Буйный вцепился в завизжавшую девку обеими руками, подтянул к себе, врезал по лицу.
Тут бы мне валить отсюда куда подальше. Но нет накатило на меня то ли геройство, то ли дебилизм. Набросился на Буйного, заколотил его битой со всей дури
Вероятно, я все-таки правильно поступил. Шум привлек бы других Буйных, а хрен знает, сколько их прячется в этом супермаркете. Соберется толпа костей не соберу. И уйти будет трудно. Шум от толпы потихоньку соберет Орду. А Орда Буйных не скоро рассосется дотемна точно домой не попаду.
После второго удара рожа Буйного превратилась в кровавое месиво с торчащими в разные стороны зубами и осколками лицевых костей. Буйный упал, задергался, а я еще угостил его несколько раз, размозжив башку в кашу.
Пойдем! приказал я девке, как сраный супергерой, и побежал к выходу. Она молча поспешила следом.
***
На улице отдышались. К счастью, шум не пробудил других Буйных, спящих в подвалах, под лестницами, на мусорках Быстро я его ушатал опыт имеется.
Ты зачем там прятался? наконец спросила девка. Я не сразу поняла, что ты нормальный
Вас услыхал и спрятался. Стеснительный я. Не захотел с вами здороваться.
Это понятно. Спасибо, что спас
Это я не из-за тебя, отмахнулся я. Чтобы Буйный своих не привлек. Зачем нам Орда?
Нарочно вел себя грубо. Чтоб не прилипла
Незачем, согласилась девка.
Я глянул на нее. Далеко не красавица, круглолицая, веснушчатая, глазки маленькие, выцветшие, носик пуговкой, бровей не видать. Губы, правда, сочные, красивой формы. Нижняя губа распухла от удара Буйного, стала еще сочнее, дальше некуда. Сама среднего роста, худая. Старше меня на вид, но ненамного.
Тебя как звать? спросил я. Откуда идешь?
С окраины, неопределенно ответила она. Там еды больше нет. А зовут меня Лида.
Я Тим. Здесь тоже еды нет. А пельмени эти испортились, на вкус как говно.
Она как-то растерялась, поникла.
Еды нет? Во всем городе? И что теперь делать?
Я собирался пошутить, мол, друг друга жрать остается. Но промолчал. Поверит ведь! На душе стало муторно, нехорошо. Родителей вспомнил. Они, поди, уже обед готовят, меня дожидаются. А вечером, если задержусь, отнесут еду в мою комнату
У меня дома еда есть кое-какая, выдавил я.
Она встрепенулась, заглянула в глаза испытующе.
У тебя есть дом?
Есть.
Ты один живешь?
Один, соврал я. На десятом этаже. Дом пустой, никого нет, я проверял.
Она помолчала. Затем спросила:
А где твои родные?
Ушли под Музыку, наврал я.
Во Вторую Волну?
Ага.
Она снова помолчала. Потом прошептала:
А мои стали Оборотнями. Во время Третьей Волны.
Сочувствую, равнодушно сказал я. Ну что, идешь?
Иду. Только я против анального секса и связывания. И против садо-мазо.
Я крякнул:
Какое нахер садо-мазо?
Ну ты же меня не по доброте душевной накормить хочешь, верно? А у меня ничего нет, и ничего я дать тебе не могу, кроме секса. Вот и договариваюсь заранее: никакого анала и садо-мазо. А минет сделаю, я хорошо умею.
Вот блядь! вырвалось у меня. Ладно, идет.
Лида обрадовалась, и мы двинулись в обратный путь.
Пока шли, Лида болтала, но не забывалась, голос не повышала. Тем не менее ее болтовня меня отвлекала, к тому же она то и дело задавала вопросы и ждала ответы. Пару раз я буквально затылком почуял, что за нами наблюдают, вертел головой, но никого не засек.
Отвечал я Лиде неохотно, на сердце было все так же тяжко, неприятно. Я старался думать о родителях, об их самоотверженной заботе, о том, что они готовы умереть ради меня Теперь моя очередь заботиться. Умирать за них смысла нет, но
Как думаешь, Тим, что это было вообще? сбила меня с мысли Лида. Апокалипсис этот наш? Я помню, разные киношки на эту тему были еще до Первой Волны. Пришельцы, зомби, пандемия, экологическая катастрофа. А произошло то, чего ни один писатель или режиссер не предвидел. И до сих пор непонятно ведь! Первая Волна
Буйные, вставил я.
