В комнате и правда была лужа. Даже не лужа, а скорее небольшое озеро, медленно разливающееся по полу. Кике лежал на безопасном расстоянии, положив морду между лап. Золотистый ретривер, успевший вымахать до размеров взрослого пса, но ещё по-щенячьи толстолапый. Увидев Костю, он радостно осклабился и замахал хвостом, но тут же сник от сердитого окрика.
Плохой Кике! Плохая собака!
Ретривер поджал уши и, виновато пригибаясь, потрусил вниз по лестнице. Костя же отправился в ванную за тряпкой и ведром.
Минут за пятнадцать удалось осушить озеро, стереть следы его разлива, только вот мочой всё ещё несло. Костя распахнул окно настежь и задумчиво взглянул на оконную решётку. Ткнул пальцем в один из толстых металлических прутьев. «Сальвадес». Да, со стороны, возможно, так и выглядело, но отцу было видней.
Костя отвернулся от окна и обвёл глазами комнату. Задержал взгляд на плакате с ослепительно красным Ducati 916 лучшим мотоциклом в мире и брезгливо покосился в сторону зеркала.
Обрати Мария хоть какое-то внимание, прояви малейшую симпатию, и Костя наверняка бы изменил мнение о своей внешности в лучшую сторону. Но пока собственное отражение категорически не нравилось. Ни светлые курчавые, вечно непослушные волосы, из-за которых голова походила на одуванчик. Ни голубые коровьи глаза. Ни по-детски гладкое лицо, на котором вместо нормальной щетины едва пробивался жалкий пушок. И это в четырнадцать лет!
Мам! спускаясь по лестнице, Костя жадно втянул ноздрями аромат свежей выпечки. Кике должен жить во дворе. Он уже большой.
Большой, но не взрослый. Мама выглянула из кухни, держа прихватками противень с пирогом.
Ну хорошо. Он он подросток.
Ты тоже. Но живёшь в доме.
Очень смешно, хмуро согласился Костя. Ну а зачем тогда отец купил суперконуру?
Сынок, твой папа генератор идей, это тебе хорошо известно. Вот, например, из новенького. Она тряхнула противнем. Пироги, конкурсный отбор. Моя задача испечь пять вариантов с разными начинками, из которых два вида войдут в меню. Как будто мы открываем кафе со дня на день. И это при том, что ещё даже не определились с местом.
Конкурс пирогов? Костя покосился на противень. Чур, я в жюри. Буду отбирать.
Будешь печь, урезонила мама. Это наш семейный рецепт, а значит, ты должен его знать.
Мам, ну я ж не девчонка!
Нет, ты семья. Ай, Кике! она споткнулась о крутящегося под ногами пса. Брысь!
Ретривер послушно побрёл к двери, но едва мама отвернулась, как тут же пошёл обратно поближе к пирогу.
А ещё он в моей комнате налил, пожаловался Костя.
Ну это вина не пса, мама упёрлась руками в бока, а того, кто обещал с ним погулять сразу после уроков. А пришёл на час позже.
В свои четырнадцать Костя уже успел перерасти маму почти на целую голову, однако сейчас под строгим взглядом, направленным снизу вверх, съёжился, ссутулился и пробормотал:
Щас погуляю.
И не тяни. Донья Роза сказала, будет гроза, а её прогнозы точней, чем у синоптиков. Наверно из-за артрита.
Не будет никакой грозы, фыркнул Костя уже в коридоре, застёгивая на Кике ошейник. Солнце светит, а у доньи Розы не все дома.
Во дворе у пса имелся личный вольер. Огороженный сетчатым забором, с мягким зелёным газоном и конурой, похожей на миниатюрный дом. Каркас из строганного бруса, стены из первосортной вагонки, черепичная крыша, просторное крыльцо.
Именно так около месяца назад отец нахваливал купленную конуру, прежде чем решился назвать маме астрономическую стоимость. Потом передумал, перерешил, и с тех пор ретривер крутился в доме, а супержилище пустовало. Но отцу было видней, а Кике опасливо обходил конуру стороной, будто подозревал в недобрых намерениях. Даже фиолетовую косточку, заманчиво лежащую на крыльце, пёс считал, кажется, чем-то вроде приманки в капкане.
