В полдень на связь не вышли Худой Бык и Чарли. Увидев врача подшофе, да ещё с утра, Арлекин нахмурился, но ничего не сказал. Предложил забрать с собой Галогена и, подойдя как можно ближе под стену, попытаться связаться с Чарли.
Стена Опального Барда, пройденная только два года назад, получила безоговорочное золото в техническом классе на Союзе, её классификация 5Б была явно занижена. Почти вся вертикальная, высотой более тысячи метров от подножия, она имела три ряда карнизов, обойти которые не представлялось возможным. Кроме того, изобилие отрицательных участков требовало отточенного мастерства и более чем отличной выносливости. Единственный плюс это то, что стена была сухая и тёплая.
Им оставалось пройти последний карниз и надкарнизный монолит, когда откуда-то принесло переполненное дождём и снегом облако, монолит стал мокрым, и только что вылезший на него Чарли сначала заскользил, а потом ушёл в свободном падении до верхнего крюка, который, конечно, вырвало, а на следующем его задержал Худой Бык, верёвка спружинила, пошёл маятник, и Чарли начало колотить о скалы. Он сначала отбивался руками, пока их не сломало, затем его развернуло, последний удар пришёлся сзади и слева, сломало два нижних ребра и, как выяснилось намного позже, повредило селезёнку. При помощи полиспаста в одиночку его поднял Худой Бык, усадил на терраску под карнизом, обработал раны с костными отломками в области локтей, сделал лубки из галош, вколол морфий и стал готовить чай, сжигая остатки галош. Вот эту информацию, чёткую и полную, и принял Айболит уже под стеной в четыре пополудни по аварийной связи от Худого.
Я приду к вам, пацаны. Продержитесь до меня, Айболит вспомнил пожилого стройного узбека с военной выправкой, с орденом Отечественной войны на лацкане серого, отлично пошитого по фигуре костюма. Этот врач читал серию лекций о военно-полевой хирургии, в одной из которых он повёл речь о влиянии морального состояния воинского контингента на выживаемость и заживление ран, дав многочисленные примеры, когда при отступлении ранение в руку становилось несовместимым с жизнью, а при наступлении люди, прошитые пулемётной очередью, уже через две недели просились в бой, а их раны заживали первичным натяжением, мало того, выживаемость раненых, остающихся долгое время на поле боя, во многом зависела от надежды, что к ним придут и их вынесут.
Выходит, если Айболит не начнёт двигаться вверх, Чарли, вероятно, помрёт к утру, и тогда будет идти речь о Худом, который рядом с умершим другом, без надежды на скорое спасение, без еды и питья ведь стена сухая будет слабеть с каждым часом. Всю информацию, полученную сверху, и своё решение Айболит запиской передал Арлекину, послав с ней Галогена, вдобавок он попросил прислать брифкейс с надписью «АЙБОЛИТ». Обычно он собирал его заранее для подобных случаев: там были наркотики, капельница, полиглюкин, всякие ампулы, некоторые хирургические инструменты всё необходимое для первой врачебной помощи.
Проведя ночь под стеной с наскоро собранным отрядом, он вывел его на вершину по простому пути уже в полдень и предложил кому-нибудь из парней добровольно идти с ним на спуск по стене. Предложение было явно самоубийственным, и на лицах ребят он читал откровенный страх, и только их глубокое к Айболиту уважение предотвратило готовящийся взрыв негодования. Айболит же знал одно: пока он идёт, Чарли будет жить. Он также знал, что привёл на вершину мужиков в хорошей форме и, хотя они и боятся (а не боятся только дураки), будут делать что требуется, а мужики в свою очередь знали, что доктор ничего не делает зря и за каждого из них он так же, как и за Чарли, не колеблясь, полезет в ад. Вызвались идти все, но Айболит взял лучшего из них скалолаза, и это было справедливо.
Чарли ещё был жив, но разумного объяснения этому не находилось. На сеансах связи он просил врача и примус. И когда Айболит с Бельмондо с вершины начали спуск по этой богом проклятой стене, он понял, что слишком много обещал Худому Быку и Чарли, потому что один неверный шаг может привести к срыву, а верёвка только даёт шанс к спасению, а его срыв создаст безнадёжную ситуацию. Он не лазал по скалам уже лет десять, а тогда спускались в основном с верёвкой через карабин и плечо, а здесь ему дали восьмёрку и наскоро показали, как ею пользоваться. Как альпинист он понимал весь абсурд, в который влез и вовлёк Бельмондо, а ведь у него тоже были дети, но как врач он не мог остановиться, потому что Чарли тогда просто и без затей умрёт.
