Спи-спи, не волнуйся. Это всего лишь я, шепнула она в темноту.
* * *
Явилась не запылилась?
Мать уже накрывала на стол. Худая, как жердь, дряблая старая кожа только ради приличия прикрывает кости. Острые скулы, острый, как лезвие лопаты, подбородок. Глаза тёмные, внимательные, настороженные. Огромные, почти как сами глазницы.
Ирке всегда было жалко мать ту постепенно и мучительно доедала старость. Особенно теперь, когда заготовок почти не осталось, нормальной еды, считай, нет, поэтому и сил взять негде. Это Ирке хорошо, она молодая. Или её сестра Капа та постарше, но всё равно выглядит довольно бодро. А вот мать уже едва шевелится. Без еды ей никак нельзя, всё-таки триста лет! А чем ты старше, тем усиленнее тебе нужно питаться.
Иди, садись к столу!
Ирка села. Капа придвинула ей миску обычная тушёнка с гречкой. «Мала ещё, любила повторять мать, не усвоится взрослая еда. Вот как начнёшь трупными пятнами покрываться»
Ирка украдкой взглянула на свою руку. Озёрная вода пока помогала, но скоро и она окажется бесполезной. Эффективно лечить трупные пятна сможет лишь одно
Жрать хочу! заныла Капа, уныло глядя в свою полупустую миску. Что мы все, как неживые? Жраааать!
И она принялась в знак протеста стучать ложкой по столу.
Ирка не винила её. Капа, хоть и молода, а трупных пятен у неё выше крыши. И они только множатся, особенно если она с вечера не поест. А ещё нога отваливается и потому болит, так что даже днём Капа не может спать. Лежит на своей кровати и стонет. Примотала кое-как ногу тряпками, ну а толку-то? Всё равно та держится на честном слове. Не гнётся, не слушается. Так и таскает её за собой Капа, как уже не нужную, но дорогую сердцу вещь.
Ирка вздохнула. Может, нога и приросла бы на место, если бы Капа начала нормально питаться. Но заготовок мало всего лишь две трёхлитровые банки. Да и те сплошные отходы: кожа, волосы, кости. Всё это перемолото в кашицу, есть кое-как можно, но энергии даёт мало. Так, побаловаться разве что. Для нормального ужина это на охоту идти надо. А какой сейчас из Капы охотник с её-то ногой?
Одноглазый говорит, будто бы человек по деревне бродит? спросила мать.
Человек?!
Капа едва не поперхнулась ужином. Шумно втянула в себя воздух нос у неё почти не дышал и повторила с проникновенным трепетом:
Человек Господи! Человечишко
Мать отвесила ей подзатыльник, чтобы привести в чувство.
Дура! И далеко ты уйдёшь с такой ногой? Даже не мечтай!
А Ирка на что?
Ирка вздрогнула. Мать исподлобья смотрела на неё, точнее, разглядывала Иркину руку. И конечно же, от её внимательного взгляда не укрылось малюсенькое с прозеленью пятно
* * *
Небо хмурилось. Оно казалось бесконечным, и беда, которая пришла в Иркину жизнь, тоже была непомерно огромной. Безбрежной, как море. Дремучей, как чаща. Страшная, непреодолимая беда.
Утром, как только мать и Капа заснули, Ирка не сразу вышла из дома. Сначала она помыла оставленную с вечера посуду, подмела комнаты. Мать никогда этим не занималась, ведь уборка дело исключительно живых. Если ты мёртв, зачем убираться?
Но вот теперь и Ирке нужно учиться быть мёртвой.
Она до крови прикусила губу. Привычного вкуса крови не ощущалось. Вместо него давно был вкус тухлятины, ведь её кровь просто гнила в жилах, точно так же, как у матери и у Капы. Теперь её тело тоже будет нуждаться в пополнении теплом, силой, жизнью. С каждым днём эти процессы мучительные процессы взросления будут только ускоряться, а последствия ощущаться всё острее.
Ирка шумно выдохнула. Смахнула с подбородка тёмную, некрасивую каплю.
«Пора тебе взрослеть, доча»
Когда-нибудь этот день придёт, знала она. Когда-нибудь он приходит в жизнь любой ырки. Приходит необходимость, приходит зависимость, приходит будущее неумолимой поступью рока.
«Посмотри: мы с Капой разваливаемся, а у тебя преимущество, ты всё ещё можешь гулять при свете дня».
И вот она крадётся по лесу, сжимая в кулаки холодные, будто лёд, пальцы.