Ага! Сначала все думали, что это революция, протестные акции, которые перерастали в вооруженные столкновения с военными. Но это происходило во всем мире одновременно, от Африки до Арктики. По телеку говорили, что это обдолбанные наркоманы рушат все вокруг Я видела в Ютубе, как Буйные лезли по трупам, давили массой Потом журналисты сделали вывод, что Буйные это, как правило, люди с низким интеллектом
Тупое быдло, хмыкнул я, оглядываясь. Нет, никто за нами вроде не идет. Откуда тогда острое ощущение слежки? Быдла во всем мире куда больше грамотных и интеллигентных. Рэднеки, быдляки, мамбеты
Да. Потом стало ясно, что Буйные это не совсем люди. Вернее, люди с выключенными мозгами. Поодиночке они неактивны и впадают в спячку. Но стоит зашуметь, как они оживают, сбиваются в стада, а потом в Орду.
Знаю! Чего это ты мне лекцию читаешь?
Хочу понять! А когда с кем-то разговариваешь, появляются интересные идеи Так вот, после Буйных пришли мародеры
Ну, эти-то точно были нормальные, отмахнулся я. Просто жадные до халявы.
Не факт, заспорила Лида. Они вели себя странно, боли не чувствовали, потом эта неутолимая жажда все осквернять У нормальных людей такого не бывает. Или бывает?
Наверное, нет.
Вторая волна Дьявольская Музыка. Девяносто процентов людей услышало в голове музыку и ушли под нее, как крысы за Гамельнским крысоловом
Кем? Каким крысоловом?
Сказка такая была. Неважно. Тысячи и тысячи людей ушли пешком из городов и пропали без вести. Миллиарды людей во всем свете! Куда они делись?
Инопланетяне украли.
Думаешь? А я думаю, все эти люди все еще на Земле. Только превратились во что-то такое чего мы не видим Точнее, видим, но понять не можем, что это и есть люди. Я сон видела, что мои близкие, которые под Музыку ушли, стали частью природы
Ну вот, сновидица нашлась, подумал я недовольно. Вбила в пустую черепушку, что ушедшие под Музыку превратились в деревья, теперь березки и сосенки, небось, обнимает. Были такие чудаки и чудачки еще до Первой Волны.
Но Лида не стала развивать тему вещих снов. Продолжила:
Третья Волна Оборотни.
Я вздрогнул.
Часть выживших по ночам стала превращаться в нечто ужасное. Я думаю, что они и днем уже не люди.
Люди, оборвал я. Днем они люди, самые обыкновенные. У меня друг таким стал
И что с ним сейчас?
Дома сидит, сказал я. Они же не могут покидать свои дома. Какая-то сила держит.
Не все. Некоторые по ночам на улице бродят.
Да это не Оборотни, наверное. Черти какие-то.
Вот видишь, никакие не инопланетяне виноваты в апокалипсисе. Это дьявольские происки. Есть теория, что Буйными стали тупые и неграмотные, под Музыку ушла серая масса, а в Оборотней превратились те, кто всю жизнь прогибался под систему.
Чего?
Ну, двуличные люди, которые не Богу свечка, ни черту кочерга. Под любую власть ложатся.
Я негромко расхохотался.
Вот херня-то! Тогда Оборотней было бы большинство! Миллиарды таких!
А вот и нет. Основная масса людей это ни то, ни се. Те, кто под Музыку ушел. А гибких приспособленцев гораздо меньше.
Слушай, Лида, заткнись, а?! не выдержал я.
Ладно, не смутилась она. За друга обидно, да?
Я не ответил. Мы почти пришли. Я в очередной раз повертел головой никого.
А самое интересное во всем этом апокалипсисе, снова забубнила Лида, то, что электричество не вырубили. И воду. Но кто работает на электро- и водонапорных станциях, неизвестно. В то время как телеканалы накрылись, и радио не пашет. Один радиолюбитель в эфир выходил пару месяцев, но сейчас и он пропал.
И интернет не пашет, и сотовая связь, добавил я мрачно. А электроплитки, пылесосы и утюги работают. А счета не приходят. Халява, однако. Интересно, если Буйные быдло, Оборотни подхалимы, то мы тогда кто?
Бродяги. Везунчики. И у нас есть какая-то миссия во всем этом говне.
