На трибуне была черная повседневная одежда, поверх которой он набросил шинель. Белый берет зажат под мышкой свободной руки.
Я смотрю, вы и это сохранили, указал он тростью на желтый флаг на дальней стене зала.
На флаге красовался черный восьмикрылый ангел с голым черепом вместо головы. Этот флаг принадлежал Мариусу Венту, самопровозглашенному адмиралу и диктатору, которого мы свергли по пути на Воргоссос.
Это тот, что висел над ратушей, ответил я, посмотрев на флаг. Джинан лейтенант Азхар сняла его во время празднования.
Мы с Джинан залезли на крышу вместе.
А у меня остался его меч, сказал Лин и похлопал по спрятанным под шинелью ножнам.
Оружие он хранил еще с Фароса, хотя не был имперским рыцарем. Я удивлялся, почему никто до сих пор не поставил ему это на вид.
Они с арены? спросил Лин.
Что?
Я рассеянно повернулся, не успев вложить тренировочный меч в руку автоматону. Античные рыцари замерцали и ретировались, уехали под потолок, словно покидающие сцену куклы. Лин имел в виду мои шрамы. Обычно я прятал их под черной кожаной перчаткой до локтя.
Да. Напоминание о временах до последнего покушения Капеллы. Если они и дальше продолжат в том же духе, рано или поздно им повезет.
Не говори так! воскликнула Валка.
Я развел руками. Благодаря демархистским имплантатам Валки мы были уверены, что дом не прослушивается. Одной из причин, по которой я выбрал в качестве резиденции поместье Маддало, была его древность. То, что здесь когда-то располагалось аббатство, означало, что вилла плохо соединена с планетарной инфосферой а то и вовсе не соединена. Никаких электронных замков на дверях и окнах, никаких камер, никакой внутренней системы связи. Если бы поблизости находился какой-нибудь передатчик, нейронное кружево Валки сразу бы его заметило.
Лин, как вам Несс? спросил я, подходя к нему. Магнарх радует приятными беседами?
Я сам присутствовал на нескольких встречах лорда Венанциана с его величеством, где обсуждалась логистика императорского турне по внешним провинциями. Ужасно унылые мероприятия.
Неплохо, пожал плечами Лин. Вам, очевидно, здесь вполне комфортно.
В доме-то? Я оглянулся на тренировочный зал и высокие узкие окна, выходившие на двор и английский сад, притаившийся за живой изгородью. Этот дом единственное удобство в моей тюрьме, которое меня радует. Не считая сокамерника.
Валка закатила глаза.
Лин подошел к окну, чтобы тоже взглянуть на сад, и сказал:
Тем не менее могло быть хуже. По правде говоря, я удивился приглашению.
Мы же упоминали об этом, когда вы прибыли, вмешалась Валка.
Да, но Не оборачиваясь к нам, он расправил плечи, оглядывая зелень внизу, и забарабанил пальцами по набалдашнику трости, как делала старая Райне Смайт. Мы не всегда находили общий язык.
Я вдруг сообразил, что барабанил он пальцами той руки, которую я когда-то отрубил. Повисла неловкая тишина.
Война затянулась добавил Лин, и его голос прозвучал натянуто, устало, выдавая возраст трибуна несколько сот лет.
Он был патрицием, и фактически мы были почти ровесниками, но его менее знатная кровь старилась быстрее. Лин был уже немолод.
Марло, я рад, что мы теперь на одной стороне.
К чему все это?
Я тоже, Лин, ответил я, не найдя других слов.
А ведь я так и не поблагодарил вас за то, что вынесли меня из боя на Беренике.
Не сто́ит, сказал я, накинув на плечи полотенце.
Сто́ит, резко выдохнул трибун, повернувшись ко мне.
Выслушивать слова благодарности от Бассандера было некомфортно, и я попытался перевести разговор в другое русло:
На Беренике пришлось тяжело.
Что случилось с вашими ирчтани?
Почти две трети войска ирчтани погибло в решающем налете на Бахудде и таран, отправленный сьельсинами против нашей крепости.