Уже заходило солнце, и Айболит потерял счёт пройденным верёвкам, смотрел на предельно уставшего Бельмондо и мечтал об орле, который перенёс того, книжного Айболита, через горы. Видимо, Бог услышал его молитвы, сверху спустился Боец, свежий и полный сил, сменив Бельмондо, который тут же пошёл вверх по проложенным перилам.
Уже наступила ночь, но спуск продолжался при свете фонаря, которым они освещали друг другу зацепки, Боец на связи обильно поливал матом всю стену, Айболит от него не отставал, и, наконец пройдя этот злосчастный монолит, спустившись по карнизу, они лицом к лицу встретились с Худым Быком. И то, что в половине третьего ночи предельно измотанные, без специального снаряжения, Айболит и Боец спустились к Чарли, это было невероятно даже для них, и в этом они узрели руку провидения. Удивительно, но Худой был в ясном уме и энергичен, несмотря на более чем суточную голодовку, а состояние Чарли тоже не походило на агональное. Первое, что Чарли сказал, полностью подтверждало концепцию того отставного военного врача: «Я тебя ждал и не умирал, и теперь не умру». Айболит приступил к осмотру, пульс был устойчивый, ритмичный, дыхание ослаблено в нижних отделах, но тревоги не вызывало, живот резко болезненный, доскообразный, при питье тошнота и рвота, два нижних ребра слева сломаны, что указывало на явную катастрофу в брюшной полости. Обе сломанные руки ещё Худым Быком были грамотно перевязаны и в лубках, раны не кровоточили. Укол морфия, шприц, улетая, даже не ударился о скалу. У Айболита был металлический брифкейс типа «АЙБОЛИТ», там было всё, даже капельница и полиглюкин, но он, рассудив, что от добра добра не ищут, пока ограничился только морфием.
Мутный и серый рассвет, словно с похмелья, медленно вползал в каменное ущелье. Папаша, вероятно, уже свалил в синагогу, а жена и дети ещё дрыхнут. Айболит сидел на небольшой каменной террасе, на коленях покоилась голова спящего Чарли, ноги свисали в никуда, а далеко внизу, мило журчала речка, он видел её в проекции промеж своих стоп. Холодное и короткое азиатское утро слегка освежило, голова прояснилась. Чуть правее и повыше сидели Боец и Худой Бык. Захотелось водочки натощак и яичницу. Айболит вспомнил, что все они не ели более полутора суток, а одну-единственную сигарету выкурили с Бойцом на пару ещё в полночь, на ходу. И ещё он удивлялся, что все они до сих пор живы и всё-таки вместе
Сверху послышались голоса, это пришли мужики с основного состава, принесли еду, верёвки, крючья. Чарли спускали в сидячем положении, остальные сами. Айболит, воспитанный на абалаковском поясе, с трудом принимал беседку, которая пришлась не по размеру и сбивалась между ягодицами, давила на причиндалы. Он просто затянул пояс потуже и протягивал верёвку через карабин и восьмёрку. Спускались медленно, подолгу торчали на станциях, ожидая, когда Чарли придёт в себя, потом снова всё приходило в движение.