Так, Кике. Хватит дурить, Костя решительно нахмурился. Дуй в свою виллу.
Но заманить собаку в конуру оказалось невозможно. Костя приказывал, просил, уговаривал, махал перед мордой ретривера резиновой косточкой и кулаком, а потом сбегал в дом и вернулся с куском пирога. Но даже это не помогло Кике не двигался с места и только переминался с лапы на лапу. А когда Костя схватил пса за ошейник и попытался затащить внутрь силой, тот вспахал газон всеми четырьмя лапами, но всё же вывернулся и отбежал на безопасное расстояние. В итоге пришлось показать пример и залезть в конуру самому.
Вот, видишь. Совсем не страшно. Костя высунул голову. Ко мне, Кике.
Ретривер в ответ трижды гавкнул и отвернулся похоже, слушаться человека, сидящего в собачьей конуре, пёс считал ниже своего достоинства.
Балбес, буркнул Костя, на четвереньках выбираясь наружу.
Буэнос диас, скрипнул старческий голос.
От неожиданности Костя вздрогнул и ударился спиной. Поднимаясь на ноги, поздоровался в ответ:
Буэнос диас, донья Роза.
Старушка-соседка, подслеповато щурясь, выглядывала из-за угла живой изгороди, лукавая улыбка играла на смуглом, морщинистом лице.
Тормента, донья Роза ткнула пальцем в небо.
Тормента. Гроза.
Костя снисходительно хмыкнул в ответ, но, глянув вверх, удивлённо поднял брови. На голубом безоблачном небе чернильными пятнами разливались невесть откуда взявшиеся тучи. Густые, грозные. Вдали, за спиной старушки сверкнула молния, а через несколько секунд раскатисто прогремел гром. Донья Роза вздрогнула и засеменила в дом, а Кике испуганно вякнул и юркнул в суперконуру. Только Костя остался стоять на месте.
«Кто увидел молнию, готов к удару грома», вспомнилось ему, и по спине пробежали мурашки.
2. НЕПРАВИЛЬНЫЙ СОЧЕЛЬНИК, НЕПРАВИЛЬНЫЙ ТУМАН
Испания, Малага / 24 декабря 1994 года
Стрелки старинных напольных часов напряжённо застыли без одной минуты пять, могучий маятник за стеклянной дверцей мерно ходил туда-сюда.
Щас, щас.
Отец возбуждённо поправил очки, смахнул со строгого лакированного корпуса невидимую пылинку, и в этот момент часы начали бить. Яростно, хрипло, оглушительно. Мама отпрянула назад, а может, её отбросило звуковой волной. Костя устоял на месте, только скривился, Кике жалобно взвыл.
Внушает, да? восхищённо поинтересовался отец, когда часы наконец стихли. Настоящий антиквариат! Как вам? А, Маринка? Константин, как тебе?
Костя понимающе переглянулся с мамой и осторожно кивнул:
Внушает.
А это, Игорь? Мама с опаской глянула на большую картонную коробку. Ещё один сюрприз?
А, это? Сейф.
Сейф? Зачем нам?
А затем, сын, что деньги хранят в сейфе.
Хочешь сказать, что после этого, мама указала на громоздкие часы, у нас ещё остались деньги?
И не только деньги, воодушевлённо продолжал отец. Каждый из нас положит в сейф одну вещь, которую считает самой ценной.
Самой ценной? Костя пожал плечами. Даже не знаю.
Зато я знаю, заявила мама.
Она решительно вышла из гостиной, а отец тем временем принялся распаковывать сейф. Нетерпеливо, жадно разодрал коробку, словно ребёнок упаковку с подарком, повернулся и, указывая на массивный металлический куб, похвастал:
Огнеупорный, электронный, высшая степень защиты. А как считаешь, он доверительно понизил голос, маме понравились часы?
Думаю, она в восторге.
Костя никогда точно не знал, действительно ли отец не замечает иронии и не слышит критики или же просто умело притворяется. С одной стороны, если бы Игорь Доров в самом деле не чувствовал собеседника, то вряд ли бы стал успешным московским, а теперь ещё и испанским бизнесменом. С другой если притворялся, то выходило очень убедительно. Вот и сейчас отец лишь неопределённо глянул на сына, а потом подошёл к ярко наряженной ёлке и принялся крутить пальцами стеклянную фигурку поросёнка. В красном колпаке и с надписью «Feliz Navidad!» на розовом пузе.
