Его слова неожиданно вызывают жар по коже. Конечно, я видела, что это так. Но его восхищение будоражило, когда я была в образе незнакомки. Теперь, когда маски во всех смыслах сняты, меня скорее пугает перемена в Егоре Викторовиче.
Ведь несмотря на то, что я одета и говорю с ним как с преподавателем; не чувствую, что она была временной. Что-то незримо и неуловимо меняется между нами.
Вам не стоило тратить столько денег, стараюсь придать голосу если не холодность, то отчуждённость; а не дурацкую дрожь.
Я сделал это, чтобы тебя отпустили, неожиданно заявляет Егор Викторович.
И тут я забываю про всякое смущение, развернувшись всем корпусом. Речь о сегодняшней смене Или преподаватель поговорил с администратором и тот решил меня уволить? Да, не сообщил об этом, но ведь и о следующей смене мы не договорились.
Я могла бы отпроситься, чтобы поговорить с вами, мой голос звучит хрипловато. Видимо, от нервов.
Даже рассматривать не хочу вариант, при котором Егор Викторович договорился о моём увольнении. От одной только мысли об этом заводиться начинаю. Потому что он не имеет права.
Преподаватель смотрит внимательно, словно пронзает насквозь. Но и тот чувственный блеск во взгляде, который недавно вскружил мне голову и довёл до дурацких поступков, по-прежнему есть.
У меня не хватило бы выдержки смотреть твои танцы дальше, при этом довольно жёстко возражает Егор Викторович.
Поджимаю губы. Не знаю, что он имеет в виду, но звучит довольно грубо. Я едва сдерживаюсь, чтобы не напомнить, что они ему вообще-то с его же слов понравились.
Молчу об этом только потому, что сердце волнительно ускоряет темп от одного только воспоминания, как Егор Викторович это сказал.
Тогда мы могли бы отложить разговор до понедельника, заодно вы успели бы успокоиться, почти невозмутимо чеканю я.
Хотя на самом деле почти накатывает мандраж Егор Викторович вот-вот может сказать, что разговор нужен прямо сейчас, потому что в понедельник меня уже никуда не ждут.
Но преподаватель только странно усмехается и неожиданно говорит совсем другое:
Думаешь, мне надо успокоиться?
Сглатываю. Как-то неоднозначно звучит его вопрос. Не понимаю даже, всерьёз, или к моим словам так придрался.
Отвожу взгляд от Егора Викторовича и смотрю вперёд, на парковку. С трудом сдерживаюсь от желания поторопить его с тем, чтобы, наконец, поехал. Хотя с другой стороны может, он вовсе не собирается меня подвозить. Не обязан. Просто, наверное, решил, что в машине говорить будет удобнее.
Я не знаю, что у вас на уме, тихо признаюсь. Я даже не знаю, вы заплатили деньги, чтобы меня отпустили со смены, или чтобы уволили. Я только знаю, что в целом ничего плохого не сделала. Я работаю здесь лишь временно, пока один день, осталось ещё несколько, и всё. Сомневаюсь, что кто-то из универа или организаторов конкурса может зайти, поэтому прошу вас не выдавать меня. Я вас не опозорю, к конкурсу абсолютно готова и нам обоим выгодно
Резко осекаюсь, вдруг почувствовав, как подушечки пальцев Егора Викторовича ложатся мне на губы, вынуждая замолчать. Так и замираю со слегка приоткрытым ртом и почему-то дышу теперь осторожнее. Вообще-то странный жест от преподавателя, но мне по какой-то причине не по себе давать это понять. Ни словами, ни даже тем, чтобы его руку убрать.
Впрочем, Егор Викторович будто и ничего от меня не ждёт. Вот так бесцеремонно прервав мою речь, мягко и в то же время непреклонно заявляет:
За твоё увольнение он запросил бы миллионы. И был бы прав. Ты слишком хороша, чтобы отпускать тебя так просто. Поэтому да, я договорился лишь о том, чтобы забрать тебя сегодня, а потом уже с тобой решить все твои проблемы. Сколько тебе нужно денег, чтобы сюда не возвращаться?
Я почти не дышу, слушая эти заявления. Но ступор и странное смущение не длятся долго. Совсем скоро их заменяют досада и ощущение неправильности. Не хочу, чтобы Егор Викторович милостиво «решал все мои проблемы», говорил так со мной, да и вообще знал, что у меня происходит. Не его дело. Он вообще-то мой преподаватель.
