Все участники проекта охотно и приподнято являлись на проплачиваемые Джоном пиршества, иначе эти оргсобрания не назовешь, проводившиеся неизменно в отеле «Ричмонд». На робкий вопрос Кранцева, зачем устраивать столь дорогостоящие встречи в «Ричмонде», когда то же самое с успехом можно сделать в ближайшем кафе, Джон с расстановкой разъяснил ему, несмышленому, что в силу своей принадлежности к «определенному» кругу общения он «обязан» появляться регулярно в пятизвездочных местах типа «Ричмонда», иначе его собратья по бомонду решат, что дела у него пошли на спад, он обеднел и выпадает из «их» круга. Но, признаться, больше всего Джон любил проводить время в компании Кранцевых, вернее, Светы, к которой он воспылал особой нежностью, лишенной какой бы то ни было двусмысленности. Простодушная Света с ее правильным славянским лицом, ладной фигурой и чистыми помыслами откровенно нравилась простодушному Джону. Он так и сказал: без всяких задних и передних мыслей. Скорее всего, такое чувство она вызвала у богача, видимо, потому, что с самого начала восприняла его абсолютно вне контекста богатства, как обычного, сердечного и обделенного душевным теплом мужчину. Действительно, родственнички: вторая жена Мелина с ее дочкой и взрослые дети от первого брака, Роберт и Ирини, не баловали старика вниманием, редко посещали его в Женеве, но, судя по всему, усердно тратили заработанные им деньги на достижение разных менее и более дорогостоящих целей, включая регулярную смену автомобилей, игру в казино и отдых на фешенебельных мировых курортах.
Самой любимой забавой Джона были, как он их называл, «эскапады», когда он сажал Кранцева за руль своего «Бентли», сиротливо стоявшего в гараже, и они втроем вырывались «на свободу из мира богатых» в соседнюю Францию, поесть мяса, жаренного на угольях, в незатейливом ресторанчике на вздыбившейся над Женевой горе Салев, или свежевыловленных из озера карасиков в очаровательном савойском городке Аннеси в тридцати километрах от Женевы, где практически не было риска, что Джона за столь прозаическими занятиями, со столь неродовитыми спутниками увидят напыщенные члены его «круга избранных». Они дурачились со Светой, как дети, толкались, обнимались, учили друг друга нехорошим словам на русском и греческом языках, она заботливо поправляла Джону сбивающийся набок галстук, подавала расческу, когда ветер растрепывал его редкие седые волосы, или зажигалку, когда наставал черед курения, а курил Джон все подряд от крепких «Голуаз» до редких бразильских сигар. Ей же доверялось, как бы на правах секретаря, отвечать на звонки мобильного телефона редкой тогда еще игрушки, которую Кранцев видел впервые. Иронично глядя на эти забавы, он безмятежно улыбался и потягивал, как правило, добротное вино, заказанное сначала по просьбе Джона, а потом и по своему выбору. Волноваться было не о чем он знал свою Свету, ее цельный, неподкупный характер и верность выбору, который они сделали недавно, оставив без движения в Москве свое прошлогоднее заявление о разводе. Хорошо, когда есть деньги, думал он, и когда можно вот так, не задумываясь, тратить их на общение с приятными тебе людьми.
Джон никогда не заговаривал с ним о личных делах. Только однажды спросил, какая у Кранцева годовая зарплата. Тот не привык к такому исчислению хватило бы до следующей зарплаты. Услышав ответ, миллионер грустно улыбнулся.
Надо что-то придумывать, мой мальчик, сказал он. Дальше так продолжаться не может. Коммунистической России больше нет, а с ней должно исчезнуть и прозябание, по крайней мере, таких образованных профессионалов, как вы со Светланой.
Узнав, что в ООН платят намного больше, он тут же решил:
Я поговорю с господином Павловским, но сначала надо сделать концерт. А потом будет видно, не ООН, так что-нибудь другое поищем, у меня, например, жаль вот только, что ты не экономист А что еще умеют делать дипломаты? он лукаво улыбнулся. Нет, нет, я уже понял, ты не кажеби, не те повадки, а все-таки, что делать можешь?
