Господин, обдумав сказанное, заговорил Яков, в крепости Сороки знатный гарнизон. Я сам знаю половину воинов. И пыркэлаб Косте храбрый ратник.
Крепость? Ха-ха-ха! засмеялся скоморох, сплюнув на пол виноградную косточку. Даже не ретирада! Знаешь почему Хан Девлет осаждать не стал? Нужду не где справить. Просто проскакал мимо. Гоп-гоп, гоп-гоп!
Кечкенхан подпрыгивая, завилял задницей. Должно быть именно так скакал ордынец.
Ты говори да не заговаривайся, хватил шута господарь. Крепость только заложили. Дай срок.
Так я о том же, мой повелитель, карлик отправил в рот кисть винограда. Хан и поскакал дальше. Нужника ведь еще нет.
Карлик пригнулся и звучно испортил воздух. В полумраке сдержанно захихикали. Самый гогочущий, лающий смешок был хорошо знаком Якову. Впрочем, и остальным тоже. Весельчак Жожи, винокур с побережья, своим необычным смехом сам всех смешил. Его гыгание звучало как вопль подавившейся костью лисицы. Но сейчас это было не кстати.
Ты, шут, забылся, рявкнул господарь. Может с десяток розг напомнят тебе кто ты?
Хоть двадцать, господин, делано заныл Кечкенхан, лишь бы вас развеселить.
Ловко соскочил со стула. Снял с пояса плеть, упал на колени и протянул орудье Штефану.
Повелитель, продолжил скоморох серьезным тоном, не поднимая опущенной головы, Дозволь слово молвить! и не дожидаясь позволения спросил. Можно ли твоей волей или молитвами Теоктиста увеличить число дней в недели?
О чем ты, презренный? князь устало откинулся на спинку скамьи.
Три дня недели крестьяне работают для крепости. Отец Теоктист просит еще три дня работы на монастырь. Увеличите неделю еще на два дня. Тогда, глядишь, челядь и себя сможет покормить.
Дурак! в сердцах сплюнул господарь. Думал что-то дельное скажешь.
Я всего лишь шут.
Тогда замолчи, приказал князь. Яков, ты не ответил на мой вопрос.
Господин, стольный град и так слаб гарнизоном
Разве я тебя о стольном граде спрашивал? Или о гарнизоне? раздражение нарастало.
Ни одного, господин, тихо ответил Арник.
Теоктист, ты слышал ответ, князь отпил из кубка, давая понять, разговор окончен.
Но игумен не сдавался.
Может ты, повелитель, забыл чей милостью посажен на трон? начал он вызывающе. Чья невидимая рука вела тебя от победы к победе? Кто давал тебе силы вставать с колен и презренно низвергать врагов Его? Неужели ты полагаешь что землю нашу от сил дьявольских оберегают крепости? Нет, повелитель, сила не в крепостях. А в Храмах Господних! И прежде всего их надо возводить! И не три дня в неделю, а все семь!
Служитель перевел дух и продолжил:
Бекиров яр святое место. Место, где селились первые христиане, изгнанники с земель Сирийских. Разве крепость должна быть там? Обитель Христова спасет почище всякой крепости!
Воодушевленную речь сановника прервало противное бормотание. Карлик успел встать с колен, поправить рубаху и спрятать под ремень кнут. Теперь он стоял у княжьего стола и передразнивал Теоктиста.
Сгинь, презренный, прошипел из темноты игумен.
Скоморох я, пискляво заговорил уродец. Но еще и татарин. Монастырь для Орды, как цветочное поля для пчел.
Смерд! прокричал сановник. От раздражения его высокий голосок сделался еще писклявее. Разве можно уподобить нехристей, убивцев и воров благородным созданиями Господними?
Ваша правда, отче! карлик снова рухнул на колено. А я дурак! Прошу простить и разреши поправиться. Орда не пчелы. Нет. Они грязные, навозные мухи. И слетаются, мерзкие, исключительно на говно. Ой!
Кечкенхан хлопнул себя ладонью по губам и сделал круглые от удивления глаза.
Богохульник! запищал Теоктист. Гореть тебе в аду!
Из темного угла показался посох и тонкая, перемотанная полосками серой ткани, рука.
