Эта биография писалась словно для большого экрана, и в этом смысле представляет собой настоящий шедевр, щедро приправленный фрейдизмом и остроумным юмором. Вместе с тем книга Стрейчи являет собой замечательный пример критики викторианских представлений, согласно которым незамужняя стареющая дама должна отрешиться от всего человеческого и не может нести бремя главнокомандующего в военное время. У Стрейчи, напротив, королева испытывает глубокие переживания сексуального характера. Фрустрированная, престарелая девственница, Елизавета сколь отчаянно, столь и безнадежно тщится жить вечно, для чего носит толстый слой белил, с каждым годом все более изобличающих тщетность ее стараний. Тогда, по мнению автора, и разыгрывается трагедия: государыня очаровывается молодым красавцем Робертом Деверё, вторым графом Эссексом. Стрейчи втайне лелеял надежду ступить на стезю романистики, чего ему пока не удавалось, и потому в книге мы читаем о «муке, словно призрак преследовавшей» королеву в последние годы жизни. Когда дело доходит до заигрываний правительницы с молодым возлюбленным, автор не сдерживает фантазии: «от его лести сердце королевы таяло, а стоило ей коснуться своими длинными пальцами его шеи, как все ее естество будоражило желание плоти, описать которое она была бы не в силах»[8].
Получив похвалы критиков за произведения «Выдающиеся викторианцы» 1918 года и «Королева Виктория» 1921 года, Стрейчи снискал репутацию биографа, не грешащего излишним пиететом перед особами королевского дома или другими громкими именами. Но, как писала в своем классическом эссе «Искусство биографии» (1938) Вирджиния Вулф, в «Елизавете и Эссексе» торжествует драма, однако в проигрыше оказывается история. Наконец-то, едко замечает Вулф, жанр биографии нашел человека, способного в полной мере раскрыть его потенциал. Однако в то время как в «Королеве Виктории» каждая цитата была выверена, каждый факт верифицирован и даже представлены новые, неизвестные ранее обстоятельства, в «Елизавете и Эссексе» сведения либо расплывчаты, либо неверны, а порой и вовсе выдуманы автором, отчего художественный вымысел всякий раз оказывается отрешен от исторической истины[9].
Эхо творческих усилий Стрейчи докатилось и до 1953 года, когда по случаю коронации Елизаветы II в Королевском театре в Ковент-Гардене решили поставить «Глориану» Бенджамина Бриттена, либретто которой основано на романе «Елизавета и Эссекс». Придворных опера возмутила, а молодой королеве, почтившей своим присутствием ее всемирную премьеру, было, как утверждают, просто скучно. И все же, несмотря на все недостатки, Стрейчи всегда отличал важное от малозначительного. Он ясно отметил то, что упустил Кэмден и почти четыре столетия не замечали его последователи, а именно тот факт, что «правление Елизаветы делится на два этапа». Спустя четверть века «калейдоскоп сменяется, с крушением Непобедимой армады в прошлое уходят старые обычаи и герои»[10].
Я ставил своей целью пойти по пути, намеченному Стрейчи, и пролить свет на последние годы правления Елизаветы. Как и в случае написанной мной в 2004 году биографии Марии Стюарт, выбор предмета исследования здесь тесно связан с методом. Я решил рассказать эту удивительную историю на основе подлинных, писанных рукой Елизаветы писем и архивных документов, а не повторяя известные анекдоты из ненадежных источников или из зачитанных до дыр печатных отрывков, приложенных к десятку увесистых томов «Описи государственных бумаг». В этих отрывках упущено множество важных сведений. Кажется, что и составлялись они не столько для того, чтобы развеять исторические мифы, сколько чтобы лишь сильнее укрепить их[11]. Я же обращался лишь к оригинальным письмам Елизаветы и ее советников, взятым без купюр, отделяя места, в которых реплики королевы приведены дословно, от тех, что были сочинены или вставлены позднее. Так я продирался через пелену легенд и передергиваний, стремясь услышать «истинный» голос Елизаветы. Там, где это удалось, из тени выступает наконец подлинная Елизавета, которая столь часто остается сокрытой от нашего взора.
Литтон Стрейчи работал с небольшой, случайной подборкой печатных документов он весьма пространно жаловался Вирджинии Вулф и другим знакомым на то, как мало дошло до нас оригинальных источников, датированных 1590-ми годами. Как удивился бы он, если бы узнал, что подобные документы пережили наводнения, пожары, нашествия голодных грызунов и сохранились в количестве, вызывающем благоговейный ужас. Жаль, что этот факт столь малоизвестен. Еще Фруд обнаружил, что после 1580 года число рукописных государственных бумаг резко возрастает, однако по периоду после нашествия Непобедимой армады была опубликована только малая часть материалов из собрания, известного ныне как Национальный архив. По периоду после 1596 года не опубликовано почти ничего, не считая отдельных писем из английской, шотландской и ирландской корреспонденции[12]. Практически не затронут исследованиями корпус рукописных официальных документов, касающихся отношений Англии с державами Европы и Средиземноморья. В целом исследователям доступна четверть миллиона рукописей, не считая крупных пергаментных свитков, в основном Палатные отчеты, которые мне удалось сфотографировать весной 2013 года (Палатные отчеты единственный исторически непрерывный источник, который позволяет в полной мере восстановить ежедневные дела королевы и ее главных советников)[13].
