Ответа на его вопросы не последовало толпа испуганных мальчишек не знала, кому они были заданы и нужно ли на них отвечать. Тёмно-серые дюны Сибири наполнились звенящей тишиной, иногда прерываемой стонами раненых солдат.
Медперсонал, товарищ майор, послышался где-то за спинами новобранцев хриплый голос фельдшера. Ничего не умеют, не знают, и половину из них пришлось откачивать по прибытии. Прибыли, видимо, на убой.
Взгляд майора медленно, оценивающе начал блуждать среди испуганных подростков.
Все мы прибыли сюда на убой, печальный полушёпот майора долетел до встроенного микрофона камеры Митрофана Космодемьянова. Майор продолжил громче: Обратной дороги больше нет. Никто не вернётся домой и не сможет покинуть этих земель. Мое имя майор Константин Михайлович Громов, и теперь я ваш непосредственный начальник, слушать меня и выполнять мои приказы. Извините, ребята, но вам придётся всему обучаться на ходу. Капитан, доложить о потерях.
К майору подошёл седой старик в белом окровавленном халате поверх чёрной военной формы, отдал воинское приветствие и пожал офицеру руку, раздался знакомый хриплый голос:
Девяносто семь процентов личного состава погибли, товарищ майор, сто сорок семь человек находятся в полевом госпитале в неопределяемом состоянии. Из способных продолжить воинскую службу пятнадцать человек, включая нас с вами, ну и, видимо, эти дети, он непроизвольно указал рукой в сторону строя, сто тридцать четыре новобранца.
Чёрная, словно тень, фигура майора застыла в сосредоточенном оцепенении. Всё пространство напряжённо замерло.
Товарищ ма резко поднятая в воздух рука майора прервала неуверенный хрип фельдшера.
Так разойтись! Капитан собрать весь оставшийся офицерский состав в штабе через пару минут.
Оказавшись внутри брезентовой палатки полевого госпиталя Митрофан отстегнул от кителя камеру и направил на своё лицо:
Если долго нет видео, это потому, что здесь не всегда есть связь, не знаю, с чем это связано. Но как только связь снова появится начну выкладывать отснятый материал. Про онлайн-трансляцию, как вы понимаете, можно забыть. Так что, мама, папа не беспокойтесь, со мной всё хорошо.
Эй, малой. Хорош там себя фоткать, принеси мне лучше воды, пожалуйста, зазвучал грубый голос со стороны больничных «коек» почти плоских матрасов, разложенных прямо на земле.
Митрофан обернулся на звук и увидел забинтованное тощее тельце солдата, у которого из конечностей осталась лишь одна правая рука. Цензура позволяла зрителю наблюдать лишь его запечённое лицо.
Камера понесла сознание Данилы к металлическому ведру, на треть заполненному водой; алюминиевая кружка неприятно заскрежетала по ржавому дну, наполняясь прозрачной жидкостью, затем взгляд зрителя вновь обратился к приближающемуся раненому солдату. Он принял кружку и с жадностью осушил её.
Сигарету, указала единственная уцелевшая рука в сторону изорванных копчёных тряпок, валяющихся на земле у матраса.
Митрофан с лёгким отвращением развернул тряпки и с удивлением понял, что это военная форма; засунул свою руку в единственный уцелевший карман и достал оттуда портсигар и зажигалку.
Ой, спасибо, малой! испепелённые губы начали источать едкую никотиновую дымку, быстро растворяя сигарету в тусклом мареве пространства. Постой. Не уходи. Присядь где-нибудь.