Перестань изображать умного, Валера! Стань дураком, как все. Кругом одни дураки. на дураках сидят, дураками погоняют. Не выбивайся из общей картины, не нарушай гармонию. Подойди проще к решению вопроса. С широтою души! Без всяких там исследований. Используй дурацкий подход. Все равно никто ничего не понимает, а все только делают вид! «Везет дуракам и пьяницам» русская народная поговорка».
Валерий Павлович взвесил советы друга, (а психиатр плохого не посоветует) и, немного созрев, решился их применить. «Будь, что будет, подумал он. Авось, и поможет». И заглотнул горсть синих таблеток (которых в отличие от Нео у него было несколько), дополнил их красными, чем вызвал усиление действия синих, и запил эту гремучую смесь стаканом водки. Откинулся на спинку стула, и, как говорится в узких медицинских кругах, Валерия Павловича поперло.
Увидел он боцмана, сидящего на гондоле. Во рту его был свисток, а в руках якорь. И якорь наполнял всю гондолу и не давал плыть. Вокруг него стояли лица, у каждого из них по шесть рыл: двумя рылами они улыбались, каждый на лице своем, и двумя закрывали ноги свои, и двумя шептали: «Брось якорь, и поплывешь». «Если брошу я якорь, то не поплыву», говорил боцман и был прав. И взывали лица друг к другу, и говорили: «Банк, банк, банк Тинькофф. Вся халява подстава. Земля полна лавой, а вода переправой». И поколебались верхи переплат от глаз восклицающих, и боцман понес якорь домой, и дом наполнился курением «Беломора».
Второй стакан беляшки утвердил археолога в возможности проникать в глубины пространства и времени и проходить на двести, триста, тысячу лет назад. «Какое чудное изобретение, думал он, эти таблетки с водкой! Прямо машина времени! Что я раньше ею не воспользовался? Это действительно, новое слово в науке и технике! Конечно, такие эксперименты следует проводить с санкции соответствующих органов, но сейчас не до этого. Тьфу на них! Тьфу на них еще раз! Я не могу терпеть, я сейчас же проникну в прошлое, увижу древнюю Империю, услышу древний язык. Я волнуюсь. Еще лампадку для успокоения зажгу».
Сумерки сгущались, надвигалась ночь, звуки города затихали. В доме с разных этажей и открытых окон, слышалось шебуршание соседей, топот и приглушенные голоса вернувшихся из школ и детских садов детей. «Несчастные массы! думал Валерий Павлович. Живут свои жалкие жизни, ходят на работу, в кино, сидят перед телевизором и ничего не знают ни о смысле самой жизни, ни обо мне, величайшем уме современности, стоящем на пороге открытия этого смысла. Эпохальное открытие не за горами, а никто из них и не знает, что за их стеной или их потолком живет такой гений. Как мне их жаль!»
Валерий Павлович нахмурился, погрозил кулаком мяукающей кошке и прижался плечом к кухонной стене. Перед ним на столе лежала черно-белая фотография найденной таблички с рунами; толстая общая тетрадь с какими-то пометками, сделанными мелким подчерком вероятно, чтобы их никогда нельзя было разобрать; возвышались четыре не откупоренные бутылки «беленькой» и одна полупустая, рядом с которой примостилась буханка порезанного белого хлеба; тут же стояла банка балтийских шпротов, источавшая омерзительный запах горелого масла, и валялась синяя пачка крупных разноцветных леденцов. К эксперименту все было готово, и пока все складывалось удачно.
«Физика говорит, что все случайные импульсы через какое-то время синхронизируются, аплодисменты в зале обретают единый ритм, часы начинают тикать с одинаковой скоростью, генераторы переменного тока работать на одинаковой частоте, клетки тела, а также нейроны симпатизируют друг другу. Значит, и мысли могут синхронизироваться! Я должен заставить себя думать, как чжурчжэнь, и я стану чжурчжэнем! Я проникну в него, он проникнет в меня».
