и вышла из комнаты. Подойдя к ее двери, я прислушалась. Тишина. Мне же не могло все это привидеться? Я присела и заглянула в замочную скважину. Сестра, сидя на полу, измельчала в ступке какие-то травы. Она резко остановилась и замерла, будто прислушиваясь. Я затаила дыхание. Она положила ступку на пол, встала и подошла к зеркалу. Из ящичка туалетного столика она достала мой гребешок! Она стояла перед зеркалом, причесывая свои волосы моим гребешком! Тут я не выдержала такой наглости и в ярости ворвалась в ее комнату.
Это мой гребешок, Евангелия, ты знаешь, верни, пожалуйста, я протянула ей руку.
Гребешок? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она подала мне хвойную веточку рукой, в которой только что был мой гребешок. Ее глаза насмехались надо мной, хоть выражение лица и было спокойным.
Я не знаю, в какие игры ты со мной играешь, но я тебя раскусила, Евангелия! Ты самая настоящая ведьма! Ты его забрала! Я знаю! Я видела!
Ах, я ведьма? Тогда я сейчас превращу тебя в поросенка, чтобы тебе неповадно было врываться ко мне в комнату чуть ли не посреди ночи! Уходи вон! Убирайся из моей комнаты! кричала на меня сестра.
Здесь нет ничего твоего! Мы с отцом позаботились о тебе, приютили, дали кров, и вот как ты мне платишь все эти годы сводишь меня с ума! Дрянная девчонка! Я все расскажу про тебя отцу! Пусть увидит, какая ты! во мне кипел гнев, и слова вырывались из моих уст уже сами собой.
Не расскажешь! она подскочила ко мне и схватила меня за руки.
Отпусти, Евангелия! Я не хочу делать тебе больно!
Ты? Мне? Больно? она расхохоталась и схватила меня за руки еще сильнее, видно желая, чтобы на них проступили синяки. Потом она потащила меня вон из своей комнаты, а я все брыкалась, пытаясь высвободиться от ее мертвой хватки. Я не понимала, откуда вдруг в таком хрупком создании взялось столько силы.
Отпусти меня! Все равно отец все узнает! кричала я.
Я пыталась удерживаться на месте ногами, но она силой рванула меня, по-прежнему держа за руки, и я стала падать лицом вперед. Ее, однако, это не остановило, и она продолжила тащить меня уже по полу. На глазах от боли выступили слезы, но я до последнего пыталась их сдерживать. Она остановилась около чулана, подняла меня на ноги и с силой толкнула вперед, следом закрывая дверь. Она меня заперла. От таких резких движений и грубой силы я упала на пол, сильно разбив коленку и ободрав кисть руки. На запястьях, где были ее пальцы, остались иссиня-черные отметины. Носом капала кровь. Я поднялась на ноги и вытирая лицо от крови и слез, бросилась к двери.
Выпусти меня, Евангелия! Выпусти, не то пожалеешь! Няня, Арсентий, отец! Ну хоть кто-нибудь!
Я колотила в дверь и плакала, но никто мне не открывал. Шибко болела коленка, и, наконец обратив на нее внимание, я вдруг испугалась, не сломала ли я ее. Она сильно распухла. Успокоившись и оглядевшись вокруг, я попыталась найти кусок ткани, которым можно было бы протереть колено от крови и перевязать. Но в чулане хранились в основном только ведра и швабры, и посещали эту комнату одни лишь горничные. Сообразив, что ничего путного я здесь не найду, я села на пол, обняв колени руками, и заплакала еще пуще прежнего, упиваясь жалостью к себе.
Все, мне надоело это терпеть! С тех самых пор, как она появилась в нашем доме, моя жизнь катится в ад. Не знаю, что на уме у этой девчонки, но отец должен узнать, что ее душой завладели черти!
Снова успокоившись, я решила бить в дверь, до тех пор, пока кто-нибудь мне не откроет. Но тут я вспомнила, что сегодня с самого утра мы ожидали гостей. Сначала должен пожаловать господин Заломов, а после него семья Эрнеста. Скорее всего, вся прислуга собралась на первом этаже. Одни готовят залу для приема семьи Розенталей, другие, возможно, уже встречают господина Заломова. Кричать и бить в дверь оказалось бесполезно. И я снова села на пол, подперев ее спиной. Но тут я услышала за дверью шаги, и через замочную скважину увидела в коридоре её. Сестра медленно двигалась в сторону моей комнаты, постепенно меняя свою наружность. Прежде чем шагнуть за порог она обернулась и то, что я увидела, заставило меня ужаснуться. На пороге комнаты стояло моё отражение. Все мои догадки относительно неё подтвердились в одно мгновение. Евангелия действительно оказалась ведьмой. Она приняла мой облик и со злобной ухмылкой на лице зашла в мою комнату. Там она порылась в шкафу, отыскала самое нарядное мое платье и в полном великолепии спустилась вниз. Слуги бегали по дому, абсолютно не обращая на нее внимание. Завтрак в нашем доме по обычаю был в девять, поэтому с кухни уже манил запах свежеиспеченного хлеба. Когда в дверь постучали, она отослала Арсентия на кухню, дождавшись, когда он проводит гостя в кабинет отца, и сказала при этом, что сообщит о его приходе сама. Но она ему не сообщила. Вместо этого она зашла в кабинет и аккуратно прикрыла за собою дверь.
