Жестокость новых порядков неуклонно нарастала. Даже в сравнительно «вегетарианские» первые месяцы 1918 года, когда органы ВЧК были слабы, произвол большевистской власти, опиравшейся на отряды красногвардейцев и милицию, не ограничивался массовыми реквизициями, конфискациями, закрытием оппозиционных газет, произвольными арестами. Уже в конце 1917 года и начале 1918‐го красные с исключительной жестокостью истребляли офицеров, священников, интеллигенцию, казаков на территориях Крыма557, Придонья, Украины, Туркестана, уничтожив тысячи людей. В других регионах террор разгорался медленнее, но не было в России таких мест, где не происходили бы многочисленные самосуды на почве имущественной и политической вражды558.
Например, одним из первых актов уничтожения большевиками своих противников в Прикамье стало тайное убийство в Кунгуре в ночь на 6 (19) февраля 1918 года (с последующим утоплением тел в проруби) супругов Агеевых за якобы «участие в заговоре против Советской власти». Видный местный деятель и благотворитель А. Г. Агеев возглавлял Кунгурское отделение партии кадетов. Дом Агеевых был разграблен; заодно с ними убили еще семерых горожан. Руководил расправой начальник карательного отряда и будущий видный пермский чекист А. Л. Борчанинов559. А на городском кладбище Оренбурга, по сведениям местных эсеров, менее чем за полгода большевистского правления оказалось погребено до 400 расстрелянных офицеров и чиновников560.
Казачество было атаковано не только на юге, но и на Урале и в Сибири. Пресловутые «посланцы промышленных центров и рабочих поселков», выбивавшие продовольствие, особенно жестоко обращались с казачьим населением. Вытеснив 18 января 1918 года из Оренбурга верные атаману Дутову силы, большевики сразу произвели аресты «врагов», в которые зачисляли без разбора всех «бывших»; в течение одного дня в Оренбурге арестовали свыше 100 офицеров, часть которых позднее была расстреляна561. В начале 1918 года на территории Оренбургского казачьего войска хозяйничали десятки красногвардейских отрядов. Делегатами I Оренбургского губсъезда Советов они прямо именовались «бандой хулиганов»562. Верхнеуральский и Троицкий уезды, где казаки усиленно отбивались от продотрядов, получили за это красный террор не только с казнями по малейшему поводу, но и с артобстрелами станиц к началу лета 1918 года «было сожжено около 4 тыс. жилых и хозяйственных построек в 19 станицах». Современный автор оценивает террор продотрядов как «составную часть войны города против деревни», сопротивлявшейся большевикам563.
В июне 1918 года главнокомандующий партизанскими силами на Южном Урале подъесаул И. Д. Каширин издал следующее воззвание:
В контрреволюционных станицах и поселках не оставлю камня на камне. Думай, пролетарий, и вырезай ножами, косами, прокалывай вилами, руби топорами эту сволочь, что идут за чехословаками во главе с мерзавцами-офицерами. В доказательство того, что говорю не слово, а дело, привожу пример восставшего во главе с кучкой бандитов поселка Кидышевский, который артиллерийским огнем революционных войск, моих отрядов уничтожен дотла. Казаки-богачи и господа офицеры, знайте: мы не расстреливаем вас, нет, нам жалко пуль на такую сволочь, как вы, мы рубим вас и отдаем на съедение собакам564.
Коммунисты жестоко преследователи и националистов, уклонявшихся от их влияния. В феврале 1918 года Цвиллинг приказал арестовать организаторов башкирских добровольческих отрядов в Таналыково-Баймаке. «Прибывший 21 февраля из Орска отряд красногвардейцев под командой Баранова после всевозможных пыток расстрелял арестованных», которых было «от 20 до 25 человек, в том числе 2 члена Башкирского правительства, военный врач, прапорщик Магазов и юрист Идельбаев, 4 польских офицера и солдаты добровольческого отряда». Перед расстрелом пьяные красногвардейцы издевались над арестованными, после расстрела шевелившиеся «были добиты и заколоты штыками»565.
Если взять другие национальные районы России, то на территории Восточного Туркестана большевики не пускали мусульман в органы власти и вооруженной рукой в январе 1918 года ликвидировали Туркестанскую (Кокандскую) автономию, причем февральский штурм Коканда русско-армянскими отрядами закончился убийством порядка 3 тыс. человек, разрушением и сожжением почти всей мусульманской части города, которую предварительно и с разрешения командования красные войска грабили в течение трех дней566. Секретарь ЦК КП(б) Туркестана И. Сольц писал, что в ходе восьмидневных боев за Кокандскую автономию, охарактеризованных им как бойня безоружных полупролетарских и мелкобуржуазных мусульманских масс, «родилось басмачество как широкое национальное движение, направленное против русской власти»567.