Валерий Павлович воодушевился, разволновался, вдохновился, подпрыгнул от своей эврикии накатил еще. «Как же думает чжурчжэнь? хищно потирая руки и входя в раж нащупывающего истину исследователя, продолжал думать Валерий Павлович. Чжурчжэнь думает как чжурчжэнь. Это истина, аксиома. Не как бурят, казах или испанец, а как чжурчжэнь! Ясно. Чтобы понять думания чжурчженя, следует, следует» На этом мысли Валерия Павловича оборвались и никак не соглашались восстанавливаться в нужной последовательности. Ощущения надетой на голову пустой кастрюли, не пропускающей внутрь ничего разумного и радостного, создавали в сердце Валерия Павловича целую бурю эмоций. Он то вставал из-за своего стола и стоял прямо, вытянувшись по стойке «смирно», то садился и подпирал подбородок руками, отдаленно копируя позу роденовского «Мыслителя», то делал круговые движения плечами, снимая таким образом скопившееся напряжение, то начинал резко и глубоко дышать ртом, изображая йоговские дыхательные упражнения, то беззвучно замирал, затихал, сидел неподвижно, словно впадая в прострацию.
В минуты прострации ему виделся Менделеев, танцующий в белом свадебном платье, со свернутой химической таблицей в руках, виделся Исаак Ньютон, пожалевший для него целое яблоко и предложивший червивое, виделся депутат Хинштейн, читавший Лимонова голым на площади Борцов Революции за власть Советов во Владивостоке, а также мельком возникал и исчезал Серый Волк из сказки «Волк и семеро козлят». При чем здесь волк, Валерий Павлович категорически не понимал и подвергался страшному отчаянию на грани нервного срыва. К полуночи, окончательно вымотавшись от бесполезных попыток разбудить в себе чжурчженя, Валерий Павлович мирно вздохнул, впал в полудрему и сдался на милость судьбы.
Глава 2.
Появление шамана
После второй бутылки горькой Валерий Павлович вздрогнул от неожиданности, внезапно у него в голове, прямо во время жевания хлеба, отмоталось на тысячу лет назад, и он увидел набирающую резкость картину, как чжурчжэньский шаман на темной лесной поляне готовится к камланию. Шаман, присев на корточки, укладывал березовые поленницы для своего костра в виде пирамиды и с шумом разбрасывал по сторонам света какие-то странные восклицания. Костер долго не разгорался. Поленницы, купленные у крестьянина, оказались сырыми, крупа, приготовленная для кормления духов, просыпалась на землю, бубен отказывался звучать в хлопьях навалившегося вечернего тумана. И еще его длинные волосы, заплетенные в косу, распустились, что не предвещало ничего хорошего, и теперь они бурной рекой сваливались шаману на глаза и плечи.
Шаман чувствовал неладное, поэтому с еще большей концентрацией и ожесточением хотел скорее начать свое камлание. Что-то странное происходило в его душе, желудок сжимался в непривычном спазме, и по ногам проходила электрическая волна незнакомой ему энергии. Он сел на траву, сосредоточенно закрыл глаза и призвал духов-помощников. Но вместо духов-помощников он увидел пьяную рожу Валерия Павловича, освященную желтым светом электрической лампочки.
«Кубердуй, дуй, дуй. Кубердуй, дуй, дуй», взволнованно запел шаман свою песню Силы, еле сдерживая обуявший его страх, и истово запрыгал вокруг костра, изображая резвого коня, скачущего по бескрайним просторам родной земли. Шаман надеялся ускакать от навязчивого видения и постоянно ускорялся, менял направления движения, останавливался, замирал, приседал и вновь пускался вскачь, бросая при этом щедрыми пригоршнями крупу в едва тлеющий огонь в знак подношения духам.
Шаман надеялся, что рожа исчезнет и на ее месте возникнет морда знакомого ему медведя или волка, но все его усилия были напрасны и физиономия ученого никак не исчезала. Более того, она становилась крупнее, реальнее и краснее, пока наконец полностью не превратилась в человека. Окружающий темный лес исчез, и на его месте возникла комната с сидящим за столом ученым.
Обессиленный Ву упал спиной на пол кухни, сделал несколько отчаянных судорожных движений ногами и, впав в детскую беспомощность, отрывисто и зло задышал, приготовившись к худшему.
