Хотя дело привычки. Никого все эти нюансы не тревожили, и работали ребята отлично.
Нравился Гурову следователь Степа Рожнов, спокойный, неторопливый, грамотный, без подобострастности. Группа, несмотря на очевидную вовлеченность, трудилась профессионально, по-хорошему механически, не пропуская мелочей, от элементарного к сложному.
Можно было смело предположить, что хотя дело простое и очевидное, а человек многим знаком не хуже родного брата, последуют и выяснение личностей, и выявление связей, родных и соседей этих толстопятых да заносчивых опросят.
Разумеется, ничего нового, никаких супердедуктивных методов и искусственного интеллекта, все ножками да языком. Ножки нужны крепкие, язык гибкий, а обладатель их должен быть практически дипломатом, способным не просто выудить информацию из человека, не просто расположить к себе, но и сделать его своим сотрудником.
Однако сейчас пока, по крайней мере, достаточно было немого свидетельства вещей. Следователь Рожнов быстро писал, эксперт, завершив эволюции, укладывал свои вещи и бережно упакованные образцы. Поймав взгляд полковника, он по-свойски кивнул:
Отпечатки имеются, хозяина и еще четверых людей. Мужчин.
Мужские?
Да, только мужские, женских, годных к идентификации, пока не обнаружено. Имеется такого рода наблюдение: избирательно протерты поверхности и ручки
Дверные?
И дверные, и на кухонном гарнитуре, и, пардон, в уборной.
А выключатели?
Выключатели тут сенсорные, прикасаться не надо, достаточно руку поднести.
Да, любопытно.
Есть над чем подумать при желании.
А чего там за окурки?
Окурки как окурки, больше всего «Донского табака», по всей видимости и по количеству судя, это хозяина. Гости или гость предпочитали «Парламент». Степа, забирать окурки-то? адресуясь к следователю, спросил эксперт.
Да возьми, чего нет, для полноты картины, без особого интереса отозвался следователь.
И снова Гуров внутренне порадовался. Иной раз раздражало, когда коллеги особенно молодняк придавали какое-то магическое значение «мелочам», втайне полагая, что жвачка, прилепленная к обратной стороне стола, обязательно приведет злодея на скамью подсудимых.
Однако многолетний опыт свидетельствует о том, что куда скорее приведут на эту самую скамью более того, за решетку результаты кропотливой, скучной и обязательно неторопливой работы, поисков свидетелей, очевидцев, атомов и молекул, если повезет, то и крупиц истины.
Возможно, что-то про молекулы подумал и следователь, поскольку напомнил:
Пробы из флакона и бокальчиков. И шприц.
На сенсацию не надейся, предупредил эксперт, практически стопроцентная гарантия это лидокаин.
Лидокаин?
Самый обычный и безобидный. Конечно, проверим, но вряд ли.
Со второго этажа спускался Зубков, озадаченный, почесывающий затылок:
Не, и там нет.
Чего потерял-то? спросил следователь.
Усилок. Нет нигде. Кронштейн ходил смотреть.
Да с чего ты вообще взял, что он был? спросил эксперт.
Тот пожал плечами:
Так я сам монтировал. Дядя Миша попросил я и сделал.
Доиграешься, Зубков, заметили ему с подколкой.
Сержант мигом сник, надулся, официально козырнув и даже щелкнув каблуками, вышел.
«Что ж, и мне пора», решил Лев Иванович, отправляясь на выход.
Обиженный нижний чин, пригорюнившись, курил у крыльца. Полковник похлопал парня по плечу:
Что ты, Зубков, такой нежный. Не бери в голову.
Я и не беру, больно надо, проворчал он, сплевывая, чего они со своими подколами. Сколько раз он его сшибал, столько я обратно прилаживал И твердо завершил: И ни копейки в карман не положил! Хотя дядя Миша и пихал.
Сшибал-то зачем? попытался выяснить Гуров.
А кто его разберет? Взбредет что в голову или достанут все он и кидается. Удобная отмазка, если вдруг позвонит кто не тот, то не слышу ничего.
Сержант указал вверх:
Видите? Кронштейн пустой.
Да, ветер вряд ли бы снес.