Вскоре последовал авантюристический поход председателя СНК Туркреспублики Ф. И. Колесова с целью захвата Бухарского эмирата. Появление красногвардейских частей в Бухаре и окрестностях сопровождалось массовыми грабежами, мародерством и убийствами мирного населения, которое в итоге оказалось крайне озлоблено против русских. Командующий группой войск РККА в Фергане М. Сафонов, анализируя причины роста повстанчества, отмечал, что «ограбленные родственники убитых и изнасилованных, избитые» превращались в кровных мстителей, примыкая к басмачам568.
Рано началась Гражданская война и на территории современного Казахстана. Семиреченский войсковой атаман А. М. Ионов писал в апреле 1919 года А. В. Колчаку о драматических последствиях столыпинского переселения в область до 200 тыс. «отбросов Европейской России», главной движущей силой которых стала зависть к зажиточным казакам и крестьянам-старожилам569. В Семиреченской области с конца 1917 года велась почти непрерывная борьба красногвардейских отрядов (преимущественно из новоселов) с формированиями Семиреченского казачьего войска. Против казачества шла война на уничтожение. Когда в апреле 1918 года казаки во главе с хорунжим Бортниковым совершили налет на город Верный, освободив войскового атамана, в ответ по решению областного совнаркома был проведен террор против интеллигенции и «богатого класса»: в Верненской тюрьме убили до 40 человек, в том числе члена Турккомитета О. А. Шкапского, видного общественника, «исключительно энергии которого Семиречье обязано введением городских и земских самоуправлений»570.
К концу мая 1918 года советские войска за отказ отдать хлеб разгромили казачьи станицы, примыкавшие к Верному. В станицах красные убивали всех офицеров, священников, интеллигентов, многих рядовых казаков. В Больше-Алматинской станице каратели вывели всех сдавшихся мужчин на площадь и расстреляли. Разграбив хозяйства, большевики сожгли станицы, выселки и хутора, оставив без крова 6 тыс. семей. Для окончательного подавления в Северное Семиречье из Верного в начале июня был направлен красногвардейский отряд И. Е. Мамонтова численностью в 1200 сабель. Двигаясь на север, каратели оставляли «реку крови от истребления казаков и их сочувственников»: 19 июня произвели массовые казни в станице Копальской, затем разгромили три крупных селения на тракте от Сергиополя к китайскому городу Чугучаку (станицу Урджарскую и старожильческие села Маканчи и Бахты), причем остававшиеся на месте жители были перебиты, а «окрестные киргизы (казахи. А. Т.), не успевшие откочевать, вырезаны большевиками включительно до грудных младенцев»571.
В богатом поселке Маканчи (Ивановское) красные 14 июля убили всех обнаруженных женщин и детей, забросав их телами колодцы, а сам поселок сожгли. Разложение трупов в жару сделало уничтоженное селение в полном смысле мертвым местом: из белых частей 16 августа 1918 года докладывали, что занять сожженный Маканчи не удалось, поскольку там «все заполнено трупами и даже в колодцах, почему подойти к Маканчам нельзя». В этом поселке был «зверски сожжен» и член Учредительного собрания алашординец Отунчи Альджанов. Больше всего пострадала Садырская волость Лепсинского уезда, где вырезали свыше 5 тыс. жителей. Военные сводки белых отмечали: «Большевиками уничтожены целые киргизские волости»572.
Бешеное вырезание казахского населения Семиречья объяснялось не только его враждебностью к большевикам, но и свежей памятью о жестокостях восстания 1916 года573, когда в Туркестане пострадало 8 тыс. русских семей, из которых 6 тыс. потеряли все имущество (особенно в Семиречье). Дипломатический чиновник писал, что дома беззащитных русских переселенцев Семиречья казахами сжигались, имущество расхищалось, «мужское население беспощадно вырезалось, а женщины и дети уводились в горы, где подвергались всяческим надругательствам»574. В Семиреченской области за 1916 год было сожжено 1300 усадеб, убито 1905 русских, а 1105 пропало без вести (в основном исчезли женщины, уведенные в плен)575. Вернувшиеся с фронта в 1918 году русские крестьяне-переселенцы яростно мстили казахскому населению за разорение своих хозяйств в ходе восстания.
Сведения о невиданном красном терроре в Семиречье немедленно и широко распространились. Российский консул в Урумчи А. Л. Дьяков телеграфировал в Пекин 19 июня, что большевики «в Верном и уезде учинили зверства[,] небывалые доселе нигде. Каторжане заседают комиссарами, грабят, убивают противников, сжигают живьем и насилуют массу женщин. Ужас Семиречья небывалый. Китайских подданных мусульман перебито пока свыше тысячи». О том же писал и российский консул в Кульдже: большевики Семиречья лица с уголовным прошлым, которые поголовно истребляют казаков и мусульман, сжигают живьем брошенных при бегстве женщин576. Местное казачество и представители казахской Алаш-Орды 29 июня 1918 года телеграфировали в штаб Степного Сибирского корпуса, Семиреченскому войсковому атаману и в Алаш-Орду: «В Верненском уезде совершенно уничтожены станицы Малая, Большая, Каскелен, Тастак, некоторые киргизские, старожильческие селения. Большая часть населения без различия полов, возраста вырезана большевиками По декрету облсовета казаки лишены звания, земли и общественных прав и киргизы ограничены в правах»577.