Резким движением убираю его руку с моих губ, которая какого-то чёрта ещё там оставалась. И даже двигалась слегка, едва уловимо очерчивая контур.
Сколько я вам должна за сегодняшний день? холодно интересуюсь.
Странно, но сейчас для меня важнее рассчитаться перед Егором Викторовичем, чтобы закрыть для себя тему с каким-либо его участием или обязательством перед ним; чем сохранить деньги. Мне даже кажется, что я легко их заработаю снова, не такая уж проблема.
Синицына с предостережением тяжело вздыхает преподаватель, будто я тут от участия в конкурсе отказываюсь или ещё как его подставляю, а не деньги вернуть предлагаю.
Вот только мне наплевать, по какой причине мой вопрос так напрягает Егора Викторовича.
Я не возьму с вас денег, отчеканиваю, и сама поражаясь своему упрямству. Ведь формально я их заработала, да и доплатить за окончание моей смены было его идеей, я бы ещё потанцевала без проблем. И, кстати, с каких это пор преподаватели зарабатывают столько, чтобы ими разбрасываться? это вырывается само.
Прикусываю губу в неловкости не моё дело, почему он позволил себе спустить столько за один только вечер; да и вообще, некрасиво намекать Егору Викторовичу на небольшую зарплату.
Но он лишь усмехается. Не похоже, что вопрос его задевает.
У меня есть накопления.
Оставьте их себе, тут же заявляю, с трудом подавив желание посоветовать ему приберечь для других стриптизёрш.
Это будет уже чересчур. Во-первых, что бы ни было, это всё ещё мой преподаватель. Во-вторых, мне нет дела, где и как он проводит время, чтобы высказывать это ему. В-третьих, вроде бы администратор говорил, что парень, заказавший мой приват; пришёл в клуб впервые
Так, стоп. Мне ведь нет до этого дела.
У меня останутся, поверь, ухмыляется Егор Викторович. А ты от меня так просто не отделаешься. Раз уж мы с тобой в одной лодке, то либо рассказывай давай про свои проблемы, либо просто молча прими деньги. Вернёшь, когда сможешь, я всё равно почти не пользуюсь накоплениями.
Хмурюсь. Мне совсем не нравится сложившийся расклад. Но Разве в моём случае стоит рисковать его терпением? Да, Егору Викторовичу выгодно хранить мою тайну, но этот его непонятный настрой порядком напрягает. И не кажется хоть немного предсказуемым.
Синицына, похоже, преподаватель теряет терпение от моего молчания. Мне напомнить тебе, как ты вертела передо мной самыми разными частями тела, прекрасно видя, что я это я? Или всё-таки будешь хоть немного менее упрямой?
Мгновенно вспыхиваю от этого строгого напоминания. Снова стыдно становится С трудом сдерживаюсь, чтобы не прикрыть ладонями наверняка покрасневшее лицо.
От этого сдерживает лишь то, что я чувствую взгляд Егора Викторовича всей кожей. Такое ощущение, что он специально это сказал, чтобы на реакцию посмотреть. Хочет, чтобы я вину чувствовала?
Я, может, и чувствую; вот только показывать ему этого не собираюсь. К тому же, сам не святой.
А мне напомнить, что вам это понравилось? выпаливаю, и тут же нервно ёрзаю на месте. Вопросом самой себе много чего связанного с тем танцем напомнила, и теперь совсем не по себе. Тот его взгляд Он и сейчас неоднозначный. Простите поспешно добавляю, всеми силами стараясь взять себя в руки. Я Я выбираю вариант рассказать, что у меня за проблемы. Принять деньги не могу. Даже в долг.
Егор Викторович тяжело вздыхает, но наверняка понимает, что настаивать бесполезно.
Я помню, неоднозначно сообщает он, и даже эти простые слова заставляют меня сильнее прикусить губу. Не думала, что преподаватель вообще ответит на тот мой дурацкий вырвавшийся на эмоциях вопрос. Рассказывай.
Теперь вздыхаю я. Не хотела бы, чтобы кто-то в универе знал. С другой стороны логично, что Егор Викторович хочет знать. Как мой наставник в конкурсе, он в ответе и за мою репутацию, а я в сомнительной роли перед ним сегодня предстала. Потому выбора особо нет.