Вот. В твой сейф, мама вернулась в гостиную и протянула отцу фотографию.
Маленькую, чёрно-белую, выцветшую, на которой счастливые, совсем ещё молодые родители обнимали улыбающегося до ушей годовалого Костю.
Не в мой, а в наш.
Отец ласково глянул на маму, и та расплылась в улыбке, будто школьница.
А что сам положишь?
Щас покажу. Игорь многозначительно поднял указательный палец, скакнул к серванту, чуть не врезавшись в него, и вытащил с полки «Полароид». А ну, подходите ближе!
Так нечестно, возмутилась Марина, едва сверкнула вспышка. Ты украл мою идею.
А может, это ты украла её из моей головы? Но я же не кричу. И вообще любой талантливый человек спокойно разбрасывает идеи направо-налево. А любой приличный бизнесмен их собирает. Ну а ты, Константин, ничего не надумал?
Он замахал в воздухе полароидным снимком, то ли тряся им перед Костей, то ли желая скорее проявить изображение.
Ему нравится девочка, шепнула Марина, но её ведь не сунешь в сейф.
Мама! возмущённо воскликнул Костя, краснея. Ты обещала!
Ну-ну, нечего стесняться, подбодрил Игорь. Если встретил хорошую девочку, надо только радоваться. А я рассказывал, как встретил твою маму?
Да, пап. Сто раз, Костя безнадёжно вздохнул, понимая, что сейчас всё равно услышит заезженную историю в сто первый раз.
Это было в Нефтезаводске. Игорь снял очки и мечтательно уставился вдаль. В душной столовой, где я ел разваренный, похожий на клейстер геркулес и пил тёплый водянистый компот из сухофруктов. Пихал в себя эту гадость и считал дни до возвращения в Москву. И вдруг вошла твоя мама. Вместе с другими практикантками, в толпе, но в то же время будто одна на целом свете. Помню, что в первую секунду в глаза бросился её сарафан. Белый в синий горошек. Примерно такой носила моя соседка по московской коммуналке. Вздорная баба, она вечно скандалила из-за немытой кастрюльки или мокрого пола в ванной. Но теперь в один миг я полюбил и сарафан в горошек, и тёплый компот, и геркулес. Но больше всего, конечно, твою маму. Помню, в вазе у кассы стояли красные гвоздики. Настоящие, свежие, яркие. Откуда они там взялись не представляю. Я выдернул цветы из воды, а когда кассирша возмущённо загудела, сунул ей чуть ли не ползарплаты. И тут же, он перевёл взгляд на жену, побежал с цветами к тебе.
Да, уныло подхватил Костя. Это было тринадцатого июля, и с тех пор каждый месяц тринадцатого числа ты даришь маме красные гвоздики. Как символ вечной любви.
Уже шестнадцать лет, Марина подошла к высокой вазе с гвоздиками, стоящей на тумбочке у двери. Нежно тронула один из бутонов. И ни разу не забыл.
И ни разу не забуду, заверил отец. Ещё несколько секунд он висел где-то между прошлым и настоящим, а потом бодро хлопнул в ладоши. Ладно, хватит ностальгии. Щас настрою сейф, и выберемся погулять. Сегодня ведь ночебуэна.
* * *
Костя предложил поехать в центр, в какой-нибудь ресторанчик. Празднично украшенный с ёлками и развешенными всюду гирляндами. И лучше туристический, шумный, с рождественской музыкой и танцполом в таком месте легче слиться с толпой и поверить, что впереди нормальный, привычный, московский Новый год. Со снегом и мандаринами, а не с пальмами и виноградом.
Но мама захотела пойти порисовать море.
И то верно. Зачем идти в чужой ресторан, если скоро у нас будет свой собственный? с видом подкаблучника согласился отец и поплёлся за мольбертом.
В мелочах Игорь мудро уступал жене, благодаря чему в более серьёзных вопросах Марина в свою очередь поддерживала мужа и говорила, что «папе видней». Костя же всегда оказывался третьей стороной, которая могла бы в случае чего разрешить начавшийся спор. Но поскольку споров не начиналось, то и мнение третьей стороны не учитывалось.