Они получили новое назначение, ответил я. Барда, их командир, отправился, кажется, на Зигану. Солдаты с ним. Я переступил с ноги на ногу и сложил руки, словно оправдываясь. Все больше их сородичей обучается, чтобы сражаться за нас.
На похоронах Удакса и других погибших ирчтани я пообещал Барде и его народу свое покровительство, но почти ничего не сделал, чтобы выполнить это обещание. Меня терзало чувство вины.
Пожалуйста, мне нужно переодеться; скоро вернусь.
Я удалился в спальню, быстро вымылся и надел белую тунику со свободными рукавами, обычные черные брюки с ремнем и высокие сапоги. Пришлось немного повозиться с серебряными застежками кожаной перчатки, под которой я прятал шрамы. Мои лиловые глаза разглядывали отражение в зеркале. Рядом стоял античный умывальник. Когда-то он принадлежал Джинан та по утрам и вечерам использовала его для омовений, как предписывал джаддианский бог огня. Когда мы расстались, умывальник остался у меня. В чаше я хранил всякие ценности. Мои кольца, одно из слоновой кости, другое из родия, третье из желтого золота. Врученный мне Тихим осколок белой скорлупы, сияние которого вывело меня по рекам времени из Ревущей Тьмы. Серебряная генетическая филактерия в форме полумесяца подарок Валки. Серебристый цилиндр, в который был помещен инертный пентакварковый резервуар меча из высшей материи, принадлежавшего убийце, подосланному Августином Бурбоном. Я вынул его, прежде чем отправить владельцу пустую гарду, чтобы тот знал, в чьих руках теперь его судьба. Сердечник я хранил с тех самых пор.
Чтобы не забывать, кем я был и кем не должен становиться.
Это напоминание шло рука об руку с тем, каким меня видел Бассандер Лин, с его благодарностью и благоговейным ужасом, что он испытывал передо мной.
Справившись с последней застежкой, я натянул поверх перчатки белый рукав. Отходя, я заметил блик света на серебристом припое, соединявшем две половины разбитого некогда умывальника. Я уронил его во время переезда на «Тамерлан», старый крейсер, подаренный мне императором. Его шрамы сияли так же ярко, как и мои, но их нельзя было прикрыть перчаткой.
Я подумал о Лине, переломанные кости которого были заново соединены с помощью старых проверенных инструментов, и о Валке, чей мозг едва не был стерт вирусом МИНОСа. Война оставила след в каждом из нас таков удел тех, кто служит Времени.
Я встретился с Лином и Валкой в главном зале. Мы спустились по центральной лестнице, окруженной штандартами Марло, и я устроил Лину экскурсию по вилле и окрестностям. Мы болтали о всякой ерунде, изредка предаваясь воспоминаниям. Говорили о Райне Смайт, о Воргоссосе и более давних временах. Вспоминали Эмеш, сэра Олорина, Отавию Корво и других боевых товарищей, ныне спящих в ледяных склепах приколотого на орбите «Тамерлана».
Большинство из них я последний раз видел еще до отправки на Фермон, сказал я. Паллино и Бандита отпустили со мной на Эйкану, а с Лорианом и Корво я общался по рации, но вообще меня к ним не пускают.
И меня, добавила Валка, развалившись в кресле.
Мы устроились за столом, который слуги вынесли в сад для ужина.
Вина? спросила она, доставая бутылку каркассонского голубого.
Как и в начале трапезы, от вина Лин отказался.
Воды. Он наполнил свой аметистовый кубок из такого же графина, как бы подчеркивая отказ. Должно быть, нелегко быть отрезанным от друзей.
Магнарх меня вообще не жалует, ответил я, доедая перепелку.
Он чересчур ревностно отстаивает свои убеждения, пояснила Валка, заметив удивление Лина.
Я тоже, хладнокровно произнес трибун.
Она хочет сказать, что лорд Венанциан считает меня безусловно виновным в ереси, ведьмовстве и всех прочих грехах, которые инквизиция вменяла мне на Фермоне, проглотив кусок перепелки, пояснил я и терпеливо дожидался реакции Лина.