Там, далеко внизу, у речки, сидел Мамонтёнок, первопроходец этой стены, который, корректируя спуск, значительно упрощал и сокращал их усилия. Айболиту уже надоела вертикаль, уже хотелось просто лечь и растянуться у речки, если там ещё есть и трава, то на травке. Только поздней ночью, закончив спуск, всадив очередной морфий в Чарлино бедро и, сдав Чарли Олегу, второму врачу, хирургу, он подошёл к Мамонтёнку, принял полстакана спирта, занюхал сухариком и просто лёг на траву. Он не чувствовал, как под его голову подложили мягкую куртку и укрыли одеялом. Он не будет видеть свой фирменный сон в течение целого месяца, потому что он опять сходил на работу и снова спас жизнь. Завтра, завтра прилетит вертушка, а в ней будет Исаак с длинными и точными пальцами, лучший хирург Памира, увезёт в госпиталь Чарли и Айболита, сделает лапароскопию, а по результатам, увидев полное брюхо крови, уберёт кровоточащую селезёнку, спасая Чарли ещё раз, но это будет завтра. А сейчас спать. Слишком много ночей не доспано за последний год
Карлуша
Незабвенной памяти моей Рахили Галяутдиновой, первой женщины-чемпионки СССР в высотном классе, Шахини по сердцу и поступкам, посвящается
Карлуша кричал страшно и тоскливо. Сквозь сон Доктор видел тёмный зал с большими стрельчатыми окнами, за которыми проглядывался ночной сад с нехитрым узором стволов и ветвей, за одним из окон билась об стекло и кричала большая чёрная птица. Доктор окончательно проснулся, протёр глаза, сел. Рядом глубоким сном усталого человека спала жена, в детской мирно посапывали сын и дочь. Исчезли зал и окна с садом, исчез Карлуша, а в ушах ещё стоит его крик.
Доктор прошёл на кухню, зажёг свет, взял сигарету, начал разминать.
«Что же он кричал? закурил. А-а, умер Хабибулин. Доктор уже пятый день ожидал эту неприятную весть. Позвонить в клинику? Нет. Дождусь утра».
Хабибулин. Возраст полтора года, первый и пока единственный ребёнок в молодой семье, болен пять-шесть дней, последние два дня не давал дотронуться до живота, в эти же дни многократная рвота, лихорадка. В приёмный покой поступил уже в крайне тяжёлом состоянии. Острый живот, перитонит, терминальная фаза. Когда в операционной Камил раскрыл брюшную полость, из неё хлынул гной трёх-четырёхдневной давности.
Там, у операционного стола, Камил честно и хорошо сделал своё дело, и анестезиологическое пособие было адекватное, и в шоковый зал мальчика внесли ещё живого, но конечности уже похолодели, кожа приобрела характерный мраморный рисунок, черты лица стали заострены, а склеры глаз были мутными. Потом Доктор говорил с родителями. И, глядя на них, сильных и подвижных, как молодые медведи, он вдруг подумал, что такие крепкие люди редки на земле, потому что вымирают по собственной беспечности. Он вступил в эту жестокую, безнадёжную и бессмысленную борьбу, приложив весь свой опыт и знания, а не сделал всё для очистки совести и, чего греха таить, сделал ставку на мощный генетический фон, ведь мальчик был не по возрасту крупным и ширококостным. Ещё потому, что в той, другой и сейчас кажущейся нереальной жизни его научили побеждать
Карлуша тоже был из той жизни, где однажды встала вертикально земля, солнце и ветра удалили всё непрочное и обнажили гигантскую пирамиду из розового мрамора, а люди дали название Хан-Тенгри. Штурм его вершины был всегда тяжёл и опасен, и поэтому у Доктора в базовом лагере всегда были наготове инструментарий и стерильные шприцы
Он сбросил пепел с сигареты в большую морскую раковину, служившую ему пепельницей.
На Юго-Западном Памире Шахиня заболела. Нижнедолевая правосторонняя пневмония, залеченная в условиях базового лагеря, обрекла её на кухонные работы.
Чтобы развеять её тоску, Ткач однажды принёс молодую альпийскую галку с перебитой ногой, а ребята прозвали её Карлушей. Нога быстро срослась, и он вскоре бегал за своей хозяйкой, а однажды взлетел и сел ей на плечо. Такими их и запомнил Доктор.
Он, как всегда, возился в аптечке, вдруг поднял голову. Шахиня шла на фоне багрового заката лёгкой кошачьей походкой, прямые чёрные волосы падали на развёрнутые плечи с гордо посаженной головой, одетая в коричневые вельветовые брюки и длинный, до середины бёдер, свободный свитер, сквозь который слегка улавливались выпуклости грудей. На плече сидит Карлуша.
Всю зиму Карлуша провёл у Шахини в доме. Ел вволю, ездил с ней на тренировки и превратился в мощную и крупную чёрную птицу, переняв гордость и независимость у Шахини, сидел у неё на плече, поглядывая на мир прищуренным глазом.
