Я родилась в этой квартире, удалось найти архивы. Сейчас в Таджикистане русских вырезают, мы собрались, и поехали в Ленинград. Вот родню ищу. Твоя фамилия Трубина?
Нет, я Семенова по мужу, а в девичестве Ленская. Трубиной была покойная мама Миры, но она почему-то не сказала об этом странной женщине, у ног которой стояли два потертых картонных чемодана, перехваченных веревкой.
Значит, никто из Трубиных блокаду не пережил. Вздохнула женщина, подняла чемоданы и пошла к лифту.
Мира вздохнула с облегчением. А потом целых полгода во сне она бежала по лестнице, чтобы остановить лифт, узнать имя и фамилию женщины, показать ей фотографию и прочитать сопроводительную записку бабули к ней. Но вторая Мира, неподвижная и темная стояла в двери, раскинув руки и приговаривала если признать родню, надо поселить их к себе хотя бы на время. Приживутся, потом не выгонишь. А так ничего не знаю, никого не помню. Устроятся как-нибудь. Лифт достигал первого этажа быстрее, чем Мира. Гораздо быстрее. И когда она выскакивала на улицу, то не видела там ни одной живой души. Ледяной холод мигом проникал ей под халат, Мира принималась дрожать и сразу просыпалась.
Потом спустя пять лет, она специально изучила информацию о русских, которые на момент развала Союза, оставались в национальных республиках, и холодела от цифр. Оказывается, по данным переписи 1989 года, в теперешнем ближнем зарубежье, проживали и считали его своей родиной, 25 миллионов русских. Буквально через три года их число уменьшилось до 14 миллионов. Почти семь переехали жить в Россию, два с половиной миллиона перестали указывать в документах национальность «русский». В горячих точках русских вырезали семьями, особенно зверствовали в Таджикистане. Можно было уехать, а вот продать квартиру получалось не дороже, чем стоимость контейнера, для отправки нажитого. Мира часто думала куда отправила свой контейнер Лида. Она прочла бабушкину записку под снимком. До войны в семье было пятеро детей. Младшему полгода, старшему 11-ть. У невестки пропало молоко, и младенец скончался в 9 месяцев, двухлетнюю Лиду и пятилетнего Сергея отправили в эвакуацию без родителей. Поезд попал под обстрел и дети, скорее всего, погибли. Их следов найти не удалось. Ваня и Коля остались в городе. Ваня умер от голода в четыре, а Коля ушел к Неве за водой и не вернулся. Эмалированный бидон потом видели у девочки, лет десяти. У него было два скола по дну. Но девчушка показала на окно в подвал и сообщила, что бидон нашла там. Коля мог утонуть, поскользнуться и уйти под лед. Но тогда бы бидон остался у полыньи или утонул вместе с ним. Бабуля предполагает, что мальчика затащили в подвал и съели. К этому окну она носила букетики цветов. После войны там вставили раму и закрыли стекло решёткой. Букетики бабушка клала за решётку. А Лиду, Сережу, Ванечку и младенца Митю вносила в поминальные записки. И Мире велела ставить свечи и молиться за упокой их душ. В церковь Мира ходила редко, перестройка ставила перед каждым свои неотложные задачи. Надо было заработать на жизнь, учебу детей и на все возрастающие коммунальные платежи. Это был марафон, оглядываться и рефлексировать значит потерять темп. Мира не останавливалась и не грузила память лишней информацией. А вот теперь вспомнила этот сентябрьский день, спящую в кроватке Юльку и незваную гостью с чемоданами.
Что с ней стало? Почему не пришла еще раз? Кто теперь знает Она повздыхала и полезла на антресоли за семейными альбомами. Найдет снимок, разместит в одноклассниках, может, найдется тетушка и она попробует вымолить у нее прощение. За перестройку и развал Союза, за то, что не пустила в дом и не предложила кров. За сиротское детство. Она расскажет ей, как бабушка вспоминала каждого из своих детей. Из взрослых Трубиных она осталась одна, а тетя Лида с ее детьми тоже часть рода. Мирины внуки теперь чаще говорят по-немецки, а русских с каждым годом становится все меньше. Вот найдется тетка и все пойдет на лад.
