Правда в том, что он всю жизнь много трудился.
Одним людям все достается легко: апельсины падают с деревьев им в тюрбаны, а новые возможности открываются перед ними каждый день. У Петера было не так. В школе он не был ни самым умным, ни самым высоким, ни самым симпатичным; он не блистал ни в спорте, ни на сцене. Девочки быстро переросли его на целую голову и никогда не смотрели вниз. Но у Петера было одно качество, благодаря которому учеба в школе и университете увенчалась успехом. Он много и упорно трудился никогда не падал духом. Сопротивление было своего рода топливом, благодаря которому он лишь прикладывал больше усилий. А теперь его труды стали приносить результат.
Он поскреб тарелку звук вышел зубодробительный и пожалел, что не купил шоколадку. Ему требовалось утешение, которое могут подарить только сладости. С самого раннего детства Петер делил дни на три категории, исходя из настроения, и не бросил эту привычку даже после в общей сложности восьми лет учебы в медицинском, ординатуры, специализации в психиатрии и получения ученой степени.
Сегодня, ясное дело, тройка: серость и дурные мысли, не подчинившиеся, когда он их прогонял.
Интернет-издания подробно описали, как ее нашли голой и искалеченной именно последнее слово употребляли чаще всего в фонтане на Гаммельторв. Фотографий пока не было, но Петеру они были не нужны он и так помнил ее широкие скулы, дряблую кожу на руках, ее мокрый, жадный рот. От этой мысли у него внутри все скрутило. У него не было ни малейшего желания воскрешать все это в памяти.
Он отнес посуду на кухню, где в стальных и черных глянцевых поверхностях отражались его редеющие волосы и потный лоб. Он рано поел и мог еще пару часов поработать. Или сначала в ванную?
Он прошел в гардеробную, где уже лежал раскрытый чемодан, ожидая, когда его соберут к поездке в Амстердам. Разделся и бросил одежду в корзины для грязного белья темное отдельно, светлое отдельно, после чего ступил на подогреваемую плитку ванной комнаты. По телу лилась теплая вода, пенилось мыло. Петер подставил лицо струям и заставил себя расслабиться.
Глава 4
Осенью Копенгаген особенный. Отсутствие света, нехватка воздуха. Город отказывается обращать внимание на погоду, как будто ему слишком больно смириться с тем, что лето прошло. Порой низкое давление и безнадега уступали место погожему дню чистому небу и расцвеченным кронам деревьев. Но не сегодня.
Йеппе смотрел на темные деревья Цитадели и поднял воротник, прячась от дождя. Обход домов вокруг Гаммельторв ничего не дал, а неработающая камера на Тегльгордстреде лишила их возможности отследить, откуда приехал преступник. Однако криминалисты были вполне уверены в том, что грузовой велосипед наверняка новый, возможно, брендов Winther, Bullitt или Acrobat. Это не разглядеть на видеозаписях нечетких из-за дождя, а пока его коллеги изучали продажи этих брендов за последние три года. Вполне возможно, велосипед старый, Йеппе особо ни на что не надеялся. Предполагаемое место преступления он поместил в радиусе нескольких километров от того места, где нашли труп. На грузовом велосипеде далеко не ездят. Особенно с трупом.
В кармане завибрировал телефон ровно в тот момент, когда Йеппе зашагал по Бредгаде. Он бросил взгляд на экран, спрятался под маркизой отеля и, удивленный, снял трубку.
Вернер, что за дела? Я думал, ты в подгузниках погрязла. Разве не так обычно бывает, когда рождается младенец?
Она сухо хохотнула.
Спроси кого-нибудь еще. Я просто так устала, что не отличаю ведро для подгузников от Свенна. В трубке послышалось чавканье и ворчание. Она как раз ест. Я же ведь теперь как молокозавод.
Очень мило.
Ну да. Ты занят?
Йеппе посмотрел на часы. Восемь пятнадцать. Музей давно закрылся, но подруга дочери Клаусена, Моника Кирксков, работает допоздна и обещала, что дождется его. Ей всё равно надо доделать выставку.
Есть такое. Что-то случилось? На другом конце стало тихо. Эй, Анетта, у тебя все нормально?
Да-да. Она откашлялась. Просто мне скучно.
А, вот как, ну можно ведь телевизор включить или кроссворды поразгадывать?