Миссия в говне? хмыкнул я. Звучит, как название фильма о спецагентах. Говенных спецагентах.
Я верю, что этот апокалипсис случился не просто так. Что в нем есть смысл.
Люди во всякую фигню верят, сказал я.
Ты к своему другу ходишь, наверное, до сих пор? внезапно поменяла тему Лида. Навещаешь?
Навещаю. А что?
Благородный ты. А зря. Бросить его надо. Это уже не человек.
Слушай, Лида, я тебе щас втащу!
Я тебе добра желаю. Потому и советую. Я родителей тоже бросать не хотела, когда они стали Оборотнями.
Я напрягся.
Ты их кормила?
Чего? Чем бы я их кормила они обычную еду не едят. Я только две недели с ними побыла, потом они меня выгнали.
Лида шмыгнула веснушчатым носишком.
Когда они в своем уме, то любят детей так же сильно, как раньше. Но ночью они за себя не отвечают. А со временем потеряют остатки человечности
Я с внутренним содроганием вспомнил слова отца о том, что всё меняется. Что он этим пытался сказать?
Я через это прошла уже, добавила Лида. Родителей бросила и назад не оглядываюсь. Мир изменился, нечего за старое хвататься. А тебе, Тимка, только добра желаю, поверь.
Я смотрел на нее, а она на меня. Мой подъезд в двух шагах, а эта дура сама со мной идет Как тот пьяный Бродяга месяц назад. И тащить не надо
Вдруг я понял, что не смогу сделать это во второй раз. Бросил Лиде:
Уходи.
Чего? не поняла она.
Вали! рявкнул я. Беги без оглядки! Добра она мне желает! Дура!
У нее изменилось лицо. Она отступила. Кажется, догадалась. Сделала назад шаг, еще один, потом развернулась и побежала во всю прыть, по-девчачьи вскидывая ноги.
В башке у меня шумело, я зашагал к подъездной двери, отпер ее, вошел в холодную темноту. Прижался спиной к обшарпанной стене, перевел дыхание. Вот я слабак! Столько сил потрачено, а под конец разнюнился.
Я оборвал собственные мысли. Будь я не таким чувствительным придурком, превратился бы в Буйного.
Потерев лицо, я отлепился от стены и повернулся к двери запереть на ключ.
В этот момент она распахнулась, и что-то ударило меня под дых. Я задохнулся, отшатнулся, повалился на пол. На фоне яркого дверного проема на меня наступала высокая фигура с палкой Нет, арматурой, замотанной в синюю изоленту.
Витя, Буйный бы его драл! Вот кто за нами шел!
Я потянулся к бите, которая выпала из руки, но Витя пнул меня по голове. Навалился на меня, прижал коленом к полу.
Что, разонравилась тебе Лидка? прохрипел он. Решил не связываться? Ну и правильно! У тебя жратва есть, верно? Веди! Я не Лидка, трахать себя за еду не дам, но, если настаиваешь, могу тебя самого отшпилить
Я лежал на боку, подтянув колени к голове. Финку не достать, а вот до стилета дотянуться просто. Я выхватил его и ударил не глядя. Витя заорал, отвалился от меня стилет попал в плечо. Я моментально поднялся, схватил биту и аккуратно опустил ее на голову Вити.
Витя замолк и обмяк.
Но не сдох. Он мне живой нужен
Я дотащил его на десятый этаж через час. Умаялся ужасно. Пот лил с меня Ниагарским водопадом. На пятом этаже Витя начал очухиваться, пришлось снова его приложить, чтоб не орал. Руки и ноги я ему связал моим и его ремнями.
В прихожей нашумел из комнаты выглянули родители. Пахло чем-то аппетитным. Мама была в фартуке, в руке шумовка. Отец с очками на кончике носа и старой книгой, читаной-перечитаной. Семейная идиллия, ха! Оба увидели бесчувственного и связанного Витю, поняли всё без слов.
Давай, помогу, предложил отец.
Вместе мы оттащили Витю в спальню родителей и положили в уголке.
Пол аж блестел, нигде ни пылинки, мать каждый день по утрам убирает. Но окна плотно заперты, и воздух тяжелый, спертый, как в склепе В углу за комодом я случайно заметил серую слизь с волосками нет, не волосками, а тонкими-претонкими ресничками, которые вроде бы шевелились Только движения воздуха не было.