Какой ветер, елки кругом. Он это, самолично. Найдет, треснет палкой антенна в сугроб. О, а вот, похоже, и она. Сержант пошевелил носком сапога какие-то проволочки и рожки, торчащие из сугроба.
Уединенно жил человек. И видеокамер не было, как бы мимоходом заметил полковник.
Как это не было, были. Только ведь они без интернета не пишут.
Понятно. Слушай-ка, Зубков, а ты откуда вообще такой сведущий? И почему в полиции, а не, скажем, на вольных хлебах?
Чем плохо? пожал плечами сержант. Интересно же. Попал как все, политех-шарагу окончил, из армии пришел поработал участковым, потом подзадолбался, теперь вот дежурю. А что?
Да нет, так просто интересуюсь, не для протокола. И ты, конечно же, местный.
Так точно.
Скажи мне тогда, ну а в доме-то как обстановка была, все тихо?
Конечно.
Конфликты с соседями были?
Что вы, с чего?
Шум, гам, музыка-то нетихая.
Так и не многоквартирка. Большие участки, лес, у всех новые, хорошие дома, и фасадом на главную дорогу. Тут и захочешь поссориться не доорешься.
Это да. Я почему спрашиваю, решил пояснить полковник, сам я к такого рода творчеству касательства не имею, а вот супруга моя должна была принимать участие в одном из его спектаклей
Сержант расплылся в улыбке, довольной:
Не обознался я.
Не обознался. Ну так что по части закона и правопорядка? Не шалили? Я же должен быть уверен.
Здесь тишь да гладь, заверил тот, вы, должно быть, думаете, раз Сид то оргии с гетерами. Не, стереотипы, будьте уверены, ничего тут неформального и плохого. Прошли те времена. И потом, он не шпана подзаборная, люмпен-пролетариат. Это дача еще его деда. И значительно поднял палец.
Гуров, подождав продолжения (и не дождавшись), напомнил:
Ты не забывай, что я в ваших краях птица залетная. Деды у каждого имеются, в той или иной мере. Или у него некий пращур особенный?
Генерал. Дядя Миша из семьи потомственных военных.
Ну что ж, простая разгадка странной тяги к условному порядку и тапкам по ранжиру. По физиономии Зубкова было видно, что эффектом, произведенным его заявлением, он доволен.
Погоди. Главная шпана нашей эстрады?
Сержант поднял палец:
А-а! Сид не эстрадник.
Хорошо, хорошо, не это главное. То есть потомственный военный и панк.
У нас не Англия, потомственным панкам откуда взяться? А вот дедушка-генерал это факт. Его и дача. Вот как дядя Миша перебрался из Питера в Москву, так и обосновался.
Лев Иванович, мельком глянув на часы, заторопился. Мария-то, наверное, уже извелась вся, взаперти сидючи.
Спасибо. Он пожал парню руку, тот ее задержал.
Товарищ полковник, а можно автограф ну, супруги вашей?
Да уж понятно, что не мой, беззлобно поддел Гуров, кивком пригласил с собой.
Получив стопку листов и выслушав пояснения по поводу того, благодаря кому они получены, молчаливая и мрачная Мария немедленно приободрилась, милостиво улыбнулась и черканула на протянутом листочке: «На добрую память сержанту Зубкову».
Меня Сергей зовут.
Она, улыбнувшись, добавила скобочки и приписала: «Сереже».
Не хотелось корячиться, разворачивая машину и мешая людям, поэтому Лев Иванович все-таки доехал до шлагбаума, о котором врач говорил. В самом деле, такому объекту место разве на переезде бескомпромиссный, цельносварной монстр, обмотанный якорной цепью. И замок имел место огромный, кодовый, еще советских времен, заботливо прикрытый от непогоды обрезком пластиковой бутылки.
Да уж, граница тут на замке. До самого шлагбаума, судя по следам разворотов, кто-то, но доезжал, по ту же сторону шел лишь один след. Прорвался тот, кто пароль ведал. Полковник подлез под шлагбаумом, огляделся: к сожалению, ни тени сторожки. И в самом деле, зачем она тут? Чужие-то здесь не ездят. Странновато показалось, что вроде бы машина ехала не от шлагбаума, не со стороны дома Сида, а от него. Однако след несвежий да и как он может быть свежим, на таком-то снегу. Разберутся, ничего.