Поссорились они весной. В тот тёплый весенний вечер, когда солнце ещё не начало садиться, Шахиня спешила на свидание. В светлом кремовом платье с квадратным декольте, отделанным оборками в испанском стиле, с юбкой-воланом, слегка обнажавшей стройные колени, на высоком каблуке ни дать ни взять индейская принцесса, она летела по тенистому бульвару, как вдруг откуда-то сверху, вырвавшись из дома на свободу, на её плечо камнем упал Карлуша и громко и весело заверещал. Тут он был не к месту, и Шахиня сбросила его резко и сильно. Карлуша с размаху брякнулся об асфальт, отлетел в сторону и впервые закричал страшно и больно, а у тех, кто его услышал, волосы встали дыбом, а кожа покрылась мурашками и в душу проник первобытный ужас. Крик оборвался внезапно, Карлуша метнулся вверх и исчез.
Шахиня бросилась домой. В наступающих сумерках она бродила по саду, звала Карлушу, но его нигде не было.
Всю ночь просидела она в тёмном зале, всматриваясь через большие стрельчатые окна туда, где проглядывался ночной сад с нехитрым узором стволов и ветвей, но Карлуша больше не появился.
Летом Шахиня погибла. Тело её привезли с гор, обмыли и после митинга в Доме культуры, согласно всем мусульманским законам, похоронили на кладбище, на южном склоне здоровенного холма, где трава в рост человека и где хоронят людей родом попроще.
Карлуша появился осенью. Страшно и дико кричал он в тот дождливый рассвет и бился о стёкла большого стрельчатого окна. Сколько ни звала его Шахинина сестра, в дом не залетал, а потом поднялся высоко и растворился в сером небе.
Спустя несколько месяцев, летом, кладбищенский сторож, совершая утренний намаз, услыхал крик, от которого его обуял панический ужас. Там, на склоне здоровенного холма большая чёрная птица билась о надгробье молодой женщины и кричала дурным голосом.
Каким образом Карлуша распознал могилу Шахини и как узнал о её смерти?..
Вот уже более десяти лет Карлуша своим истошным криком сбрасывает Доктора с постели среди ночи, и именно тогда, когда умирает один из его пациентов, и ещё ни разу не ошибся.
Доктор затушил сигарету в раковине и посмотрел на неё внимательно. Много поколений она переходит от отца к сыну в их семье. Тело её моллюска давно истлело где-то на другом краю земли. На дне какого неведомого моря крепла она и росла? Какая неведомая жизнь и какие неведомые страсти кипели над нею в морской пучине? Много на белом свете тайн, и не дано познать их всего за одну жизнь.
А жаль, что Хабибулин умер, ведь уже шёл на улучшение. Может, Карлуша всё-таки ошибся? Надо спать, чтобы завтра быть в форме и встретить удар спокойно.
Всё выяснилось утром. Хабибулин был жив и жить будет. Но Карлуша не ошибся. Ночью на сорок первом году жизни скоропостижно скончался младший брат. Обширный инфаркт нижней стенки миокарда.
Ледник Абрамова
Долгий и раздражающий ночной телефонный звонок не прекращался до тех пор, пока не совсем проснувшийся Айболит не поднял трубку. Звонил сам Виталий Ноздрюхин. Айболит хорошо знал этого рослого пятидесятилетнего, уже начинающего тяжелеть атлета, в прошлом блестящего альпиниста, а ныне вполне успешного директора Гидрометцентра. «Где-то беда, мелькнуло в голове, придётся вылетать». «Доктор, на метеостанции на леднике Абрамова есть больной, в данное время из-за плохой погоды ни его вывезти, ни залететь туда невозможно. Начальник зимовки, Змей Горыныч, требует найти для консультации только вас. Через десять минут сеанс связи через Танк. Вы готовы?» «Как пионер». «Спасибо, ждите звонка из Танка».
Айболит помнил этот тяжёлый танк без башни, врытый в землю во дворе душанбинского гарнизона, весь напичканный суперсовременной аппаратурой с диапазоном постоянного приёма от Урала до Кандагара и от Каспия до Балхаша. Каждые восемь часов там сменялся рядовой срочной службы с прекрасной подготовкой. Несколько лет назад Айболит сам убедился в этом, когда связывался с Гусём, находящимся тогда с командой в Фанских горах.
Крепким чаем с лимоном и рюмочкой коньяка Айболит пытался привести в порядок свои уставшие мозги. До связи ещё пять минут.