Падший-то он падший, но краси-и-и-ивый! Он сверзился с небес прямо на змия: ангел орет, и змей вопит во всю открытую пасть. Завопишь, когда на тебя с такой высоты мужик свалится!
Мы обедали, а обед это не обязательно обеденное время, это с полудня до позднего вечера обычно на площади Санта-Анна. Очень удобное для нас место в двух минутах ходьбы от гостиницы. Достаточно просторная, опять же, вся в столиках и с двумя детскими загородками, для поменьше и для побольше, поэтому там можно было безболезненно сидеть часами.
Между столиками бродят музыканты, они сначала играют, а потом ходят деньги собирают. Самым, на мой взгляд, прикольным мьюзик-мэном был молодой парень с дудочкой, который почти бежал вокруг столиков, высвистывая «Вихри враждебные веют над нами» И тут я поняла, что музыка не только вечна, но и безгранична
Вот еще о красоте. Какой должна быть испанка? Согласно Мериме, стройной, в красном платье в талию, с розой где-то за ухом, и глазами так: сверк! Старик Мериме отстал от жизни. Вот она, типовая испанка двадцать первого века: вся в серо-коричнево-черном. А во что ей, бедняжке, одеться, если хит сезона цвета застиранной дерюги, они на каждой витрине и во всех торговых залах. Первое, что еще издалека бросается в глаза колышущийся монгольфьер задницы, обтянутой лосинами, слегка не дотянувшими до сакральной точки, где спина разделяется на две половины самой весомой части женского организма.
Небольшая часть задницы дополнительно выделена рельефом трусов. Верхняя часть испанского тела прикрыта сереньким полуперденчиком на пару размеров меньше, чем надо бы, что подчеркивает каждую складку на спине, а спереди кокетливо приоткрывает нависающий над лосинами живот. Ансамбль неплохо дополнить вытертой мятой курткой фасона «Сантехник». Завершающий штрих кусок жеваной застиранной мешковины, намотанный на шею. Очень практично: и не дует, и руки можно вытереть, и пол при случае вымыть. Нельзя обойти своим вниманием обувь. Безусловно, любую женщину украсят стоптанные, сложившиеся гармошкой угги, но не стоит пренебрегать и пляжными шлепанцами на босу ногу, прекрасно сочетающимися с шубкой из искусственного скунса. Китайские кеды тоже неплохо смотрятся с любым ансамблем.
Да, иногда на улицах можно встретить старушек в лакированных туфлях и отглаженных пальто, но их может оправдать только то, что последние лет двадцать они не покупали себе новой одежды.
Об искусстве одеваться поговорили, поговорим о других его видах. Испанцы и сами все очень артистичны, и в других эти качества уважают. Музыка звучит повсюду. Стоит только присесть за уличным столиком кафе, как рядом уже кто-то нарисовался, с гармошкой или гитарой. Про это уже было.
Вот на площадь Пуэрто дель Соль, Ворота Солнца, в самом центре Мадрида вышел ансамбль дома престарелых села Нижние Глухари. Десяток пузатых старичков в сомбреро диаметром с колесо КамАЗа нестройно дуют в трубы, бренчат, стучат и поют самую популярную в Испании песню «Ай-яй-яй-яй, что за девчонка» Вокруг них человек пятьдесят испанцев радуются, подпевают, а кто-то уже и пляшет. Ну, чисто дети! Если протиснуться сквозь толпу, заполняющую эту площадь, как троллейбус в час пик, на другом ее углу можно обнаружить клоуна, что развлекает народ, посвистывая, пританцовывая, и, бросаясь под проезжающие мимо машины. Здесь, вообще, царит разнузданное веселье, у нас так не хохочут и в цирке на Цветном бульваре.
Тридцать первого октября был День Всех Святых, Хеллоуин. Всю ночь на Пуэрто дель Соль и прилегающих улицах было не протолкнуться среди чертей, ведьм, уродов и страшил, зачастую выкатившихся сюда с детскими колясками, в которых тоже сидели чертики, ведьмочки, уродцы и страшилки.