Я поспешил отвернуться. Мать пропустила во время уборки
Отец без суеты и спешки проверил ремни плотно ли затянуты. Витя пребывал в глубоком нокауте, но жилка на шее пульсировала.
Мы вернулись на кухню, где за столом, бессильно свесив руки, сидела мама в своем фартуке.
Все окей, сказал я преувеличенно бодрым голосом.
Спасибо, Тим, пробормотал отец.
Вам хватит еще месяца на три, проговорил я торопливо, словно боясь, что если промедлю, не выскажу всего, чего хотел, то уже никогда не скажу. Вам ведь редко надо? К тому времени сможете выходить из дому
Родители одновременно вздрогнули, точно их током ударило.
Мама заговорила медленно, нехотя, не глядя на нас с отцом:
Я тебе сухарей наготовила, сынок Побольше. Они долго не испортятся. Мяса, какое было, насушила, крупы насобирала в мешочек, ты только Она не выдержала, всхлипнула: Ты выживи, хорошо? Уж как-нибудь, выживи, а?
Я вас спасу, прошептал я. Найду способ спасти. И вернусь.
Забудь о нас, твердо сказал отец. Не возвращайся. Слишком опасно. Не ходи в города. Даст бог, обойдется.
Бога нет и не было с нами, сказал я. Зато был кое-кто другой. Тот, который заставил всех поверить, что его не существует. Он всегда с нами был
Ты должен завтра с утра, как солнце взойдет, уйти, настойчиво продолжал отец. Сегодня уже поздно. На природе Оборотней нет, только в искусственных конструкциях вроде домов. Не ночуй в домах. Или построй новый. В общем, придумай что-нибудь, мы уже обсуждали.
Да, мы обсуждали мое выживание. С тех пор, как поняли, что мои родители больше не люди в полном смысле этого слова.
***
Весь остаток дня я собирал манатки, укладывал еду, выбирал оружие. Все это добро я должен тащить в рюкзаке, и этот рюкзак не должен мешать быстро двигаться в случае всего. Поэтому много чего брать не следовало. Как, оказывается, трудно выбрать действительно важные и необходимые вещи! Все кажется важным!
Пока возился, наступили сумерки, и я запер дверь в свою комнату. Включил свет и продолжал думать над тем, что брать, а что оставить. Специально изо всех сил напрягал мозги, чтобы не думать больше ни о чем. Но все равно думалось.
Думалось о завтрашнем путешествии неизвестно куда. Родители не могли дать совет сами не знали. Мы сошлись во мнении, что идти надо на юг, там теплее Но, с другой стороны, в южных странах и народу больше, а это значит, что больше Буйных и Оборотней. А еще где-то затаились те, кто ушел под Музыку Во что они превратились? Не в березки же с сосенками?
Ну, и думалось о Вите, который очухался в спальне в обществе моих родителей, в сумерках. Я вопреки воле прислушивался, но ничего не слышал. Вите мы заткнули рот кляпом. В какой-то момент почудилось, что где-то в соседней квартире что-то ударило по стенке. А может, не в соседней, а в спальне родителей?
У меня взмокла спина. Но звуки не повторялись. Иногда я радовался, что у меня с фантазией плоховато, в школе никогда не знал, о чем писать в сочинении на свободную тему. Не представлял, что сейчас чувствует Витя.
Мне его жалко не было. Сволочь он, как и все люди. Как и я.
Мы все заслужили то, что случилось. Все люди это быдло, приспособленцы и серая масса. И единицы тех, кто ни рыба, ни мясо, настолько невнятные субъекты, что даже отнести к какой-то конкретной категории невозможно. Они то есть мы стали Бродягами.
А может быть, мы герои? Я герой?
Тогда почему мы не находим друг с дружкой общий язык? Ненавидим друг друга, подставляем, не объединяемся в команду Мстителей? Гонор мешает? Или эгоизм? Или равнодушие?
Нет, я не равнодушный и не эгоист. Иначе давно бросил бы родителей, как только они начали превращаться сначала на несколько минут глухой ночью, потом на час, два часа на всю ночь. Родители меня ведь гнали прочь из дома чтобы не убить или не сожрать против воли. А я уперся, как осёл. Тогда отец помог мне установить соседскую железную дверь. Я даже привел родителям того пьяного Бродягу
Я люблю их. А они меня. И любовь эта не изменится никогда, во что бы не превратились мои родители. Они могут потерять человеческий облик, но никогда не перестанут быть Родителями.
За железной дверью заскреблись.