За подобные речи, язык тебе надо вырвать! Прижизненно! Великий князь! Прикажи прижечь черный язык гадины адской! Немедля! А ты чего смотришь!
Яков и не понял, что святой отец обращается к нему.
Палач! разошелся игумен. Где твой клинок? Отними кощюну его поганое жало!
Арник вгляделся в темноту. «Непоставленный митрополит» погряз в бахвальстве. Да, как духовник господаря, он имел много привилегий. Но указывать Якову мог только князь. Пискуна следовало поставить на место.
Язык шута мешает только тебе, ответил палач и сложил руки на груди.
Прекратить! господарь опустил тяжелый кулак на гладкую поверхность стола.
Фрукты подскочили. Из кувшина брызнуло вино.
С меня достаточно одного шута! Штефан исподлобья осмотрел присутствующих. Под гневным взглядом становилось не по себе.
Отец Теоктист шагнул из мрака. Теперь Арник разглядел бледный как мел профиль.
Прости, князь, заговорил не-до-митрополит. Неустанно молюсь я за твою мудрость. Теперь понял, не напрасно. Господь милостив и глаза твои открыты.
Оставь и ты эти речи, отче, выпалил господарь. Хочу послушать как ты заговоришь, когда орда монастырь разорит.
За спиной господаря, в полумраке, что-то шевельнулось. Поначалу казалось, что тень карлика наложилась на тень повелителя. Тьма сгустилась. Вдруг эта сосредоточенная мгла разверзлась. Из пустоты образовались два крыла. Мужи в оцепенение смотрели как из черноты, прямо в воздухе, появляется очертание птичьей головы.
Корвин? удивился капитан княжеской гвардии Батори.
Яков, для которого мадьярский был родным, переспросил:
Ворон?
Действительно, прямо за спиной Штефана, из ниоткуда появился ворон исполинских размеров. Птица беззвучно открыла клюв и распрямила огромные крылья.
Что? недоуменно переспросил господарь.
Ворон! повторил по-молдавски капитан, с лязгом доставая из ножен меч. Берегись, повелитель!
Не теряя ни мгновения, Арник, вслед за Батори, кинулся на дьявольскую птицу. Тень ворона заметалась по залу. Меч и чекан успели два раза рубануть по тяжелому воздуху. Оставляя на стенах причудливые тени, видение беззвучно взмахивала крыльями. Стражник, стоявший у дверей, вскинул алебарду. Богдан с криком ринулся на тусветного врага. Удар. Тень птицы растеклась по потолку, как брошенный комок грязи. Острие бердыша пронеслось мимо и с хрустом вонзилась в стену. Чернота стекла вниз и снова преобразилась в два огромных крыла. Они расправились и молниеносно сложились. Струя воздуха погасила факелы на правой стене и сдула гвардейца. Пролетев над столом, Богдан распластался на противоположном конце залы. Яков и капитан снова кинулись на тень.
Арник! на ходу крикнул Батори. Береги господаря!
Да, многоопытный гвардеец был прав. Главное жизнь князя. Яков в два прыжка оказался у повелителя. Сердце напряженно стучало, наполняя мышцы кровью. Что бы или кто бы это не был, видение, коварный враг, колдовство или помутнение рассудка, доберется оно до Штефана только перешагнув тело Якова Арника.
Пока капитан и оставшиеся стражники обступали пятно крылатого мрака, из-под стола юркнула другая тень. Сообразительный карлик, набравшись храбрости, покинул убежище, и метнулся к единственной двери. Отворив ее, закричал в темный коридор:
Князь в опасности! Все сюда!
Крылатый призрак, загнанный в угол, сжался. Казалось бы, все. Через минуту прибежит подмога и его изведут. Но, комок черноты рухнул на пол и пролился между гвардейцами. Адская дрянь направлялся прямо на господаря.
Спасайся, повелитель! приказал Яков и заслонил господина.
Еще чего, оттолкнул молодца Штефан. Будем биться.
В коридоре загремели тяжелые шаги. Звенели латы. Сгусток мглы замер, словно не решаясь нападать. Мешкать нельзя. В схватке побеждает решительность.
Аааа! закричал Арник и кинулся на неведомое творение.