До дома добрались без приключений и в полном молчании и затем, насколько хватило сил, корпели каждый над своими бумагами: Гуров над бухгалтерией, Мария над полученными листками. В доме царила тишина, торжественная, как при покойнике.
Глава 4
Посвежевший и постройневший, вернулся с Домбая Крячко. И первым вызвал из небытия тень покойного панка.
Наслышан, наслышан, сообщил Станислав, выгружая мед и прочие сувениры, ты, господин полковник, точь-в-точь как та самая эта
Так и говори свинья, хмыкнул Лев Иванович. Дело-то как было
Он обрисовал ситуацию с несостоявшимся расширением горизонтов.
Марии, думаю, обидно, согласился Станислав, а по мне ну и по тебе, куда ж тебя-то девать, и слава богу, меньше беспокойства. Конечно, гражданин Ситдиков по сравнению с иными культурными явлениями выглядел ангелом. Пусть и без крыльев.
Гуров вздернул бровь и закатил глаза.
Ты что? удивился Крячко. Ни одного протокола за четверть века это тебе не фунт изюма, а железный факт и большая редкость.
Лев Иванович возмутился:
Да что вы, сговорились, что ли? Жена-то понятно, если ей что-то в голову взбредет, она и черта оправдает, а ты с чего взял? Разница-то есть между «ни одного» или «ни одного серьезного»?
Лева, ты чего? удивился Станислав. Ну я же тебе говорю, что ни-че-го, то есть абсолютно.
Да не бывает так. Порядочный неформал, который ни разу прилюдно не нажрался, не переломал мебели в гостинице
Ни-че-го, повторил коллега.
не набил бы лицо репортеру
Да проверял я!
В связи с чем? требовательно вопросил Гуров.
Да просто все, проворчал Крячко, доча как-то поставила ультиматум: иду на Сида в «Олимпийский». Мать в крик, я, понятно дело, нет, и все, а она так индифферентно: некультурно так с детьми обращаться. Мы взрослые люди, так?
Ну, ну?
Вот и ну. Говорит: папуля, найдешь имя Сида хотя бы в одной оперсводке тогда не пойду, договорились? Я и купился.
Станислав замолчал, потирая уши, и наконец угрюмо закончил:
Только даром время потерял. Не нашел.
И что же, пришлось отпустить?
Щаз. Я с ней пошел.
И что же?
Ничего, нормально, пожал плечами Крячко, голос красивый, музыка ничего. Если бы не дергался, как эпилептик, вообще было бы здорово. Правда, доча сходила как-то в его театр вся в соплях вернулась, расчувствовалась. Талантище, драматический гигант, говорит.
А что смотрела?
Да я помню, что ли? В своем стиле, про какого-то брадобрея-потрошителя.
Отсмеявшись, Гуров призвал к порядку:
Ну так и быть, пусть будет панк дисциплинированный и законопослушный.
И вернулся к текущим делам, и занимался этим до того, как по-хозяйски отворилась дверь кабинета и на пороге возникла секретарша генерала, Верочка.
Трудимся, господа полковники? поинтересовалась она, постукивая ноготками и поправляя локон.
Станислав солидно заверил, прихлебывая чай и по-купечески отдуваясь:
Ой, трудимся, Верочка, семь потов сошло.
Молодцы, одобрила секретарша шефа, вы, Станислав Васильевич, можете продолжать трудиться, а вы, Лев Иванович, извольте отправляться к руководству. Оно жаждет вас видеть.
Он разве не в Питере? удивился Крячко.
С чего это вне графика? с подозрением спросил Гуров.
Безупречная Верочка поджала тонковатые губки: мол, дела руководства излагает лишь руководство.
Понятия не имею. Вот, только с поезда и потребовал вас. Идите и спросите, там немедленно разъяснят.
Присаживайся, Левушка, пригласил Орлов.
Старый разыскник, он терпеть не мог своего генеральского мундира и обычно ходил в добротном, сшитом в прошлом веке сером костюме. Сегодня он, нарушая протокол, был одет в костюм черный, в светлой рубашке и с черным же, траурным, галстуком.