Макар Чудра! закричал Валерий Павлович. Вот, кто у меня в голове живет! Он с интересом склонился над распростертым телом шамана. Я же знал, чувствовал, что наделен даром! Вот он, мой дар, валяется на полу! Отсюда и тяга к истории, к мистическому реализму! Но почему дар пришел ко мне, а не я к дару? Машина заглючила. Бывает, живешь-живешь и не подозреваешь, что есть в тебе какая-то сила, стремление, способность. Скрыта эта способность за пеленой социальных ограничений, и требуется особый случай, чтобы способность эта явилась, открылась взору и заявила о себе во всей своей полноте. Смертные, трепещите! Есть у меня способность! И она лежит сейчас прямо передо мной. Остается только поднять ее, усадить на стул, чтобы открылась тайна и внутри произошли изменения.
Валерий Павлович нежно потер свой лоб руками, чтобы наладить мышление и зрение, помотал головой, как мокрая после купания собака, и налил шаману стакан. Шаман каким-то чудом мгновенно оказался за столом и опрокинул стакан с большим удовольствием, не закусывая.
Мир, дружка, жвачка, сказал он ученому довольным знакомым голосом и расслабился.
Хояко-мояко, парировал Валерий Павлович. Русский с чжурчжэнем братья навек.
Шаман внимательно осмотрел своего создателя и увидел перед собой дрожащего больного человека, одетого в смешные цветные трусы и белую майку, разговаривающего с самим собой через него. «Я всегда жил у него в голове, а мне казалось, что я реальный», подумал он с грустью. Среди непонятного хлама в квартире Ву обнаружил несколько знакомых предметов своей эпохи, что очень его удивило, воодушевило и обрадовало. «Пусть я являюсь плодом его воображения, решил Ву, но я мыслю, а, следовательно, существую».
Ву, гордо представился шаман Валерию Павловичу, значит, Червяк. Высшая шаманская проекция!
В ответ Валерий Павлович сидя поклонился и повторил: Червяк. Червяк это круто! То-то меня с детства, с того самого момента, когда я упал и ударился головой о столб, манила мистика и непознанное. Я слышал себя, но не догадывался, что это я сам себя призываю. Так и не догадался, а пошел в археологию, чтобы хоть как-то приобщиться к древним знаниям. Я хотел докопаться до истины. И вот оно случилось! Истина сама докапывается до меня!
«Сперва надо расспросить шамана о жизни, о его народе, об устоях в его обществе из первых уст, а затем плавно сместиться к языку, к устной и письменной речи. Но раз сейчас, пронзила струя мыслей Валерия Павловича, я понимаю, что говорит Червяк, значит, я уже владею его языком на интуитивном уровне. Это странно и жутко полезно. К этому я шел несколько лет семимильными шагами, и вот пришел, не сходя с места. Я на месте, и это уместно».
Я археолог, обращаясь шаману, причмокивая, сказал Валерий Павлович. Раскопщик могил и искатель кладов. Я очень важный челдобрек, и мои знания очень дорого стоят. Я стою на вершине научного коллектива, и все ждут моих открытий с задранными носами, чтобы вознести причитающиеся мне почести и выразить заслуженные благодарности. Я вижу, что ты тоже хороший человек, как я, и расскажешь мне всю правду, что меня интересует. Где спрятана Золотая Баба?
Ву задумался, наморщил лицо и возмущенно плюнул в Валерия Павловича пересохшей слюной: Не знаю. Я по бабам не хожу. А богиню нашу не трогай! Не про тебя она сделана и спрятана в надежном месте. Уместно?
Валерий Павлович уронил голову на грудь и заплакал. Плакал он долго и горько и никак не мог остановиться. Ему было больно и обидно, что шаман не выдает ему тайну спрятанной древней богини и еще позволяет себе хамские высказывания в его адрес. Нарыдавшись вдоволь, ученый положил перед шаманом фотографию каменной таблички с надписями. Прочти, что написано.
Я читать не умею, съехидничал шаман, грамоте не обучен.
Не ври мне! заорал Валерий Павлович и ударил кулаком по столу. Шаман съежился, завонял псиной и туже затянул широкий пояс на своем длинном шелковом халате.