«Вот тебе ритуальный нож, он не ведает пощады. Он убьёт всё что угодно».
Тяжёлый нож оттягивает пояс, костяная рукоять постукивает о пряжку, ножны при каждом шаге больно колотятся о бедро.
«Доча! Помни: ты единственная наша надежда».
Она надежда И от этого никуда не деться.
Ирка подняла голову. Облака над лесом клубились, будто мысли.
А турист ведь сидит в своей палатке и ничего, ничегошеньки не знает. Молодой парень. Живой. Только недавно начал бриться
Она остановилась так резко, что сама испугалась. В траве, спрятанное, заботливо укрытое листом, прямо под ногами висело гнездо. Три крошечных птенца разевали свои жёлтые клювы, тянули вверх тонкие шеи.
Ирку передёрнуло. Ещё бы немного, и она
Сжав зубы, она осторожно обошла гнездо и на всякий пожарный передвинула тропинку не дай Бог лешие своротят или раздавит какой-нибудь вурдалак. Что за ненормальная птица свила гнездо прямо на дороге? Хотя, может, это Ирка и виновата: двигала вчера тропинки, чтобы замести следы, вот дорожка и сместилась к гнезду?
Вообще, дичь какая-то! Птичек ей, видишь ли, жалко! А там, в деревне, ни в чём не повинный турист
Ирка всхлипнула, скосила глаза на нож.
Ничего тут не поделаешь. Она вздохнула.
Утром нога у Капы всё-таки отвалилась. Когда Ирка зашла пожелать сестре спокойного сна, нога уже валялась на полу, стыдливо прикрытая какой-то тряпкой.
Капа смотрела волком. «Ой! воскликнула Ирка. Как же ты теперь?»
«Как, как, передразнила её Капа. Печень нужна! С кровью, понимаешь? А маман всё сожрала уже месяц назад. Жрёт как не в себя, стерва проклятая! То, что дочерям тоже как бы питаться надо, конечно, это не в счёт».
«Но ведь она старая» робко попробовала возразить Ирка.
«А я безногая теперь! разозлилась Капа. Мне кровь вообще-то нужна! Иначе обратно не прирастёт».
Ирка подавила мучительный спазм, шагнула в лес, вытирая рукавом сопли. Ничего не поделаешь, Капа права. И мать права тоже надо же когда-нибудь взрослеть
Путешествие до дома с палаткой заняло у неё полчаса. Погода портилась. Солнце скрылось под стать Иркиному настроению, низкое небо набрякло дождём. Он всё копился и копился и, наконец, не выдержал и обрушился на лес. Холодный весенний душ поливал пышные травы, из жирной, размокшей земли лезли черви, спасаясь из затопленных норок. «Когда-то и я должна была стать червями», подумала Ирка и внутренне содрогнулась.
Дождевые капли с дробным стуком били в листья. Лопухи стояли впереди могучей, несокрушимой стеной.
Ирка сжалась, втянула голову в плечи, ужом скользнула в эти мокрые, глухие заросли.
А вот и палатка. Намокший зелёный тент
Ирка сжала в ладони костяную рукоять ритуального ножа. «Зря я это делаю, подумала она с тоской. Я же ничего такого не умею. На охоту никогда ещё не ходила, и вообще, в первый раз на охоту ходят со взрослыми! А я одна. Господи, ну как я это буду?.. Достало, не хочу! Эх, помыть бы голову»
Она пригнулась, прислушиваясь, что делает турист. Тишина. Только шум дождя и дробный стук капель по натянутой ткани тента.
Ирка повела плечами, стряхивая мокрые волосы, которые, будто нарочно, сковывали все её движения. Неясной тенью скользнула в палатку
Никого. Только аккуратно свёрнутый спальник. Брошенный, будто и вовсе ненужный, рюкзак.
Ирка принюхалась. Из рюкзака шёл тонкий-тонкий запах. Она сразу узнала его, это был запах чеснока. Дрожащими руками Ирка распустила завязки, щёлкнула пластмассовая застёжка.
Сначала она даже разочаровалась. Ничего особенного: пара сменных футболок, джинсы, пакет с трусами.
Грязными? Фу! Ирка поморщилась. Внезапно её рука наткнулась на что-то, она ощутила резкий холод металла подушечками пальцев. Дрожа, то и дело сглатывая подступающую к горлу тошноту, Ирка вытащила из рюкзака крест. Небольшой, железный он как раз помещался в ладони.