Так напраздновались, что на следующий день в округе не работал ни один магазин за исключением китайских суперсамчиков и огромного торгового центра Корте Инглезе, около которого к открытию в одиннадцать часов утра в понедельник собралась ожидающая покупок толпа. Так же были замечены длинные очереди туда, где продавали лотерейные билеты, видимо, первое число месяца день эмиссии новых серий билетов, и шансы на удачу выше. Испанцы помешаны на удаче, отсюда их страсть и к лотереям, и к корриде.
А еще мы были в музее Прадо, что, вообще-то, не в наших обычаях. Чего веселого-то, полчаса в очереди за билетами простоишь, безопасность пройдешь, все с себя в камеру хранения сдашь, уже и в буфет охота, а тут искусству предаться надо. И все лишенства ради того, чтоб тебя снизу за штаны дергали и ныли: «Ну, пойдем уже отсюда не интересно где мороженое пѝсать хочу». Вот и предайся тут высокому. Но, стиснув зубы, до Гойи мы все же дошли а его по трем или четырем углам музея разбросали и насладились, а также остальными мурильями и эль-греками.
Младший Тихон вряд ли запомнил что-нибудь кроме мороженого, честно выданного по выходу на улицу, а вот старшему Матвею, большой все-таки, пять лет, всю дорогу я внушала, что самое интересное ждет нас впереди. На каждое следующее ровно через пятиминутный промежуток его предложение бросить уже, наконец, эти картинки и переместиться в буфет к картошке фри и кока-коле, я выпевала:
Погоди, вот мы сейчас дойдем до страшных черных уродов, тебе понравится.
Да простит нас художник.
И мы дошли-таки до «Черного Гойи»!
И спустя полгода я была вознаграждена за свои старания. Нянька в детском саду сказала мне:
Я детей сегодня на прогулку одеваю, а Матвей мне и говорит: «Я был в музее Прадо и видел художника Гойю». Я аж присела. Я это слово: «Гойя» только недавно узнала, сериал по телику смотрела.
Воот! Водите малышей по музеям, повторяйте им раз за разом наматывайте информацию на катушку мозга. Обязательно откликнется.
Я Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворон,
слетая на поле нагое. Я Горе. Я голос
Войны
(Андрей Вознесенский)
Возьмем жизненную канву, как это нынче принято, в Википедии.
Франси́ско Хосе́ де Го́йя-и-Лусье́нтес родился тридцатого марта 1746-го года в Фуэндетодос, близ Сарагосы. Умер шестнадцатого апреля1828-го года в Бордо. Испанскийхудожник и гравёр, один из первых и наиболее ярких мастеров изобразительного искусства эпохи романтизма.
Но этого слишком мало о Гойе. Все-таки он прожил больше восьмидесяти лет, захватив два века, и восемнадцатый, и девятнадцатый.
Сарагоса некогда блистательная столица королевства Арагон, ныне, во второй половине восемнадцатого века, утратила прежний лоск. Но эти старые соборы, величественные, возвышающиеся над водами Эбро
Эта мавританская крепость Альхаферия, где теперь сидит, как паук в центре страшной сети, инквизиция
Эта площадь Пилар с мэрией и биржей, где вечная суета, где целый день вертится пестрая многоликая, разноголосая толпа
Возможно, все это вкусное многоцветие и повлияло на выбор профессии младшего сына небогатого идальго. Так или иначе, Франсиско стал учеником местного художника Лусана-и-Мартинеса.
Юность его была чередой неудач. Провал за провалом на академических конкурсах. И даже его приятель, Франсиско Байеу, будучи членом жюри одного из конкурсов, протолкнул на первое место своего брата Рамона. Как говориться, дружба дружбой, но семейная рубашка ближе к телу. С семейством Байеу Гойя будет связан всю жизнь. Не добившись признания на родине, Гойя уезжает в Италию. А куда же еще ехать, если ты решил стать художником?
Чем занимался Гойя в Италии доподлинно неизвестно. Кочевал из одной художественной мастерской в другую, смотрел, изучал манеру письма и средства живописцев. Учился вприглядку, одним словом.
И это сработало. На конкурсе Пармской Академии художеств «Римлянин», как назвал себя Гойя, получает вторую премию. Правда, не без упреков в «резкости колорита».