Я в таком тоне беседовать не намерен, пробурчал шаман. Вы же о литературе говорить желаете.
Пить будешь? виновато спросил Валерий Павлович. За науку, за письменность, не чокаясь.
За дружбу выпью, ответил Ву, и опустошил предложенный ему граненый стакан.
Валерий Павлович захмелел еще больше и предложил шаману сигарету. Шаман закурил, Валерий Павлович закашлялся.
Другое дело! сказал шаман. Спрашивай.
Поведай мне, друже, о Золотой Империи, Айсинь-Гурунь, вдохновенно и торжественно заявил Валерий Павлович. Очень уж надо знать.
Ты меня уважаешь? проверяя твердость намерения своего создателя, спросил шаман.
Уважаю. А ты меня уважаешь? прижимаясь ко лбу шамана своим лбом, прошипел археолог.
Уважаю.
Когда уважение приблизилось к вечной дружбе, Валерий Павлович поведал гостю о своей беде с нерасшифрованной надписью и вновь указал на фотографию на столе.
Из-за нее все, треклятой. Из-за этой находки. Больно мудрено написано. Шифр, а не надпись. Центр, центр, десять-двадцать, ничего не понятно. Закорючка, точка-тире!
Шаман взял фотографию в руки и сделал вид, что читает надпись. Валерий Павлович напрягся, покраснел от волнения и застыл. Ну, ну, повторял он. Что здесь написано?
Шаман, смекнул в чем дело и не торопился давать ответ: Что-то не разборчиво, вдруг сказал он, сохраняя интригу. Да я тебе и не чтец!
Ну, пожалуйста, умоляю, стонал Валерий Павлович, напрягись. Мне очень нужно.
А ты попробуй угадай, съехидничал шаман.
Не угадывается. Я уж по всякому Хватит надо мной издеваться! Читай, неуч, что написано!
Ладно. Здесь написано
То ли от волнения, то ли от неверия в свое счастье голос Ву звучал к голове Валерия Павловича приглушенно и тихо, так, что слов было не разобрать.
Что? тупо глядя на Ву, спросил он. Еще раз! Повтори!
Повторяю: здесь написано что шаман выжидающе замолчал.
Что? Ну что!? Государственный акт? Стихи? Любовное послание?
Мыльная опера, самодовольно сказал шаман. Чжурчжэни пишут письмо китайскому императору. Сия надпись гласит: «Налоги на средства личной гигиены платить отказываемся. Кредиты на мыло погашать не собираемся. Идите со своими шампунями и выгодными предложениями в волчью нору» И далее, списком, указываются со всеми подробностями, куда и как идти. Где завернуть и где остановиться. Эти десять строчек с точными сантиметровыми характеристиками нефритовых стержней наших воинов. Детальное описание дорог и тропинок, ведущих точно к ним Наш ответ желтокожим бизнесменам на их требования заставить нас мыться три раза в день, тем самым впасть в финансовую зависимость от грабительских цен на банном рынке.
Фу-у! облегченно выдохнул Валерий Павлович, будто сняв с себя тяжелые мешки. Идиоматические выражения древнего народа. Суть. Корни. Понятно, почему было непонятно. А я уж думал, что зоны Броке и Вернике не расшифровывают сигнал. Вот я ошибся. Выпьем.
Ву с гордостью поставил локти на стол и на минуту отключился от происходящего. Валерий Павлович обнял его за плечи и через вновь выступившие слезы предложил соавторство в только что случившимся научном открытии.
Только что родилась идея, тождественно провозгласил он. А не написать ли мне книгу про это? Большую. Грандиозную Научную. Тянущую на нобелевку! Лучше научно-популярную. Чтобы для всех! Приглашаю тебя, друг мой шаман Ву, поучаствовать в моем литературном триумфе. Напишем с тобой новую книгу. Совместно. В соавторстве. В так сказать, тандеме. Только ручку возьму и тетрадку. Ты будешь говорить, я записывать. Перерабатывать твой разговорный заплетающийся на литературный искрящийся язык. У нас равные права на произведение, но главный автор я.