Фу, блин!
Ирка отбросила его подальше, словно ядовитую змею. Сверкая, крест шмякнулся на пол палатки. Ирка замерла, подспудно ожидая, что он вот-вот обидится, взлетит в воздух, а потом накажет вонзится в неё Ну или как-то иначе нападёт.
Но крест лежал, время бежало, секунды текли, как вода в стремительной реке, через которую можно переправиться только раз в жизни. Ирка сидела неподвижно. И крест лежал неподвижно тоже.
Зачем он здесь?
Крест и чеснок. Зачем это всё какому-то туристу?
Она вздрогнула, страшная догадка навалилась на неё. Охотник! Только Охотники таскаются везде с крестами! Так вот кто этот парень! Охотник, пришедший в лес, чтобы выкурить мать, Капу и саму Ирку из дома! Тот единственный, кого они боятся больше всего на свете! Тот, от которого они давно бегут. Не от этого конкретно, конечно, Охотников в мире много. Только они и защищают от нечисти весь род людской.
Ирка глубоко вздохнула, вытерла с лица крупные капли пота. Дождь кончился внезапно, будто выключили кран. В палатке сразу стало светлее в лес заглянуло робкое солнце.
Она попятилась. Как же тут душно! Скорее ей нужен воздух
Эй!
Ирка уже выбралась наружу. И тут на плечо ей легла тяжёлая рука.
Она завизжала, обернулась, отскочила прочь и их взгляды встретились. Охотник был совсем рядом, от него, как и вчера, остро пахло жизнью. Так пахнет весной оттаявшая земля теплом и светом; так пахнет в жару лесное болото псиной и металлом. У Ирки даже голова закружилась, внезапно она увидела тоненькую жилку у него на шее, почти угадала губами её невнятное трепетание
Замри!!!
Она выкрикнула это от страха, чисто рефлекторно. Охотник подчинился. А куда он денется? Взгляд ырки смертелен, поэтому и приказание непреложно. Правда, Охотники более выносливые существа. Встретившись взглядом с ыркой, живут чуть дольше, чем обычные люди, поэтому и приказам подчиняются гораздо хуже. Мать говорит, волю Охотника тоже можно парализовать. Правда, длится этот эффект очень недолго.
Ну и пусть! Хватит, чтобы размахнуться и ударить его ножом.
Ирка прерывисто вздохнула, выхватила сверкающее лезвие. Парень смотрел на него и совсем ничего не мог сделать. И Ирка тоже ничего поделать не могла.
Она сглотнула. Нет, она справится! Обязана справиться, потому что Охотник угроза их существованию. Он должен умереть. Его надо пронзить ножом, ведь только после удара ритуальным кинжалом человеческое мясо пригодно в пищу. Поэтому она сделает это. Капе нужно лекарство, матери еда
В ветвях робко чирикнула какая-то пичужка. Невольно Ирка бросила туда взгляд. Маленькая птичка комок перьев на тонких прыгучих ножках. Ничтожный сгусток крови, крохотное сердечко
Ирка содрогнулась: никогда раньше ничего подобного она даже не думала про птиц! А сейчас пожалуйста! Что-то менялось в ней, вот в этот самый миг и менялось необратимо. Стоит хоть раз в жизни пролить кровь и мир вокруг тоже наполнится кровью.
Ирка прерывисто вздохнула. Рука, занесённая для удара, мелко дрожала.
«Пролей кровь и ничего больше не будет», подумала она. Даже не подумала, а услышала, будто шепнул кто-то. Не будет ярких весенних цветов, солнца и маленьких желторотых птенцов в гнезде. Не будет дороги, велосипеда, ветра в лицо. Стоит тебе ударить человека ножом и всё закончится. Ты повзрослеешь окончательно.
Ирка беззвучно застонала. Нет! Неужели ей тоже придётся вот так во мраке? И думать только о том, кого бы сожрать? Жизнь за жизнь, кровь за кровь, и только бы не разваливаться по частям?..
Ты хочешь жить?
Она растерянно моргнула, отступила на шаг. Ну конечно, пока она решалась, оцепенение покинуло Охотника! Тот заговорил с ней значит, вернул себе контроль над телом.
Ты ведь хочешь этого, повторил он.
Охотник не спрашивал утверждал.
Ирка сглотнула.
Жить? Хочет ли она жить? Конечно, хочет до помешательства, до остервенения! Если бы могла, она бы ела, грызла, будто кость, это короткое слово!