Лицо мандарийского офицера не выдавало эмоций; он лишь сильно помотал головой:
В это я не верю. Я был свидетелем ваших действий на Беренике и на том корабле если бы вы были машиной или результатом каких-то экспериментов, инквизиторы бы об этом узнали. Подсылать к вам убийц не понадобилось бы.
Я невольно нахмурился. Те же доводы я неоднократно повторял себе по ночам, когда пробуждался от настойчивых сновидений. Если бы я не был человеком, Капелла бы выяснила. Но я оставался собой; что бы ни сделали со мной Тихие, они не переделали меня, как Кхарн Сагара переделал себя, обменяв одно тело на другое.
Ветер колыхал стройные кипарисы и ореховые деревья, под которыми в легких вечерних сумерках уже зажигались огоньки светлячков.
Так в том-то и загвоздка, ответил я наконец. Для них было бы лучше, если бы я оказался виновен. Тогда им бы стало ясно, что со мной делать, и меня не сослали бы сюда. Я обвел рукой сад, поместье Маддало и весь раскинувшийся под темнеющим небом Несс.
Могло быть хуже.
Пожалуй, согласился я, отпивая вина.
Вы сказали, что император здесь из-за нас? перебила Валка, кладя ладонь мне на руку. Вы услышали разговор сэра Грея Райнхарта с вашим легатом.
Хотя Лин уже успел нам многое сообщить, ему стало заметно не по себе. Он был легионером до мозга своих больных костей и распускать слухи, как кадет-новобранец, не привык.
Бассандер отставил аметистовый кубок и пошарил глазами по саду и лужайке, где тень его флаера разрезала закат. Он словно опасался, что корабль может подслушивать.
Сэр Грей считает, что император хочет назначить вас государственным ауктором.
Я втайне порадовался, что успел опустить бокал, иначе непременно выронил бы его из рук.
Меня? Ауктором?
Что такое ауктор? спросила Валка, переводя золотистые глаза с трибуна на меня и обратно.
Это старинная должность, упраздненная после Джаддианских войн, ответил ей Бассандер.
После войны за Возничего, поправил я.
За несколько веков я успел почти наизусть выучить «Историю Империи» Импатиана.
Повернувшись к Валке, я положил руку ей на колено и сказал:
Вы, должно быть, шутите?
Но Бассандер никогда не шутил. Он и улыбался-то редко, насколько я мог судить за годы нашего знакомства.
А конкретнее можно? Валка опустила бокал и спрятала левую руку под столом.
Судя по напряжению плеча, у нее снова начался приступ неконтролируемой дрожи. Я успокоил ее жестом, но не успел ответить прежде Бассандера.
Аукторы были полномочными представителями императора, можно сказать соимператорами. Их решения были равносильны решениям императора, они могли издавать приказы, законы, командовать войсками, объяснил трибун.
Их можно было назвать суррогатными императорами, добавил я. Прежние императоры назначали аукторов и посылали в провинции от своего имени. Это были тщательно отобранные, проверенные люди. Они вершили дела от имени императора, пока в этом была необходимость, а потом возвращались. После войн за Возничего император какой-то из Титов вместо аукторов ввел должности магнархов и наместников. Так Империя стала более стабильной и менее централизованной.
Валка кивала, правой рукой растирая левую.
Думаете, он собирается возродить старую систему?
Лин пожал плечами:
Как я уже говорил, пять лет назад он приказал изменить курс ради этой остановки. Зачем, если не для этого? Он склонился над остатками еды в тарелке. Будучи ауктором, вы станете выше Капеллы. Они больше не отважатся замышлять против вас. Вы будете в безопасности и сможете покинуть эту планету.
Я инстинктивно прищурился:
А с чего вы взяли, что император хочет, чтобы я покинул эту планету?
Если верить Райнхарту, император изначально был против вашей ссылки. Считал, что здесь от вас не будет толку, ответил Лин и отпил из аметистового кубка.
Я поразмышлял над этим. Сэр Грей Райнхарт руководил Разведывательной службой легионов и был, что называется, в одном шаге от Имперского совета. Возможно, разговоры о моем назначении ауктором были лишь слухами, но слухи, распространяемые главой имперских шпионов, наверняка ближе других к правде.