Солидная часть источников, использованных в этой книге, не была в нужной мере изучена и проанализирована, а то и просто надлежащим образом каталогизирована с момента, как в 18501860-е годы начали составляться не самые лучшие по нынешним меркам архивы. Здесь мы находим около 30 неопубликованных писем Елизаветы, а также черновики многих других ее посланий, которые впервые проливают свет на ее рабочие методы, а нередко и на сокровенные суждения. Не лучше изучены и программные документы, дающие представление о том, каким правителем была Елизавета в военное время. А между тем внимательный анализ действий Елизаветы в ходе нараставшего общеевропейского кризиса позволяет получить сетку координат, в которых только и возможно по-настоящему оценить ее качества как человека и как правителя.
Некоторые аспекты данной книги читателям Кэмдена, Фруда, Нила и Стрейчи покажутся до странности малознакомыми. За это приносить извинения не буду. Меньше всего мне хотелось и дальше тиражировать неточные или обрывочные сведения о Елизавете, содержащиеся в классических, хорошо известных работах за их авторством. Напротив, на этих страницах живет Елизавета, какую до сих пор мало кто видел. Нет, она не была неудержимым «танком», чьи приказы исполнялись неукоснительно на том лишь основании, что они отданы королевой. Но, вопреки воззрениям Фруда, решения Елизаветы нельзя считать и просто результатом блестяще разыгранного политического спектакля с куклой-чревовещательницей. Елизавета не была победоносной Глорианой, голливудской героиней, собственноручно спасшей страну от военной мощи Испании. Однако неверна и интерпретация Стрейчи, представившего королеву старой девой, сексуально фрустрированной и одержимой похотью, страстью, ревностью и тщеславием. Не была она и «любезным правителем», каким ее видел Нил: королевой, умевшей опьянять подданных своей царственной близостью и поражать их пылкостью духа.
Такие упрощенные описания, иногда прямо противоположные друг другу, превращают реального человека в пародию. Истина не так проста.
Введение
Королева-девственница
В 1533 году Генрих VIII развелся со своей первой супругой Екатериной Арагонской и, страстно желая любви и сыновей, взял в жены Анну Болейн, которой было суждено стать любовью всей его жизни. Перед Анной он буквально преклонялся, называя ее «ненаглядной» и «возлюбленной». Ей он писал до глубины души откровенные письма, ради нее принес в жертву своего ближайшего советника кардинала Томаса Уолси. Порвал отношения с папой римским и послал на постыдную казнь лорд-канцлера Томаса Мора и его близкого друга и соратника епископа Джона Фишера: оба посчитали, что король совершает нечто безнравственное и абсолютно недопустимое[14]. За это он ждал от Анны столь желанного законного наследника мужского пола. Она же родила Елизавету.
Генрих был так уверен, что у них с Анной будет мальчик, что успел подобрать имена Эдуард и Генрих и приказал загодя составить десятки писем для заморских правителей и знати, в которых бы возвещалось о «разрешении родов и явлении на свет принца». Когда же выяснилось, что младенец оказался девочкой, все письма пришлось наскоро переделывать. «Принца» надо было поменять на «принцессу», однако места на то, чтобы дописать слово целиком, не хватало[15]. Так, не успев появиться на свет, будущая королева Елизавета уже считалась второй.
Генрих никогда не скрывал своих взглядов на возможное появление женщины во главе государства[16]. Страстно надеясь передать все дела сыну, он все же предостерегал, что «ежели женщине выпадет доля править, то нельзя ей учинять сие долго без супруга, кой по Закону Божьему должен быть ей управителем и главою, а значит, повелевать и государством»[17]. Он был убежден, что управление страной дело сугубо мужское, а уязвимая женщина на троне не сулит ничего хорошего. Так, например, он считал, что незамужняя женщина не может командовать армией. Признав в конце концов, что появление женщины на троне после него вполне вероятно, Генрих в мельчайших подробностях прописал регламент замужества потенциальной королевы[18].
Генрих рассчитывал, что его единственный сын Эдуард, рожденный в 1537 году третьей женой короля Джейн Сеймур, проживет долгую жизнь. На всякий случай в завещании он все же уточнил порядок наследования короны дочерьми Марией и Елизаветой. В случае если Эдуард умирает, не оставив наследника, каждая по очереди получает право на престол, но с тем условием, что данного права она может лишиться, если изберет в мужья человека, которого не одобрят определенные члены Тайного совета[19]. Если обе они умирают или из-за неудачного замужества лишаются права престолонаследия, корона переходит к представителям рода Саффолк потомкам племянниц Генриха Фрэнсис и Элеанор Брэндон. Это были дочери любимой сестры монарха Марии, вдовы короля Франции Людовика XII, которая вторым браком вышла замуж за «брачного ветерана» Чарльза Брэндона, герцога Саффолка[20].