Жить!
Однако сил у неё хватило только на то, чтобы невнятно кивнуть.
Да, сказал он. Вижу. Опусти нож.
Молча она подчинилась. Точнее, рука сама упала обессиленно, вдоль тела.
«Нет времени!» пискнула в ветвях черёмухи чёрная птичка с красной грудкой. Ирка хорошо знала её, она пела только весной, утром и вечером, и вот запела и теперь. «Нет времени! Нет времени!» предупреждала пичужка, склёвывая какую-то мошкару.
Ирка всхлипнула. Разжала пальцы. Ритуальный нож вывалился из рук и сразу, будто только и ждал этого, затерялся где-то в молодых лопухах.
Я не хочу убивать
Охотник вытащил из-за пояса рацию. Ирка следила за ним, как во сне. Вот он включает её, жмёт пальцем на крохотную, алую вызывающе-алую кнопку
Первый, первый! Всё в порядке! Я её нашел.
И тут же тоном пониже:
Можем вытаскивать, не инициирована. В лесу опасно. Следите за гнездом.
Кто у вас Сторож? спросил он, повернувшись к Ирке.
Та лишь беспомощно молчала. Просто стояла, тупо разглядывая белые звёздочки ясколки в сытой лесной траве. По одному из листьев ползла божья коровка как капля крови. Такая же яркая и красная, но при этом живая.
Охотник повторил свой вопрос.
О Одноглазый пролепетала Ирка.
Лихо? Вот блин!
Охотник нахмурился, отогнул рукав, посмотрел на часы. В чаще послышалось тяжёлое сопение. Колыхнулась ветка ели, встревоженно застрекотали сороки.
Ирка подняла глаза. Она пока ещё не видела, но уже чувствовала, как напрягся лес, как тревожно зашелестел ветер, царапая верхушки деревьев. И вот в лесной полутьме уже возится, грузно ворочаясь, заскорузлое жирное тело.
Лихо просыпается, когда чувствует угрозу. Лихо ни за что не отстанет, если его разбудить.
Бежим!
Она схватила Охотника за руку. Надо срочно уходить! Пока Одноглазый окончательно не проснулся.
Охотник метнулся в палатку, схватил свой рюкзак. И они побежали
* * *
Они неслись сквозь лес, и ей казалось, что пальцы ног отчаянно цепляются за землю только бы не упасть!
Лес хранил глубокое молчание. Клубились между верхушками елей тучи, нудно и тонко, на пределе слышимости, звенели комары. Первый весенний комариный сбор скоро они поднимутся из папоротников и будут донимать всё живое.
Стой!
Тропинка неуклюже вильнула. Охотник, бежавший впереди, резко остановился. Ирка чуть не налетела на него.
Вот же сволочь!
Впереди, на мокрой грязи, отчётливо проступали гигантские трёхпалые следы, словно здесь топталась большая, неуклюжая птица. Через несколько шагов тропинка сужалась, терялась в тёмной лесной чаще.
Ирка прислушалась. Да, так и есть. Одноглазый залёг в засаду, поэтому лес такой тихий. Ни птица не вскрикнет, ни шмель не прожужжит. Только комарьё и звенит. Этим всегда всё по фигу.
Он там!
Чаща впереди шевельнулась. Тёмная махина ели оказалась жирным, заросшим иголками боком. Медленно зажёгся посреди широкой приплюснутой морды глаз.
Ирка почувствовала, что холодеет. Ничто в лесу не укроется от такого глаза. Никому не спрятаться и от острого нюха Лихо чует свою жертву и в физическом, и в тонком пространстве. Можно сказать, в обоих мирах сразу.
От страха Ирка схватила Охотника за руку и тут же опомнилась, отшатнулась.
Сторож тупо разглядывал тропинку, заросли ежевики, намокшие кусты.
Оно у вас слепое, что ли? догадался Охотник.
Ирка кивнула. Осторожно они отступали, пока Лихо близоруко щурилось, втягивая своим чёрным рылом воздух.
Всё прошептала Ирка. Теперь не отвяжется.
Бежим!
Они повернулись и снова побежали. Перешли на другую тропинку, предыдущую Ирка завязала смертельным узлом. Это могло остановить кого угодно лешего, вурдалака, человека, заставить плутать в лесу месяцами. Но она прекрасно знала: Одноглазого это не удержит. Не такое оно Лихо, чтобы вестись на её уловки. Ну, может, притормозит хотя бы на время?