В ответ белые, разгромившие отряд И. Е. Мамонтова, не брали пленных, уничтожали население переселенческих сел, поддержавших большевиков (из 150 тыс. новоселов Семиречья от 10 до 15 тыс. присоединились, по данным М. Тынышпаева, к большевикам), а впоследствии так объясняли упорство красных, яростно защищавших город Верный: «Среди казаков (наиболее богатая часть населения), считавших себя собственниками края, была пропаганда уничтожения всего не казачьего населения. Это известно всему краю. Поэтому теперь большевики на все призывы сложить оружие отвечают: Отступать нам некуда сдаваться не можем, потому что нас перебьют безоружных»578.
В июне 1919 года комитет экономической политики колчаковского правительства отметил, что к весне убытки оседлого населения области составили 185 млн рублей, а одних казахов при уничтожении целых аулов было убито до 10 тыс.579 Тем летом в районе селений Петропавловское и Черкасское были сосредоточены беженцы члены семей большевиков, окруженные войсками Б. В. Анненкова, до 40 тыс. душ на 40 квадратных верстах. В конце августа генерал-майор Н. М. Щербаков сообщал, что накал противостояния старожилов и новоселов на Семиреченском фронте приобрел крайние формы: «буквально все бабы и дети принимают участие в борьбе при атаках бабы с вилами прикалывают наших раненых. Я сам лично наблюдал, когда дети занимались подносом патронов и т. д.»580
Большевики подтверждали, что конфликт в Казахстане не подчиняется их идеологическим схемам. Работник Главного штаба войск Туркреспублики, обследовав в июле 1919 года Семиреченский Северный фронт, докладывал: «борьба происходит не партийная, а просто вражда казаков с крестьянством, людей, борющихся за идею коммунизма, слишком малый процент». Фронтовой лектор Трофимов сообщал в политотдел Семиреченского Севфронта, что «о партии и ее задачах большинство армейцев или совсем никакого представления не имело, или имело уродливые, невыгодные для партии понятия», причем «настроение громадного большинства фронтовиков было остро-враждебным»581.
Ниже мы оспорим мнение известного исследователя М. В. Шиловского о том, что «первая» советская власть в Сибири «при всех ее изъянах и пороках не практиковала массового насилия, прежде всего в силу своей слабости»582. Так, большой кровью сопровождалось установление советской власти в Иркутске. Юнкера и казаки с 8 по 17 декабря 1917 года вели в городе жестокие бои с большевиками, на стороне которых выступило немало уголовников. Красногвардейцы не только обстреливали Иркутск из орудий, но и совершили массу грабежей, поджогов, убийств и изнасилований. Подкрепления красных, задавивших юнкеров численностью, прибывали порой без оружия, но зато с четкими планами мародерства, пустыми мешками и повозками. В результате боев погибло свыше тысячи человек, включая до 200 гражданских лиц583.
Чтобы заставить сдаться «буржуев», черемховские анархисты зажгли центр Иркутска. Красный штаб «ворчал на это, что черемховцы допускают недопустимые приемы борьбы, что в другое время это было бы подведено под ст[атьи] уголовных законов. Но черемховцы знали, что цель оправдывает средства»584. Другой мемуарист рассказал о беспощадности и к своим, когда юнкера «человек пятьдесят [наших] пленных посадили на крышу своего штаба, чтобы мы не обстреливали его. Обстрел мы не прекращали. Человек двенадцать убили»585.
Бессудные расправы при «первой» советской власти происходили повсюду и в городах, и в сельской местности, а отношение к многочисленным арестованным изначально не отличалось гуманностью. В конце января 1918 года солдаты 39‐го полка в Томске самосудом убили и ранили 10 арестованных. Вышедший из Иркутска в январе 1918 года небольшой красный отряд, достигнув Киренска, мародерствовал и расстрелял целый ряд местных жителей586. А крупный отряд черемховских рабочих-анархистов, выступивший в конце 1917 года на Иркутск, публично, с целью «воспитания» своих отрядовцев, расправился в пути с тремя пойманными разведчиками: «После допроса офицеры были расстреляны при всех черемховцах» (здесь же автор мемуаров указывал, что впоследствии сами черемховцы, захваченные белыми в плен, мирно содержались в Иркутске в качестве заложников)587.
Пробиравшихся на Дальний Восток к Г. М. Семёнову весной 1918 года офицеров и кадетов часто вылавливали и расстреливали: на станции Слюдянка (в 100 верстах от Иркутска) было уничтожено до 400 офицеров588. В достоверность этой цифры, приведенной А. В. Колчаком, верить можно: так, 12 марта на этой станции по распоряжению комиссара Дашкова были задержаны и расстреляны девять кадетов Иркутского корпуса в возрасте от 13 до 16 лет и прапорщик Вторушин589.