Впервые за долгое время во мне затеплилась абсурдная надежда. Я сдержал кривую улыбку, спрятал ее, опустив взгляд в тарелку, и произнес:
Ауктор. Ауктор.
В этом была логика. Нужен был веский повод, чтобы соларианский император приказал изменить курс целой боевой флотилии на сотню световых лет, существенно продлив срок своего отсутствия на Форуме. Назначение имперского ауктора, первого за девять с лишним тысяч лет, безусловно, было таким поводом.
Сумерки вдруг наполнились звонким смехом Валки.
Ох, поглядеть бы, как это понравится твоему другу-магнарху!
Глава 7. Придворный демон
До получения приказа прошло несколько недель. Почти все время я проводил во дворце магнарха, принимая рапорты и доклады об инспекциях на верфи и в гигантской кубикуле, где спали тысячи наших солдат в ожидании трубного зова. Император говорил мало, реагируя на новости лорда Кароля Венанциана с напускной молчаливостью непреходящего монарха. По моему опыту, хорошие правители слушают больше, чем говорят. Такой была, например, Райне Смайт, да и мой отец который при всей своей жестокости управлял префектурой с циничной эффективностью разумной машины.
Тянулись дни, и я начал подумывать, что распространенный Бассандером слух всего лишь слух. Не считая редких реплик на заседаниях, император уделял мне не больше внимания, чем другим советникам, как будто вовсе не я принес ему головы двух сьельсинских вождей и отрубил столько же пальцев «Белой руки» Сириани Дораяики. Как будто не я отказался умирать в Большом колизее, не я принял на себя огонь орбитального лазера перед Ураганной стеной на Беренике и остался жив. Теперь я понимаю, что его поведение было своего рода сигналом, напоминанием: какой бы важной птицей я себя ни считал он был кесарем.
Но приказ пришел.
Сюда, пожалуйста, сказал мне императорский лакей, тот самый андрогин Никифор.
Гладкая лысая голова гомункула блестела под лампами, пока он вел меня по узкой лесенке к виадуку у святилища Капеллы, где у магнарха была личная часовня.
Его величество просил, чтобы я проводил вас прямо к нему.
Он в часовне? спросил я.
Его величество взял в привычку под вечер уединяться для молитвы и размышлений, ответил Никифор. Особенно в последнее время. Вы, должно быть, понимаете, что положение дел в провинциях угнетает его.
Я притормозил, пропуская Валку, проход был слишком узким, чтобы двое могли пройти в ряд, и сказал:
Понимаю.
Надеюсь, милорд, жизнь, проведенная на Нессе, пришлась вам по душе? спросил лакей, очевидно, чтобы не допускать неловких пауз.
Вполне, если забыть о том, что нас отсюда не выпускали! ответила Валка.
Я схватил ее за руку, и она сердито уставилась на меня, едва слышно прошептав:
Что?
Конечно, Никифор был всего лишь слугой, но приближенным к императору. Это означало, что он был также и ушами императора. Любое наше слово, вне всякого сомнения, достигнет кесаря без прикрас.
Немного грустно возвращаться сюда после столь кратковременного отсутствия, сказал я, имея в виду операцию на Эйкане.
Мне не позволили покидать «Ашкелон», и я не смог повидаться с Отавией Корво, Лорианом Аристидом и другими членами Красного отряда. Они участвовали в сражении на орбите, и наши имперские надзиратели ясно дали понять, что мне придется вернуться прямиком в провинциальную столицу. Возвращение было сродни резкому пробуждению: вот ты спишь, а вот ты уже проснулся и видишь перед собой серый суетный мир. А может, это Несс был сном, блеклым кошмаром, а Эйкана истинным бодрствованием. Старый дом, несмотря на невидимые прутья клетки, в которой нас держал Венанциан и его наперсники, поистине стал для нас родным, но Эйкана и то короткое время, что мне удалось провести с Паллино и Бандитом, напомнили мне, что мой истинный дом сейчас на орбите, а его жильцы вновь погружены в ледяной сон.