Кот маг слушал мысли женщины и разрабатывал план своей поисковой операции. Он знал, что какая-то недобрая сила, с каждым часом все ближе подступает к дому. Энергия Миры вот ее цель. В Германию Мира летела самолетом, и можно сказать вскользнула из сети. Но теперь она вернулась, и Охотник больше не допустит промаха. Люди говорят, что врага надо знать в лицо, мага Вилли больше интересует его энергетический состав, особенно блок мотивации. Вилли уже знал, где искать следы пропавшей Лиды. Начнет с того, что ночью устроит совет с Памятниками.
Вон Мира уже положила на стол два семейных альбома, значит скоро погрузиться в историю рода Трубиных.
Альбом лежал открытым, энерго-родня сбилась в кучку и ждала начала сеанса. Мира даже провела пальцем по портрету бабушки и дедушки. Бабуля сидела на стуле с высокой спинкой, в кофте с широкими рукавами, и кофте под горлышко. Гладкие темные волосы разделены безупречно прямым пробором. Дедушка стоял за ее спиной, положив руку на плечо жены. Эту фотографию бабушка называла «свадебной». Но никакой фаты, никаких цветов и гостей на снимке не было. Внизу стояла дата март 1930 года. Через год и два месяца у них появиться первенец Коля, а потом Сережа, Ваня, Лидочка и Митя. И уже после войны в 1946-м, мама Миры, Мария Калиновна Трубина.
В гостиной зазвонил телефон, чтобы успеть ответить Мира пустилась по двадцатиметровому коридору бегом. Вилли проводил взглядом женщину и проворчал:
Для таких апартаментов нужен самокат, или хорошая память, чтобы не оставлять телефон где попало.
Так и было мы ездили на велосипедах. Ответил дед Андрей и закашлялся. Правда, телефон был один и висел в середине коридора. Громыхал как колокол, а уменьшить звук было нельзя.
Вилли на четырех магических лапах мчался за хозяйкой, Ванятка визжал от удовольствия от скорости, а дед Андрей плыл параллельным курсом предаваясь воспоминаниям.
Нет Юля, к дню рождения не вернусь.
Вилли остановился у двери и напряг слух. Магические силы надо беречь, а ситуацию он поймет и по простому разговору. Мире звонит дочь из Кельна. А у кого там намечается днюха? Боже! У самого Франца, и ровно через неделю. В принципе можно успеть. Прямых самолетов в Германию теперь нет, но можно лететь и через Стамбул. Было бы желание. А вот как с ним непонятно. Обида Миры на мужа давно прошла, они разговаривают по ватсапу каждый вечер. Франц днем делает фотографии сада и перекидывает их Мире, та подолгу рассматривает кусты, а вечером по пунктам выдает мужу задания. Какие пора подрезать, какие подвязать. Разговор течет плавно, голоса звучат ласково. Если кто-нибудь не собьётся на украинскую волну.
А как тебя в Питер занесло? Мы думали ты в Риге. Предложили Францу собраться, и всем месте прилететь туда. Поселиться в отеле, заказать столик ты придешь, отпразднуем, а наутро все вместе в аэропорт.
Заговорщики вы мои, Лаково проворчала Мира и шмыгнула носом. В родной, знакомой с детства квартире она сама себе казалась потерянной и брошенной.
Я бы не поехала, пока не объяснила ему, что мировое зло не русские, а глобалисты.
И кто они, эти злые глобалисты? Где живут? Чем промышляют? В голосе дочери звучал сарказм.
Живут везде, управляют американским правительством, хотят уничтожить Россию и забрать ее ресурсы.
Юля засмеялась.
Ресурсы наши правители давно отдали бесплатно, зачем уничтожать Россию?
Мира тяжело вздохнула, она понимала насколько велика угроза, но рассказать об этом просто и ясно не может даже Юльке, что уж говорить о Франце. Если для него слово «толерантность» означает нормально общаться с соседями, Эдвардом и Марисом. Где первый муж, а второй жена.