Кранцев вспомнил про Рицци и робко ответил: устанавливать и развивать деловые контакты, вести переговоры, неважно по какому сюжету
Ну, уже лучше, снова улыбнулся Джон, ну, и сколько это умение стоит, по-твоему?
Пока еще простой советский дипломат, Кранцев никогда не слышал такой постановки вопроса применительно к себе и лишь пожал плечами: кто больше даст!
Две-три недели подготовки концерта пролетели незаметно, и день Д наконец настал. Группа юных российских талантов во главе с импозантной руководительницей программы «Новые имена» Маргаритой Михайловной Крюковой благополучно прибыла из Москвы рейсовым самолетом и была размещена в гостинице постпредства РФ, хотя Джон и был готов оплатить подходящий отельчик в городе. Вечером, к назначенному времени, через открытые северные ворота Дворца Наций к главному залу заседаний ООН потянулась кавалькада шикарных авто, неспешно высаживая у входных ступеней приглашенных ВИП-гостей, один другого именитее. Накануне, старательно, Джон и Павловский лично выверяли и утверждали составленный Кранцевым список почетных гостей. По мнению Джона, самыми почетными, разумеется, выглядели прибывшие из Лондона, «заангажированные» и проплаченные его греческими друзьями, три-четыре пары, «близкие к британской королевской семье». Для гендиректора Дворца Наций важнее было, конечно, присутствие его коллег руководителей других международных организаций, расположенных в Женеве, а также постпредов ключевых стран при ООН, начиная с постпреда РФ. Все явились почти без исключения и заполнили первые три ряда. Выступление милых юных виртуозов из России вызвало всеобщий восторг избалованной публики, бурные аплодисменты не смолкали после каждого выступления, и поэтому концерт больше походил на важную международную конференцию. А Павловский, когда вышел вначале на сцену с приветственной речью, сиял от удовольствия, ему явно нравилось выглядеть организатором и распорядителем такого яркого и приятного зрелища, проплаченного к тому же единственным спонсором, который скромно приютился рядом с Кранцевым на краю второго ряда, чтобы легче было выходить, если позовут на подиум. Но его не позвали, имя МакТеррелла вообще никак не прозвучало, но привилегированная часть зрителей, человек сто из тысячи, собравшихся в зале, охотно проследовали после концерта в ресторан Дворца Наций на щедрый и богатый торжественный ужин. Джон тоже, в конце концов, был счастлив сидеть за столом между высокими представителями ООН и, как он считал, «посланцами британской короны». Единственное, что наивняк МакТеррелл спросил Кранцева после ужина, было, доволен ли концертом господин Павловский. Да Иван Ефремович и сам долго благодарно тряс руку греку, когда они, как только ушел последний гость, направились в бар принять дижестив. Щедрого и доброго спонсора, похоже, вполне удовлетворило рукопожатие «высокого лица», но когда, прощаясь уже за полночь, он многозначительно подмигнул Кранцеву, повернув взгляд в сторону Павловского, Артем понял, что концертом в ООН душка МакТеррелл занялся не только из любви к талантливым русским детям, а еще из симпатии к молодому русскому дипломату и его прелестной жене.
* * *
Между тем вялотекущая Конференция ООН по бывшей Югославии «плавно несла свои воды», ее участники проводили время в пустопорожних дебатах и производстве бесполезных резолюций. В перерывах по широким коридорам Дворца Наций царственно прохаживались сопредседатели вельможные госсекретарь США и британский министр иностранных дел собственной персоной. В любом случае Конференция была задумана американцами лишь как легальный способ наконец взять под свой контроль все Балканы, поскольку взрывоопасную обстановку или «очередной бардак», возникшие там одновременно с распадом СССР, страны лидеры ЕС, в силу непреодолимых разногласий и разницы в интересах, так и не сумели разрулить сами. Детонатором и застрельщиком развала неприсоединившейся Югославии, понятно, выступила Германия в отместку за поражения, нанесенные ей югославами в сражениях Второй мировой войны. А поскольку в те тяжелые и далекие времена усердными помощниками германских фашистов в истреблении сербов, евреев, цыган и коммунистов на югославской земле были хорватские фашисты-усташи под командованием своего фюрера Анте Павелича, их «заслуги» перед Германией не были забыты и Берлин первым быстро признал провозглашение независимости «братской» балканской страной. В ответ новые хорватские власти поспешили первым делом переименовать проспект Дружбы Народов в столице в проспект Федеративной Республики Германии (на хорватском звучит нежно Савезна Република Немачка). Германия также взяла на себя роль верного и деятельного защитника интересов Хорватии после провозглашения независимости, особенно после того, как после ожесточенных вооруженных столкновений на территории Хорватии была провозглашена, но никем не признана Республика Сербская Краина.