Чекан пробил пустоту. Черный комок распался на миллиард пылинок. Взмахивая подобием крыльев, облако перемахнуло через князя и исчезло под потолком.
Комната наполнилась гвардейцами. Солдаты растерянно крутили головами, высматривая врага. Никак не могли взять в толк, где же опасность. Опочивальня погрузилась в тишину.
Кар! после минувшего напряжение, прозвучавшее за спиной князя карканье, заставило всех вздрогнуть.
В проеме единственной в зале бойницы сидел черный как смоль ворон. Не дожидаясь продолжения каркнул, взмахнул крыльями и исчез в предрассветной мгле.
Что это было? раздался глухой голос.
На вопрос Иштвана, капитана Батори, ответил игумен. Неистово крестясь, пропищал:
Кара господня! За речи дерзкие, за богохульство! Отце наш иже забормотал он молитву.
Бесовские происки, прохрипел знакомый голос Жожи.
Прокляты мы, прокляты. За грехи! разом подхватили стражники.
Прекратить! гаркнул господарь.
К утру нехорошие слухи заполнят крепость. И без того, после поражения при Белой Долине, воинам не хватает веры. В первую очередь веры в себя, и в своего князя. И лишь затем в Бога. А тут еще причитания игумена.
Солдаты застыли. Князь неспеша, прихрамывая, прошел к своему стулу, обитому мягкой и теплой шерстью.
Капитан! обратился Штефан к старшему из гвардейцев. Ты спросил, что здесь произошло?
Иштван понял, озвучив свои опасения совершил ошибку. Слухи никому не нужны.
В покои залетела большая птица, ответил он, но голос прозвучал неуверенно.
Это кара, князь! запищал неугомонный игумен. За дерзость! За богохульство!
Штефан сделал вид что не слышит его.
Яков, а что видел ты?
Арник зацепил за пояс чекан.
Большая птица, повелитель!
Господь проклял нас! пищал игумен. Отвернулся! Теперь здесь поселился дьявол! Дьявольское место! Чур, чур!
Если дьявол где-то и поселился, послышался из-под стола голос Кечкенхана, то в твоей голове, поп.
Кряхтя, карлик выбирался наружу. Когда он только успел обратно туда забраться?
Теоктист, увидев уродца, громко запищал:
Это он! Он своими речами призвал нечистого! Он язык дьявола! Убить его! Убить!
Дьявол всего лишь одно из оружий Господа, философски заметил шут. Может это ты черта призвал? Своими визгливыми молитвами
Договорить он не успел. Игумен, потеряв самообладание, замахнулся посохом. Еще мгновение и череп карлика мог треснуть как переспелый арбуз. Арник успел вовремя. Он оттолкнул шута, и крепким захватом перехватил клюку.
Как ты смеешь? прошипел не-до-митрополит. Руку на церковь поднимать?
Это стало последней каплей. Недовольство князя, наконец вылилось в отчаянный крик ярости:
Молчать! Всем молчать!
Через долгое время, придя в себя, господарь Штефан, властным голосом, заявил:
Повелеваю!
Князь встал. Упираясь кулаками об стол, посмотрел на всех тяжелым взором. Присутствующие, как по команде, опустили глаза.
Шута Кечкенхана, крещенного Василия, за дерзость, богохульство и пререкательство изгнать из стольного града. Немедленно.
Помолчал. Дал гридникам время понять и запомнить сказанное. Затем продолжил:
Якова Арника отправить в Сорокские земли. Рвением и усердием повелеваю ему ускорить строительство крепости
Господарь! пропищал игумен, но тут же опустил глаза, не выдержав княжеского взгляда.
Крепости, повторил Штефан. Наперво крепости. И после, Бекирова монастыря. Не возвращаться к трону покуда не будут построены обе обители!
Господарь многозначительно замолчал. Возразить никто не смел. В гневе князь был страшен. В то время как все продолжали прятать глаза, игумен скрывал еще и самодовольную улыбку.
Отец Теоктист, продолжил Штефан, благословите нас.
Один за другим стражники подходили к не-до-митрополиту, склоняли колено, слушали благословение и выходили прочь.
Яков, позвал своего верного слугу Штефан, пора взрослеть. Вступай и помни, ты мне как сын. Не становись моим позором.
