Лада Щербакова
Обратный отсчет
Обратный отсчет времени я начинаю уже в сентябре. Сначала считаю месяцы: десять, девять, восемь, семь Ближе к концу весны перехожу на дни: 50, 49, 48, 47 В начале июня, когда уже совсем близко и от ожидания кружится голова, папа вдруг говорит:
Что-то мне Васильевка надоела, а что, если нам в этом году махнуть на Черное море?
У меня внутри все сжимается. Я перестаю дышать. Сердце проваливается куда-то вниз живота и подвисает на тонкой нитке вот-вот оборвется.
Там красиво, продолжает папа, там пальмы, и море совсем другое лазурное! Можно остановиться у тети Зины, она в санатории работает пропуск к ним на закрытый пляж выпишет.
Там не пляж, а булыжники! Кричу я. И вовсе оно не лазурное, а просто черное! И тетя Зина ваша противная!
Дорого, вздыхает мама, а нам еще за ремонт долг выплачивать. Да и с Куликовыми уже вроде как договорились
Папа пожимает плечами:
Вам девочки, не угодишь. Ну, как хотите, Васильевка так Васильевка.
Я вспоминаю, что надо дышать.
Ура! Мы едем на море! Эти сладостная суета сборов: купальники положили? Да! Оба? И красный, и синий в горошек? А ласты с маской? А трубку? Мама вся на нервах: ну, не могу я впихнуть эти ракетки в чемодан, они нам точно нужны? Ну не пузом же кверху две недели лежать возражает папа. Он спокоен как индийский слон. Давай их в сумку засунем где матрасы. А карты, карты не забыли? Как же без вечернего дурачка? Далее по списку: огромная сковорода, электрическая плитка, подстилки, рыболовные снасти, книги, скорчившийся от зимнего бездействия надувной круг с веселыми дельфинчиками Я смотрю на него с удивлением он такой маленький! Неужели я так выросла за год?
Оставь его дома, говорит папа, пора тебе учиться плавать самостоятельно.
Я вздыхаю и откладываю дельфинчиков в сторонку.
О, да, ворчит мама, нашли от чего избавиться, лучше бы пару кастрюль выкинули!
Да ты что, возражает папа. А в чем мы рыбу солить будем?
Из года в год я наблюдаю одну и ту же сцену: мама, заламывая руки, клянется всеми богами на свете выкинуть на помойку либо половину отпускной экипировки, либо старый потрескавшийся чемодан. Он категорически отказывается вместить все, что мы хотим в него впихнуть. Я забираюсь на крышку и прыгаю, пытаясь утрамбовать вырывающиеся из его утробы майки, сарафаны, шлепки, панамки. Молния трещит, папа кряхтит, мама причитает, старый дерматин вот-вот лопнет. Ура, закрыли!
Это не чемодан, а живородящая рыбка, смеется мама.
Еще сто лет прослужит, радуется папа, поглаживая толстый лоснящийся бочок. Наш клетчатый друг, выпятив живот, дуется в углу.
Море моего детства вовсе не синее, оно серо-зеленое днем и чернильно-черное, сверкающее мириадами светящегося планктона ночью. После шторма на берег выбрасывает скользкие комки слизи безобидных азовских медуз. Мы собираем морских обитателей в пластмассовые ведра и наблюдаем за их томными меланхоличными движениями. Туда же отправляются и маленькие шустрые крабы, прячущиеся в прибрежных камнях. Все пальцы у нас в царапинах и защипках крабы без боя не сдаются. С моря дует теплый дружелюбный ветер, он наполняет воздух приторно-йодистым запахом и треплет высокие лохматые облака. Здесь все соленое и вода в кране, и компот в столовке.