Доброе утро, Лев Валерьяныч.
Ах, Аннушка, здравствуй, здравствуй. Как же ты выросла с нашей последней встречи. Да, давненько я у вас не бывал.
Вы, стало быть, все еще считаете меня ребенком? она поджала губы.
Конечно нет, я лишь сказал, что ты повзрослела.
Ну, раз так, не откажете ли вы мне в удовольствии выпить со мною вина?
Может быть, стоит дождаться твоего отца?
С моим отцом вы еще успеете наговориться впрок, а вот я скоро выхожу замуж и покидаю этот дом. Неужели вы откажете мне в моей последней просьбе?
Ох, прими мои искренние поздравления. И раз такое дело, я, конечно, не стану обижать невесту своим отказом.
Евангелия достала из серванта бутылку красного, как кровь, вина, разлила по бокалам и, передав один гостю, села рядом с ним.
Но отчего же ты так печальна? Ты ведь должна быть счастлива. Или твой будущий муж тебе не мил? и он потянулся губами к хрустальному фужеру.
Она выдержала паузу, наблюдая за тем, как Заломов делает глоток, затем еще один. Ее глаза сверкнули, отражая блик бокала на свету.
Мил, но я всегда любила вас. И сейчас мне горестно от мысли, что я никогда больше вас не увижу. Так может, на прощанье вы подарите мне поцелуй?
Анна, что ты такое не успел он договорить, как в глазах его помутнело и он выронил бокал вина из руки. Потом Заломов попытался удержать свой взгляд на Евангелии, но, по всей видимости, это оказалось сложно, и он просто откинулся на спинку дивана.
Ну же, не противьтесь своим чувствам. Я знаю, что и вы меня любите. Ведь я же не могла так ошибиться, Лев Валерьяныч? она подвинулась к нему еще ближе, и с ее лица упала слезинка.
Анна, Анна Заломов пытался что-то сказать, но его язык не ворочался и силы медленно покидали его.
Она неторопливо приникла к его ослабевшим губам. И этот поцелуй усыпил в нем последние капли его рассудка. Она опоила его и заставила желать ее так сильно, как только он мог. Он уже не понимал, кто он, не осознавал, где находится, и все, чего он хотел на данный момент быть рядом с ней. Он целовал ее в шею, а на лице ее отражалось истинное наслаждение от каждого его прикосновения. Они предавались страсти, пока на пороге кабинета не появился отец.
Анна! Что здесь творится? отец кричал грубым басом, не в силах поверить своим глазам. Он бушевал так громко, что слуги сбежались на его вопль, подумав, что их господин получил увечье. Быстрым шагом он подошел к Заломову и взял его за ворот.
Что же ты делаешь, иуда? Я всегда принимал тебя в своем доме как родного брата!
Пока он тряс еле приходившего в себя Заломова, сестра успела выскочить из кабинета, придерживая на ходу свое расстегнутое платье.
Это все твоя дочь. Она меня опоила, и мой разум помутился. Она же самая настоящая ведьма! Заломов понемногу начал осознавать весь ужас произошедшего, но телом он все еще был слаб.
Опоила, значит! Ведьма, значит! Да я тебе покажу, как с молодыми барышнями вино распивать! с этими словами он вывел Заломова из своего кабинета и потащил его к выходу. Арсентий, открывай дверь!
Дворецкий быстро подскочил и открыл входную дверцу. Тогда отец дал Заломову пинка, и тот без сил упал в снег. Следом за ним полетел его кафтан и шапка.
А теперь, Арсентий, подай-ка мне мое ружье.
Тот быстро снял со стены мушкет и сунул его в руки своему хозяину. Заломов, видя, что ситуация выходит из-под контроля, поднялся, схватил шапку и кафтан и со всех ног бросился бежать по снегу босиком, спотыкаясь, падая, снова поднимаясь, стараясь скорее добраться до своей лошади. Когда же ему это удалось, он вскочил на лошадь и, еле удерживаясь в седле, все стегал ее, чтобы быстрее покинуть наш двор.
Чтобы я никогда тебя больше здесь не видел, а увижу мигом застрелю! Богом клянусь, застрелю!
Отец знаком показал, чтобы закрыли дверь. Он еле держался на ногах от того нервного напряжения, которое все еще владело его телом.
Где Анна? Приведите мне мою дочь, с этими словами он упал в кресло в гостиной и закрыл лицо руками.
***
Я сидела в чулане, размышляя, как можно выбраться, и вдруг услышала щелчок. Дверь открылась. Я выглянула в коридор, но там по-прежнему было тихо и пусто. Дверь открылась сама по себе. Я вышла из чулана, медленно направляясь к лестнице, но мне навстречу уже бежала няня.