Однако Кранцев тогда еще, по наивности, не вникал в геополитическую подоплеку распада Югославии, исправно выполняя свои обязанности связного между постпредством РФ в Женеве и секретариатом Конференции в лице госпожи Денгерс. У него хватало своих личных дум о будущем трудоустройстве. В качестве связного, однако, он неоднократно присутствовал на переговорах представителей постпредств РФ и США в Женеве, всегда удивляясь и недоумевая, почему российские дипломаты приходили на переговоры со своим мнением (защита братьев-сербов!), а уходили с мнением постпреда США Джеймса Арчера, знаменитого тем, что в молодые годы он, юрист и начинающий дипломат, был в составе делегаций США на Нюрнбергском процессе и Потсдамской конференции. Один из его знакомых российских участников этих переговоров, как бы в шутку, но понизив голос, сообщил, что «такие инструкции они получают лично от министра Озерова». Сугубо про себя Кранцев удивлялся также тому, почему функции связной между постпредством США и югославской Конференцией выполняла сотрудница секретариата, а по совместительству супруга американского постпреда Сьюзи Арчер. Неужели только потому, что была сексапильной каланчой, прущей как танк? Поэтому вряд ли стоило удивляться, что у американцев, как всегда, все было схвачено и заметано.
Немало времени, как и все участники Конференции, Кранцев проводил в кафетерии делегатов Дворца Наций, в пустых разговорах со случайными собеседниками обо всем и ни о чем, переглядываясь с важным видом с проходящими мимо знакомыми. Все это напоминало ему известный анекдот горбачевских времен о том, как члены Политбюро в стоящем поезде, покачиваясь, изображают движение к неизвестной цели. Среди знакомцев в последнее время к нему присаживался с кофе и заговаривал некий Джеральд Бергтон, представлявшийся всем как Джерри. Кранцев беседовал с ним из чистого политеса, не очень помня, какую организацию Джерри представляет британское посольство, неправительственную организацию или орган прессы. Скорее всего, разведку, уж больно общительный какой-то. Разговоры с ним были ни о чем, но Джерри все чаще нажимал не на темы Конференции, а на вопросы о личном положении Кранцева, его настроении, планах на жизнь. По опыту общения с предполагаемыми сотрудниками спецслужб во Франции Кранцев испытывал интуитивное недоверие к слишком вежливому до вкрадчивости собеседнику и, как обычно в таким случаях, разыгрывал из себя простодушного дурачка.
Конференция конференцией, а родное постпредство Кранцева пока что продолжало жить по прежним, советским канонам, напряженно ожидая, поступит ли зарплата за текущий месяц или нет. Настроение было похоронным, так как никто не знал, что с ним будет в ближайшее время, но на всякий случай все готовились к сокращению кадров и скорому отъезду. Получилось же наоборот: на очередном совещании постпред Каменев объявил, что ввиду нехватки бюджетных средств текущие отпуска на родину отменяются до новых распоряжений Центра. Всем предлагается брать отпуск в Женеве, правда, отпускные, по вышеуказанным причинам, выплачиваться не будут. Слышать это было дико. Еще год назад совзагранработников под любым предлогом выпроваживали в отпуск на родину, в целях предотвращения бегства. Было строго-настрого запрещено проводить отпуск в стране пребывания и вообще за рубежом, как будто сбежать нельзя было в остальное время. И вдруг такая свобода или наплевательство? Бегите хоть все. По правде говоря, риск был невелик. Куда убежишь, если сбережений, накопленных за время командировки, с трудом хватало на скромную жизнь на родине до следующей командировки, а на Западе едва хватило бы разве что на полгода.