Франц считает, что Германию в 45-м победила Америка, а 22 миллиона русских, которые погибли в войне так это Сталин избавлялся о несогласных.
Вот что муттер, пока тебе там Соловьев голову окончательно не задурил продавай квартиру за сколько дадут и возвращайся домой.
Мира обещала подумать и попрощалась. Дед Андрей уныло полетел в угол, Ваня горько вздохнул, и тоже отправился на антресоли. Вилли поплелся за Маней на кухню, где она закрыла альбом и положила историю семьи на холодильник. Заварила себе кофе и нажала кнопку на пульте телевизора.
Глава 3
Мира приснилась сама себе в квадрате. Вот она сидит на высоком стуле и болтает ножками в белых колготках. Картинка в рамке, та самая, которая изображена на фотографии, с надписью внизу, «Ленинград 1976». Четырёхлетней девочке скучно сидеть, и она начинает сползать. Стул высокий, для нее тогда все стулья были высокими, кроме двух ее собственных из комплекта детской мебели, расписанных под хохлому. Наконец она на полу, рядом накрытый стол, на котором ее интересует только одно блюдо с пирожными. Мира хочет с самого утра эклер, и знает, что сладкое все будут есть, когда придут гости. Но девочка ждать не может. Она оглядывается, в комнате никого, забирается на стул напротив эклеров, протягивает руку, еще секунда и эклер окажется у нее. Но как раз в этот момент на детскую руку падает тень. Ребенок замирает, поднимает глаза и видит взрослую Миру, в тонком платье из бежевой ангоры. Мира взрослая укоризненно качает головой, а Мира маленькая удивляется в доме холодно, а на ней ситцевое платьице с оборками, по подолу и рукавами фонариками. Платье розовое, а оборки белые из капрона, как и огромный бант на макушке. Малышке холодно и обидно, она смотрит на взрослую Миру и начинает плакать. А та стоит у окна и просто качает головой
В коридоре раздается грохот, женщина просыпается и вскакивает по тревоге на полу стремянка, а вокруг никого.
Все начатое надо доводить до конца. Упрекает она сама себя. Вчера сложила лестницу и кинулась к телефону. Потом забыла убрать и вот результат проснулась от грохота. Она потащила стремянку к черному входу, прислонила там к стене и принялась вспоминать свой сон. Этот день рождения она не помнит, а начиная с семи лет, может в подробностях рассказать, кто приходил в гости, что подарили и какое платье ей выбрали на праздник. В школу она пошла в неполные семь. День рождения Миры 7ноября, получался двойной праздник. Многочисленные знакомые и родня собирались у них после парада и дожидались за столом праздничного салюта. До Литейного моста идти от дома не больше семи минут. Взрослые за большим столом в гостиной отмечали красный день календаря, а дети в маленькой комнате за круглым столом думали, что красным, этот день считают потому, что это её праздник. Получалось всегда значительно и масштабно. Потом 7 ноября, как праздник в государственном масштабе отменили, но в Мириной памяти этот день остался как самый лучший, хотя и самый холодный. Даже лучше Нового года, потому что под елку подарки клали всем, а 7 ноября их приносили только ей. Чего это она вспомнила свой день рождения? Мира сны никогда не игнорировала, может потому, что особое внимание им предавала бабушка. Каждое утро она пересказывала свои видения за завтраком, Мира пропускала информацию мимо ушей, пока не убедилась, что бабушкины сны сбываются.