2
Кап! Звон эхом отозвался в холодной комнате. Тишина завибрировала, и, как волна на водяной глади, сошла на нет. В ушах пленника отбивался стук собственного сердца. До следующего «кап» оставалось еще с тридцать ударов сердца. Он закрыл глаза и принялся считать Тук! Двадцать девять. Тук! Тридцать. Кап!
Опальный господарь поднялся. Прошелся по комнате. Выглянул в единственное окно бойницу. Все тот же вид на внутренний двор замка Буда. Удворники копошатся у груженных телег. Конюх кидает лошадям сено. У ворот и на стенах скучают стражники. Время от времени из нижних дверей выбегает баронет. Размахивает руками. Должно быть ругает «ленивых» удворников. Слов не расслышать.
Кап! За двенадцать лет пленения Влад успел привыкнуть к одиночеству. Бывало, в башню, где его держали до недавнего времени, неделями никто не поднимался. Еду стражники оставляли внизу. Оставляли и спешно удалялись. Определенно, они его боялись. Боялись тех нелепых россказней и историй, которые «ущемленные» купцы усердно распространяли по всем близлежащим княжествам и королевствам. Душегуб, мучитель, колдун! Колдун. Их собственный король, Матьяш, тот еще чернокнижник. Может Корвин и не прибивал гвоздями шапки к головам послов, но прозвище свое Ворон он получил не просто так. Говорят, принимая трон и корону, стоя на дунайском льду, он одним взмахом призвал армию воронов. В небе потемнело от черных крыл. Говорят, птиц налетело трижды больше, чем людей в королевстве. А в ночь перед приступом Щабаца, полгода назад, Влад сам тому свидетель, в шатер генерала Вуки залетел черный ворон, как к себе домой. Стражники готовы поклясться на Библии, что слышали голос короля Матьяша, хоть тот и находился в Буде, в двенадцати днях пути от поля битвы. Утром генерал поменял боевые порядки, усилив натиск на западную стену. Будто бы знал, что укрепление ослабли и рухнут именно на том рубеже. Верно, бесовская птица демон-хранитель рода Корвинов. Каркун изображен на родовом герб короля.
Да, князь Влад из рода Дракулов не святоша. Убивал, и верных, и неверных, заставляя пройти первые круги ада еще при жизни. За победу он готов продать не только свою душу, но и души всех, всего своего народа, всех валахов. И не только. Бог помогал ему. Помогал не тот угрюмый бородач, рисованный на досках и церковных стенах. А истинный Творец. Вечный и Мудрый. Он Влад Дракула меч в Его руках. И двенадцатилетняя опала не убила в нем эту веру. Да. Все его деяния богоугодны. И не далек тот день, когда он вернется к своему предназначению.
Петли дверей тяжело скрипнули. В проеме показалась сначала голова, потом приземистая шея.
Многих лет, князь, поздоровался глубоким басом великан.
И вам здоровья, граф, ответил Влад, поклонившись.
Не называйте меня графом, хохотнул мужчина, какой я граф? Я солдат, рыцарь своего короля.
Как вам будет угодно, господин Кинижи.
К чему эти условности, настоял гость. Называйте меня по имени.
Внешнее простодушье Пала Кинижи генерала Черной Армии, было обманчивым. Кроме как за военные победы, он не проиграл ни одной битвы, графа боялись и уважали за дьявольскую хитрость и умение договориться с любым.
Да, Пал, князь коротко кивнул в знак признательности за конфиденцию.
Вот, зашел узнать, граф оценивающе разглядывал стены вынужденного жилища собеседника, как устроились? Удобно ли вам здесь?
Хм! Спасибо, Пал. Спасибо вам и королю Матьяшу. Для пленника у меня великолепные условия.
Ну, дорогой Влад, благодарить короля, и уж тем более меня, вовсе не стоит. Благодарите бога. Это по Его воле обстоятельства повернулись подобным образом. Да, еще. Вы, князь, не пленник. И никогда им не были. Вы гость его величества. Разве с вами плохо обращались?
Влад не ответил, оставив Палу возможность додумать ответ самому.
И вот тому доказательство, великан хитро улыбнулся. Длинные усы вздыбились. Карие глаза бесновато заискрили.