По возвращении в Испанию, в Сарагосу, Франсиско Гойя быстро становится знаменитым. Он много работает, пишет жанровые сценки, исторические картины, портреты, картоны для ковровой фабрики, расписывает церковь дель-Пилар.
И в каждой работе видна рука настоящего мастера. Тогда же давнишний приятель Франсиску Байеу знакомит Гойю со своей сестрой. Гойя был в восторге от Хосефы. Дружба была, мягко говоря, бурной. И, как говорил Тристан, слуга Теодоро из «Собаки на сене»:
И дружба эта так в сестре сказалась
Пришлось жениться. А что делать, если невеста уже на пятом месяце.
Бедная Хосефа, или по-домашнему Пепа Она рожала год за годом, дети умирали. Из пяти, а некоторые утверждают, что и более, детей выжил только один мальчик Франсиско Хавьер Педро. Он, как и отец, стал художником. А Пепу жалко. Как это постоянно ходить беременной, рожать, крестить и хоронить своих младенцев? А потом муж и вовсе забыл о ней. Тридцать девять лет замужества, тридцать лет она была терпеливой соломенной вдовой. Почему?
Гойя написал лишь один ее портрет. Да и то неизвестно, ее ли.
Он стал вхож во дворец, получил звание придворного художника. Зачем ему Пепа?
Про дворцовые интриги, про запутанную связь художника с герцогиней Альба я писать не буду. Про это прекрасно рассказал Фейхтвангер. Почитайте сами его роман «Гойя, или Тяжкий путь познания». Франсиско Гойя и Каэтана Альба самая темпераментная пара, как про них говорили современники. Их не смущали ни разница в происхождении, ни положение, ничего.
Вот свою Каэтану Гойя писал постоянно. Когда она любила его в образе красавиц. Знаменитые картины «Маха одетая» и «Маха обнаженная» написаны с нее. Когда овдовевшая и теперь уже свободная герцогиня нашла себе нового любовника в виде ведьм, глупышек или потаскух. И она вернулась к нему. И сколько бы еще женщин не было в его жизни, Каэтана оставалась самой любимой.
Посмотрите фильм Милоша Формана «Призраки Гойи». Там любовь и страдания, безумие и инквизиция, католические священники и наполеоновские чиновники, утерянные дочери и недостойные отцы.
И Гойя.
Болезни, глухота Но художник постоянно работает, создает шедевр за шедевром.
1808 год страшный год для Испании. Оккупация французской армией. Мадридское восстание. Гойя больше не получает жалования придворного художника. Он вспоминает свое забытое ремесло гравера, создает серию офортов «Бедствия войны». А кроме того картины «Литье пуль», «Изготовление пороха в горах Сьерра де Тардиента», «Похороны сардинки».
Тогда же умирает давняя покровительница художника герцогиня Альба, а несколько позже и брошенная жена Гойи Хосефа.
После реставрации в Испании власти Бурбонов в 1814-ом году, новый король Фердинанд VII, не любивший Гойю, все же вернул ему жалование и заказал ему картины в честь новых событий, в которых участвовал двор. И другие власть предержащие особы тоже обращаются к художнику, заказывают портреты. Это позволило Гойе в 1819-ом году купить новый дом в сельской глуши и уехать из Мадрида.
Это был тот самый «Дом Глухого», который Гойя расписал сначала пейзажами, а затем в последние годы жизни, опять перенеся тяжелейшую болезнь, известными сценами, бичующими вечное безумие и напасти человечества. Тот самый «Черный Гойя», которым мы так завлекали нашего сына.
Больной и старый
Да?
Но тогда же у Гойи появляется новая подруга жизни, Леокадия де Вейс. Из-за связи с художником эта дама даже развелась с мужем-предпринимателем, если это слово уместно для девятнадцатого века. У них рождается дочь Росарита. Всем семейством, можно выразиться и так, они уезжают во Францию, в Бордо. Как бы в отпуск. Отпуск неоднократно продлевался, и четыре последних своих года художник дожил во Франции. Не бедствовал. Много работал.
Он всю жизнь очень много работал.
Кроме Гойи, удалось также встретиться с Матиссом, но это уже в Альгамбре было.