Первая четверть в пятом классе подходила к концу, скоро в табель выставят оценки, и она заранее думает как этот документ спрятать от родителей. В четверти по математике ей грозила, хорошо если тройка, а если списала контрольную неудачно, то вообще может получиться пара. Позор конечно до сих пор в ее табеле красовались пятерки и четверки. Но математика предмет трудный, отвлекаться на уроках нельзя. А у нее трагедия, Колька Андреев пересел за парту к новенькой. Они постоянно шепчутся и почти упираются головами друг в друга. Мира сидит в другом ряду, заставляет себя не смотреть в их сторону. Получается плохо, ей кажется, что и за ней теперь наблюдает вся школа четыре года она и Колька не просто сидели за одной партой, а и домой ходили вместе. Их уже перестали дразнить женихом и невестой, а жаль Мира как влюбилась в Алексеева в первом классе, так и любила его до самого выпускного. Потом она научилась носить маску безразличия, но в пятом классе еще не умела. Так что думала на уроках не о новом материале, а о том, что там Колька шепчет новенькой. Вот тебе и результат грозит неуд по математике. Сидит она, печалится, а бабушка сон рассказывает:
Вижу снимает Леня с крючка, вот этот ремень. Бабуля тычет пальцем в грубый толстый ремень с железной бляхой, и продолжает А Мира уже лежит на лавке привязанная, лежит, молчит, а Леня идет к ней и говорит: «Если посчитаешь, сколько пятерок за неделю надо получить, чтобы в четверти получилось четыре, шлепну один раз. Мирка считает вслух четыре двойки и три тройки уже есть. Получается 15 баллов. Ленька замахивается: «Считай правильно!», Мира быстро умножает и складывает. Ответ 16 ть. Потом говорит: «Три хватит».
Бабушка замолкает, а Мира спрашивает.
Почему именно три?
Бабуля загибает пальцы число оценок семь. Отец требует четверку в четверти. Перемножаем семь на четыре 32, отнимаем общее число баллов, это 16, получается, не хватает
Шестнадцать. Мира опускает глаза, бабушка смотрит на нее в упор, ждет:
И
Три пятерки за неделю Это надо весь материал выучить.
Сон помог, бабушка нашла репетитора. Табель не испортили, а у Кольки, Мира усмотрела кривые зубы и поразилась ну как она могла влюбиться в такого?!
Спустя три года она конечно догадалась математичка, которая учила считать и умножать еще Мирину маму, позвонила бабуле и описала ей печальную картину. А та уже смогла придумать нужный сон и эффективную мотивацию. Нет, не ремень. Его, девочке отведать не пришлось ни разу. А вот стыд перед семьей это серьезно.
А к чему ей приснился свой день рождения на четыре года? Покончив с кофе, Мира вычислила причину через неделю день рождения Франца. Каждое 15 июня она пела ему «хэппи бёздей ту ю», а Франц лежал в кровати и улыбался. Толстый, седой, а улыбался как ребенок. Мира дарила ему очередную машинку коллекция моделей составляла уже 98 штук. Родня договорилась, что 15 июня у Фрица будет сто моделей. Она тут же вспомнила, что видела в строительном магазине модели грузовых машин с деревянными кабинами. Такие, один в один, есть на старых фотографиях бабули. Купит и отправит фотку, а привезет, когда вернется. А когда она вернётся? Продать квартиру быстрее, чем сдать. Но этот шаг она сравнивает с эвтаназией половины души. Не может она продать отчий дом, и патефон выбросить рука не поднимается, и старый стул со сломанной ротондой на спинке, выкинуть она не в состоянии. Что-то невидимое, но очень сильное удерживает её от окончательного разрыва. Вот Юлька с мужем укатили легко, а она там в Лейпциге, во сне через день возвращалась сюда
Вилли сидел напротив и молча ворчал:
Что держит, что держит, родное гнездо. Не даром говорят у вас же: «Где родился, там и сгодился». Можно конечно вколотить в память историю семьи, дома и города, прихватить с собой символы, альбомы, вазочки разные, и с чистой совестью возвращаться в Лейпциг. Проблема с чистотой совестью, просто так сущности, в осаду, ни дом ни Миру брать не станут. А тут целая мобильная бригада. От квартирантов прятались, а стоило Мире порог переступить разлетались по всему дому. Радуются.
Коту вчера показалось, что Мира вспомнила момент, в котором зародилась беда. Но она вспоминала так много и так сумбурно, что выделить с уверенностью главное, сколько кот не ломал свою мохнатую голову, так и не смог. Даже половину уса от усердия сгрыз не вычислил.