Вообще мама по природе своего таланта была портретистом, но упорно пыталась рисовать морские пейзажи видимо, лавры Айвазовского не давали ей покоя. И сегодня погода как нельзя лучше подходила под творчество знаменитого мариниста на море бушевал шторм, небо заволокли низкие серые тучи, ветер порывами бил в лицо и трепал волосы, а трёхметровые волны с силой накатывали на песчаный берег. Рисуй хоть «Гнев морей», хоть «Бурю над Евпаторией», хоть сам «Девятый вал».
Однако характер погоды вступил в тревожный резонанс с характером мамы. После нескольких минут борьбы с летящим в лицо песком и порывами ветра, выдирающими кисть из руки, щёки Марины опасно побагровели. Тогда Игорь осторожно, словно сапёр, гладя жену по плечу, сложил мольберт и сунул себе под мышку.
В канун католического Рождества или, по-испански, ночебуэна пляж пустовал. Родители пошли вперёд, Костя поплёлся следом, а Кике ни с того ни с сего обрадовался и начал носиться туда-сюда. Даже какую-то собственную игру с морем затеял трижды облаивал каждую набегающую волну, затем храбро преследовал отступающую воду, а когда та переходила в наступление, разворачивался и в ужасе мчался назад. Лапы предательски тонули в мокром песке, из-за чего ретривера уже пару раз окатило водой, но он только отряхивался и снова рвался в бой.
Сынок, полуобернулась мама, присматривай за Кике. Он глупый и ещё плохо плавает.
Пёс тем временем увяз лапами в песке по самое брюхо и бешено забарахтался. Вытягивая его за ошейник, Костя промочил ноги. Сердито похлюпал прочь от воды, пробормотал:
Балбес.
Носок кроссовка уткнулся во что-то твёрдое, и Костя глянул вниз. Уже темнело, на пляже быстро сгущались сумерки, но глазам удалось выхватить из песка нечто странное. Чёрное, круглое, массивное на вид, размером не больше камня, но точно не камень. Скорее талисман. Оберег, выброшенный на берег. Амулет.
С нарастающим любопытством Костя наклонился, протянул руку, но едва коснулся чёрной округлой поверхности, как талисман внезапно ожил. Изнутри молниеносно вырвался ослепительно яркий солнечный свет, заливая всё вокруг. Злые серые тучи растворились в воздухе, будто их и не было, а вместо штормящего моря до самого горизонта протянулись раскалённые песчаные барханы. Оказавшись посреди знойной, безмолвной пустыни, Костя ошарашенно разинул рот, вытаращил глаза, закрутил головой. Но стоило убрать руку с талисмана, как тучи, море и сумерки сразу вернулись на прежние места. В лицо ударил ветер, а в уши грохот бьющихся о берег волн.
Константин, чего застрял?! окликнул отец.
Костя растерянно заморгал, забегал глазами по песку, зашарил рукой ничего!
Показалось, пробормотал он, будто убеждая сам себя.
Кике, похоже, тоже что-то показалось к воде он больше не подходил, а на Костю поглядывал странно. Послушно, как на поводке, шёл вровень с родителями и слушал их разговор.
Игорь, хватит талдычить про навидад и ночебуэну! взмолилась мама. В нашей семье нет ни испанцев, ни католиков.
Что ж, раз мы русские, то возьмём балалайки и будем танцевать вприсядку? полюбопытствовал отец.
Не передёргивай. Ты понял, о чём я. Это не наше Рождество и не наш сочельник. Мы не должны подражать, как попугаи.
Не подражать, а вливаться, Марин. Даже если это неправильный сочельник, нужно уважать местную культуру. Мы живём здесь почти год. И среди дружелюбных людей, кстати. Разве соседки всей толпой не звали нас к себе на Новый год?
Звали, нехотя признала мама. Донья Аделия, донья Конча и даже донья Густава. Её младший сын одногодка Кости, так что скучно им не будет, и я думаю
Хорхе насмехался надо мной, выпалил Костя, останавливаясь. И соседки тоже.
Что?
Почему?
Родители удивлённо обернулись.
В прошлую пятницу я бежал из школы и слышал, как они сплетничали. Говорили, что наш дом один не наряжен.
Мы нарядили, мама нервно улыбнулась. Внутри.
И ещё про решётки.