О, Альгамбра! Прекраснейший город на земле, ты словно рубин, сверкаешь в пламени заката Отвлеклась
Уезжали мы из Мадрида в Севилью поездом с вокзала Аточа. Вокзал сам по себе очень интересный. Он старый, собственно, ровесник железной дороги, все современное нутро у него запрятано куда-то вниз, а два старых здания перекрыты полукруглой крышей, куполом не назовешь. Очень масштабно. Ввидимо, между ними раньше поезда и отъезжали, как у нас на Варшавском и Витебском вокзалах. Между старыми стенами что-то вроде сквера или даже парка, пальмы, фонтан, скамейки, обжорки. Взгляд уперся в вывеску ресторанчика «SAMARKANDА». И сюда простерлось влияние постсоветского пространства. К слову, шире всего разворачиваются в Испании украинцы. Около Плаза Майор есть старый рынок Святого Мигеля. Ну не очень и старый, 1915-го года издания, что в прочем не важно, так там помимо банальной продажи рыбы-хамона, по всему периметру выставлены прилавки с выпивкой и закуской, и рынок превращен в этакий мульти-ресторан. Он, говорят, и ночью работает, но мы только днем заходили. Так вот. Сидим, пьем херес с тапасами, рядом прилавочек, чую в нем что-то родное, приглядываюсь: баранки висят, блины лежат, бутылки со славянскими буквами стоят, вишневка какая-то. Как и следовало ожидать, выходцы с Вильны Украины эту лавочку держат. Причем бутылки чистый контрабас, в чемодане привезены, на них украинские акцизные марки наклеены. А в Малаге, проходя парком Гибралфаро вдоль моря, наткнулись на прогон какого-то украинского фестиваля, где было всё: и плетень с подсолнухами из пластика, и толстые дядьки-тетки во псевдонародных вышиванках, и парубки с жевто-блакитными флажками. Скоро на испанских улицах они потеснят латиносов и арабов.
Ну, ладно, хватит о Мадриде. Конечно, в таких городах нужно жить неспешно, идти туда, где поменьше туристов, где живут «свои» для «своих», сходить куда-нибудь, хоть в театр что ли, или в ночной клуб, съездить на окраину погулять. Но, видимо, в другой раз.
Севилья сердце мира
Этот город покорил нас сразу. А кого бы такое не покорило?! Высадились на вокзале, сели в два такси, в одно-то не лезем. Поехали, поехали таксист говорит: там, мол, пешеходная зона, мы вас на площади высадим, дальше сами. «Окей», отвечаем. Вот и вышел сплошной о'кей. Высадили нас на площади, общей площадью пять квадратных метров, вокруг старые дома, проулки руки вытянешь, до противоположных стен дотянешься.
Квартал пятнадцатого века. «Вам, напутствуют таксисты, прямо и направо».
И мы пошли Громыхая чемоданами по каменной мостовой, теряя детей на каждом повороте, сворачивая все время направо, пока через тридцать минут не поняли, что это лабиринт, и так брести мы можем бесконечно, поворачивая все время направо и иногда, для разнообразия, налево. Мы встали табором на площадке площадью это не назовешь, мала слишком где в центре был фонтан со ступеньками, и решили послать разведчиков на все четыре стороны искать нашу гостиницу. Тут к нам вышли какие-то сердобольные туристки, стали спрашивать, куда нам надо, достали карту, а потом одна из них куда-то повела Ивана, а вторая осталась с нами. Тетя вернулась, сыто облизываясь, минут через двадцать, а Иван нет.
Стало еще интереснее. Тети ушли А Иван появился еще через двадцать минут, с лицом Миронова из «Бриллиантовой руки» и срывающимися с губ словами: «Щьорт побьери, щьорт побьери!»
Эти улочки, по которым мы блудили с чемоданами это, конечно, надо видеть. Они у̀же, чем коридор в коммуналке на Измайловском, где я когда-то жила. Дома яркие, балконы шириной в ладонь, с балкона на балкон через улицу можно прикурить. Гостиница, которую мы искали, называется «Санта Круз». Это название старого района, где при маврах было еврейское гетто. Такой гостиницы, в смысле, вывески мы не нашли, а нашли ресторан «Санта Круз». Нас провели через него наискосок на другую улицу, оттуда в соседний подъезд, там без вывески рецепция гостиницы, а номер через дорогу от рецепции.