Мама болеет. Рассеянный склероз, говорю, и, поскольку далёкие от медицины и постоянных походов к врачам люди часто не так понимают эту болезнь из-за слова «склероз», поясняю: Это не связано с нарушениями памяти, это
Я знаю, что это, мягко перебивает Егор Викторович. Поражение нервной системы мозга, которое ведёт к сбоям и постепенному отключению функционирования разных частей тела и органов. Мне жаль. Тебе нужны деньги на больницу? Какую-то операцию?
Неожиданно, что преподаватель знает. Хотя, наверное, ничего удивительного. Образованный ведь человек. Вот и остальное допонял, хотя это, наверное, сделал бы любой на его месте.
Конечно, мне постоянно нужны деньги. И на больницы, и на операции, и просто на жизнь.
Сейчас мама вроде бы в этом не нуждается, но в санаторий надо бы отправить. И желательно до того, как я уеду в Томск, напряжённо сообщаю. И добавляю чуть тише: Если уеду
Это ведь совсем не определённый вопрос. И мне не хочется, чтобы Егор Викторович думал, будто я витаю в облаках и уже нафантазировала себе. Вдруг он ещё раздумывает, а стоит ли вообще мне участвовать дальше.
Но преподаватель со спокойной уверенностью ободряюще заявляет:
Не сомневаюсь, что ты поедешь. Но позволь мне помочь. Работать в таком месте не лучший выход.
Криво усмехаюсь. Не сказать, что сегодняшняя смена мне тяжело далась. Гораздо проще, чем могла бы. Да и клуб действительно хороший, не бордель с сомнительной публикой. Но не хочется спорить с Егором Викторовичем. Да и не собираюсь я связывать жизнь с этим местом. Рассчитываю на совсем другое.
Это лишь несколько дней, тихо признаюсь. Мне хватит сто тысяч, пятьдесят уже есть. Вы и так помогли.
Егор Викторович задумчиво хмурится, а потом вдруг решительно спрашивает:
А если я предложу тебе работу получше?
Глава 8. Егор
Я феерически облажался. Просто тотально. Упустил единственный шанс поцеловать Синицыну так, чтобы не испортить всё к херам.
Я должен был это сделать во время привата. Не выдавать, что узнал девчонку, а подыграть ей, наслаждаться такой свободной и раскрепощённой Лесей, флиртовать, накалять и без того огненную обстановку Довести нас обоих до предела и окунуть в поцелуй, который точно стал бы просто феерией. Тогда Синицына думала, что я не узнал её, а потому могла отпустить тормоза. И я тоже мог бы. Ведь в тот момент был просто мужчиной, который хочет женщину. В её глазах это было так, и если бы у меня хватило хоть немного выдержки; я бы мог довести пикантную ситуацию до более желанного финала. Наплевать на камеры. Хотя бы прикоснуться к губам Синицыной своими я успел бы.
Это стало бы точкой невозврата для нас обоих. В этом я странно уверен. Как и в том, что теперь момент упущен. Сейчас я для Олеси препод, а она моя студентка. И это настолько чувствуется, буквально висит между нами, что смести невозможно. Синицына больше и близко не настроена на соблазнение, скорее, наоборот. Всеми силами закрывается от меня во всех возможных смыслах. Хоть и рассказала про ситуацию с мамой, но это так.
Ей ведь даже предложение поработать на меня не нравится. Леся молчит, напрягается, губы свои соблазнительные кусает.
Чёрт На них лучше не смотреть.
Не факт, что твоя следующая смена в этом клубе будет такой же удачной, как первая, тогда снова нарушаю молчание я. Администратор, может, и гарантирует твою неприкосновенность, но лишь в стенах этого клуба. А ты точно привлечёшь к себе внимание, причём самых разных людей. Они могут и подождать до конца твоей смены, чтобы потом проводить тебя вовсе не домой.
Не то чтобы я хочу запугать Синицыну, но странно уверен в собственном праве переубедить её тут работать любой ценой. Хотя сам прекрасно понимаю, что гарантии администрация клуба наверняка предоставляет и вне стен клуба, поскольку работа специфичная. Охрана может контролировать танцовщиц на выходе и до самой их посадки в такси или ещё куда. Это сегодня я Лесю забрал, а так, может, их ещё и подвозят.