Эдуард рос крепким и здоровым, но в пятнадцать лет заболел корью, и его иммунная система не выдержала. 6 июля 1553 года юноша умирает от туберкулеза или, что более вероятно, судя по описанию симптомов, от простуды, перешедшей в бронхиальную пневмонию. Молодой король все свое время проводил в занятиях астрономией, также обожал стрельбу из лука, охоту и другие занятия, приличествующие юному воину. А вот к представительницам прекрасного пола он относился с недоверием и даже более отца радел о том, чтобы ему наследовал мужчина. В свое время обе его сестры были официально признаны парламентом бастардессами и Эдуард убедил (или позволил убедить) себя в том, что незаконное рождение лишает их права на престол[21].
Когда юный король подыскивал себе возможного наследника, у него еще теплилась надежда, что у Фрэнсис Брэндон родится сын: ее старшей дочери Джейн Грей он завещал престол в самый последний момент. В июне 1553 года, понимая, что смерть близко, король отбросил в сторону сомнения и «вверил корону леди Джейн и ее наследникам мужеского пола»; следом в очереди наследования шли его сестры и их наследники мужского пола и, наконец, старший сын их двоюродной сестры Маргарет Клиффорд, дочери Элеанор Брэндон[22].
Но несмотря на старания Эдуарда узаконить положение Джейн Грей, она так и не была коронована. С того момента, как было объявлено о ее восшествии на престол, и до заключения ее в Тауэре она правила всего девять дней: старшая дочь Генриха VIII Мария Тюдор провела быстрый и успешный переворот и легко ее свергла. Завоевав престол в тридцать семь лет, Мария стала первой женщиной-правительницей в истории Англии. До нее ближе всех к царствованию была только дочь Генриха I Матильда, которой отец в 1135 году завещал корону. Однако накануне коронации против Матильды восстали жители Лондона, и ей пришлось бежать. Престол занял ее двоюродный брат Стефан Блуаский, что привело к затяжной, тяжелой гражданской войне.
Мария страстно желала свести на нет учиненный ее отцом разрыв с католической церковью. Будучи дочерью Екатерины Арагонской, она ощущала себя наполовину испанкой и быстро устроила собственный брак с Филиппом, сыном своего могущественного двоюродного брата императора Священной Римской империи Карла V. В Испании Филипп уже исполнял роль регента при страдающем от подагры отце, а вскоре был коронован как Филипп II, правитель Испании, Нидерландов, испанских владений Габсбургов в Италии и Нового Света. Избрав себе мужа в самом начале правления, Мария надеялась отвести от себя нападки тех, кто принципиально не согласился бы признать женщину на престоле. Но сделанный ею выбор возымел обратный эффект. По брачному соглашению Филиппу доставалась роль короля-консорта. Он не имел права покровительства, не мог принимать участие в разработке оборонной или внешней политики, производить назначения, тратить деньги короны. В реальности же все эти права он вскоре освоил на практике, хотя большую часть времени и проводил в Брюсселе[23].
Носивший имя «Филипп I, король Англии», супруг Марии Тюдор во всех отношениях являл собой ее соправителя. На парадных портретах он занимает более статусное положение справа от королевы под парящей над их головами короной[24]. Невзирая на матримониальные договоренности, Мария то и дело оставляла последнее слово за супругом, поскольку почитала это своим долгом. В мирные годы такое положение вещей всех в целом устраивало, однако Филипп втянул страну в непопулярную войну против Франции, которую вел с континента, а многократные беременности Марии, о которых широко и торжественно объявлялось, оказывались ложными. Авторитет королевы рухнул. В 1558 году она умирает от пролактиномы доброкачественной опухоли гипофиза, вызывающей псевдобеременности, мигрени, депрессию и слепоту. Оплакивали ее лишь самые близкие сторонники.
Узнав, что час Марии пробил, Филипп отправил в Англию капитана испанской королевской гвардии графа Фериа, по совместительству посла монарха по особым поручениям. Стремясь защитить интересы Испании, Филипп повелел графу выяснить, что представляет собой Елизавета. Встреча посла и будущей королевы оказалась краткой, но прозорливому Фериа хватило времени заключить, что Елизавета «тщеславна и умна»:
Видимо, хорошо обучили ее тому, как вел дела ее отец, и боюсь, должного отношения к религии от нее ожидать не стоит, ибо, как мне кажется, она будет царствовать с помощью мужчин, которых мы почитаем еретиками, а женщины подле нее, как мне сообщали, уж точно таковыми являются Она придает большое значение мнению своего народа и твердо убеждена, что англичане полностью ее поддерживают, в чем она совершенно точно не ошибается. Она открыто заявляет, что именно народом поставлена занимать свое нынешнее положение. Она имеет твердое намерение, чтобы над нею не властвовал никто[25].