Да и кому они были нужны на Западе, дикие россияне ельцинской поры! Ситуация радикально изменилась. Россия в одночасье стала «свободной» страной на пути к «демократии», и, стало быть, отпали причины для политической эмиграции, а экономическая не пройдет: и без вас хватает нахлебников и побирушек из третьего мира. Обустраивайте сперва свою страну, а потом мы посмотрим, пускать вас или нет в зависимости от счета в банке. Хотя в то время открывать счета в иностранных банках еще запрещалось и строго наказывалось, Кранцев все же собрался с духом, пересчитал купюры, оставленные ему сибиряками, и заглянул в ближайшее отделение ЮБС Союза швейцарских банков, где ему довольно грубо объяснили, что выходцам из стран Восточной Европы, временно проживающим в Швейцарии, тем более находящимся в официальном качестве и не способным подтвердить происхождение своих денег, ЮБС счета не открывает. Он пожаловался Рицци и через неделю получил карточку своего личного счета, открытого в «Креди Суисс», куда и пристроил чужие деньги. Его распирала гордость от того, что во всяком случае теперь у него был свой счет в настоящем швейцарском банке. Оставалось лишь его чем-то наполнять, непременно чистыми деньгами, твердо решил Артем в память о папе-юристе, никогда не бравшем взяток. А еще подумал, что Швейцария удивительно чистая страна и живется здесь лучше чистым. Перейти в ООН Артем рассчитывал в октябре-ноябре и считал, что проведенный концерт юных талантов повысил его «рейтинг» в глазах гендира и, следовательно, его шансы на контракт. А пока требовалось лишь исправно выполнять свои функции в постпредстве.
* * *
После концерта вечерние посиделки у Джона и выезды с ним в ближайшие и дальние рестораны участились. Старик искренне радовался приходу молодой русской пары, особенно ее нежной составляющей. В таких поездках Кранцев потихоньку, не без робости, осваивал управление массивным автоматическим «Лексусом», который ему доверял хозяин. Угощения, заказанные в дом из лучших ресторанов и подаваемые ласковой филиппинкой Эльвирой, были изысканными, отборное вино лилось рекой.
Говорили обо всем о своей жизни, своих взглядах и вкусах, об истории своих стран, о православной вере. Всякий раз в этой части Джон доставал из-под воротника эксклюзивной рубашки со своими инициалами большой православный крест на толстой, как у новых русских, золотой цепочке, целовал его и правильно крестился за упокой своей матушки-гречанки. Говорили на корявом английском. В один из таких вечеров, когда Светлана отсела к телевизору, МакТеррелл наклонился к Кранцеву и, понизив голос, сказал:
Хочу попросит тебя об услуге, Артем Смог бы ты съездить в Москву по моим делам на разведку Посмотреть, что и как, почувствовать обстановку на месте пощупать контакты, если найдешь Думаю открыть у вас филиал моей фрахтовой или зерновой компании. Начальные поиски могу поручить только человеку, которому доверяю как тебе Потом подключу своих партнеров, помощников, адвокатов Если получится, найдем место и для тебя Например, моим представителем по связям с российскими властями Конечно, если захочешь когда закончится твоя дипломатическая командировка и вы должны будете вернуться в Москву
Голова у Кранцева не закружилась, но сердце окатило волной теплого, приятного волнения. Надо же. Добрый старик думает о нем. Настоящий друг. Простой ответ родился сам собой.
Конечно, Джон, с радостью Правда, пока нам не дают отпуска, но как только прояснится, охотно съезжу Кое-какие контакты у меня, кажется, есть Спасибо, что подумал обо мне.
Полные отпуска своим работникам постпредство, действительно, пока еще не давало, но, выслушав жалобные пояснения Кранцева о необходимости поездки для встречи с пожилыми родителями, постпред Каменев, партиец-гуманист, подписал разрешение на поездку за счет командировочного, сроком на неделю. Лететь туда имело смысл в субботу, чтобы воскресенье провести с родителями, а обратно тоже в субботу, и тогда пять полных дней будет на выполнение дела, порученного ему Джоном. Кранцев пока еще толком не знал, с какого конца начать происки. Джон оплатил авиабилеты и с отцовской улыбкой вручил Артему пухлый конверт с франками на личные и служебные расходы.