И был он непривычно печален. И разнообразные возрастные мелочи мешки под глазами, морщины, сетки красноватые и прочее как-то больше бросались в глаза. Генерал выглядел таким старым и усталым, что Лев Иванович отвернулся. Совершенно не хотелось ничего этого видеть.
Тем более что в свете последних событий почему-то все чаще приходили на ум глупые мысли о таких условностях, как время и возраст.
«Легко всяким умникам-фантастам, живой воды налакавшимся, толковать о том, что время людская выдумка. А поясница каменная по утрам снится мне, что ли?»
Гуров почему-то вспомнил шприц из-под лидокаина и невольно хмыкнул. «А вы забавник, Лев Иванович, может у человека просто спина болеть? Или если шприц, то обязательно от развеселого раствора? Боритесь с подозрительностью».
Чтобы прийти в себя, Лев Иванович воспользовался надежным способом: оглядел старый кабинет. Это помещение на всех действовало смиряюще, как-то все уменьшалось в нем, и хорошее, и плохое. Может, из-за того, что времени тут просто нет? Уж сколько лет не меняется обстановка, все тот же длинный стол для многолюдных совещаний, выстроенные в ряд стулья с прямыми спинками. И опять-таки телефоны. К чему бы все эти телефонные батареи теперь, во времена интернета и сотовых, но нет, стоят. Намекая тем самым, что по ним ведут не легкомысленные разговоры за жизнь, как по вашим глупым гаджетам, а важные беседы, и звонят по ним люди не вам чета.
Осознавая, что «лекарство» подействовало, Лева занял свое излюбленное место, спиной к окошку, и приготовился выслушать некую историю, по всему видать, душещипательную. Все об этом говорило и подавало невербальные сигналы. Сколько лет вместе, тонкости, сигналы и детали изучены уж лучше собственного отражения в зеркале.
Опять-таки потупленные глаза, резкое, никчемушное перебрасывание листков календаря (не переваривает старый генерал новомодные настенные, с глупыми «бегунками»). И, наконец, глубокое погружение в недра сейфа.
Есть одно дельце. Щекотливое, наконец признал очевидное Орлов, прогудев из-за бронированной двери, даже, точнее, не дело, а просто ситуация такая ну ты понимаешь.
Гуров пока не понимал, но кивнул.
Генерал вынырнул из сейфа со средней толщины папкой, отложил ее деликатно в сторонку, до времени. Снова занес палец над ни в чем не повинным календарем и вроде бы собрался уже надругаться над чередой дней, откатив ее назад или заставив прыгнуть вперед, сдержался, убрал руки за спину и принялся излагать, шагая взад-вперед:
Точней, дела-то как раз никакого нет, а вот ситуация взята под контроль.
Я понимаю, что наивен, и все-таки это как же так?
А вот так. Причем не только нашим руководством.
Допустим. Почему же его нет, дела-то?
Потому что официально пострадавший не есть пострадавший, смерть его наступила от естественных причин. Естественных при его образе жизни или нет. В общем, картина такова, что человек умер сам. В то же время не исключено, что этот же человек мог выступить ключевым свидетелем по делу о нецелевом использовании бюджетных средств. Или одним из подозреваемых.
И что же, есть основания полагать, что ему помогли скончаться от естественных причин? Так?
Генерал кивнул, дернул подбородком, проворчал совершенно по-стариковски:
Дичь какая.
Помолчали. Полковник, деликатно откашлявшись, предложил:
Петр Николаевич, мы же с вами достаточно близко знакомы. Можете смело называть людей своими именами.
Хватит язвить-то, недовольно попенял Орлов, назову имя, не беспокойся. Ситдиков, Михаил Юрьевич
То есть?
член Думского экспертного совета по развитию информационного общества и средств массовой информации, твердо закончил генерал.
Серьезно? недоверчиво спросил Гуров.
Да, подтвердил Орлов, именно.
Пауза. Лев Иванович уточнил:
Мы с вами, Петр Николаевич, одного и того же человека имеем в виду?
Да, да, уже с раздражением подтвердил руководитель. Ну меня-то ты что глазами пожираешь? Пробегись, легче станет.
Не станет, пока не с чего.
Сейчас будет, пообещал Орлов, потер ладонями лицо и затих снова.