Труп в фонтане. Она оживилась. Расскажи про него!
Йеппе колебался.
Смеешься, что ли? Ты в декрете! Хочешь быть в курсе событий читай газеты. Займись дочерью. Скоро вы ей имя придумаете?
Да-да, мы хотим сначала узнать ее получше. Анетта охнула. Она кусается. Ну расскажи! Кто та женщина в фонтане? От чего она умерла?
Зачем тебе это знать?
Ну же! Она заговорила серьезно. Ну давай, Йеппе!
Анетта Вернер, я никогда не научусь тебя понимать.
Йеппе зашагал по тротуару, прикрывая телефон от дождя другой рукой.
Жертву звали Беттина Хольте, она была соцработником. Преступник надрезал ее артерии в нескольких местах по всему телу, после чего она истекла кровью.
Садист! Подозреваемые есть?
Йеппе посмотрел на номер дома.
Нет, пока у нас на примете никого. А теперь я пойду побеседую со взрослыми, а ты корми ребенка!
Беттина Хольте, говоришь?
Передашь привет Свенну? Позже поговорим!
Йеппе положил трубку и зашагал быстрее. По диагонали от золотых куполов церкви Святого Александра Невского за автобусной остановкой виднелся неприметный фасад песочного цвета за ним и скрывается Медицинский музей. Неоклассические колонны у входа единственная выдающаяся деталь простого, чуть ли не застенчивого фасада. Йеппе поднялся по шести ступенькам до двери, нашел звонок, и его сразу же впустили.
Внутри, в прохладных мраморных стенах, было зябко и пусто. Выкрашенные в белый цвет ступени по обеим сторонам помещения уходили наверх, в темноту; широкая лестница посередине вела в холл. Йеппе, посомневавшись, пошел по ним. В гнетущей тишине, непоколебимой, словно стены и колонны, его шаги звучали тихо. Оказавшись в холле, он проверил телефон. Опять мама звонила. Два раза. Свет от экрана телефона блеснул в стеклянной витрине. Он подошел поближе и посветил внутрь. Желтоватая кожа, рот покойника, вытянутые пальцы и пустые глазницы.
Йеппе ахнул и отступил. Что он только что увидел?
Он осторожно осветил помещение. Его окружали витрины с мертвыми человеческими зародышами. Тела мутировавших младенцев с двумя головами и вспоротыми животами плавали в формалине, прижимая головы к стеклу, словно пытались до него добраться.
Русалочку видели?
Йеппе вздрогнул. Голос раздался из темноты за витринами. Он посветил туда и при свете, отражающемся от гладкого мрамора, увидел, что к нему приближается чья-то фигура.
Моя любимая. Жемчужина нашей тератологической коллекции.
Фигура встала рядом с Йеппе, взяла его за руку и направила телефон так, что свет попал на небольшую витрину в углу. За стеклом лежал зародыш младенца, чье тело суживалось, а не оканчивалось ногами.
Тератология наука об аномалиях. Музейная коллекция эмбрионов и младенцев с уродствами одна из лучших в мире.
Голос мягкий, пальцы, державшие руку Йеппе, тоже.
Можно свет включить?
Йепппе отнял руку. По ее голосу он понял, что она отошла, а потом холл залил яркий свет.
Все нормально, большинство людей эти дети пугают.
Женщина вернулась к нему. На ней была белая рубашка, а распущенные темно-каштановые волосы, казалось, сияют сами по себе; ноги длинные, между передними зубами щель. Йеппе сразу подумал, что она из тех редко встречающихся людей, чья красота почти избыточна.
Вы, наверно, Йеппе Кернер? Извините, что подшутила над вами. Ученые редко выходят в свет, и у нас так мало удовольствий.
Йеппе ответил на улыбку Моники Кирксков и ненадолго задумался о том, как несправедливо устроен мир: из-за внешности ее поступок, как по мановению волшебной палочки, стал казаться очаровательным, хотя всего секунду назад, в темноте, он вызывал тревогу.
Спасибо, что согласились сразу со мной встретиться. Клаусен говорит, вы ведущий эксперт по медицинским инструментам.
Клаусен очень добр. Пойдемте в аудиторию наверху.
Она пошла первой по маленькой лестнице, затем Йеппе шел за ней по узкому коридорчику до помещения с высокими потолками.
Здание построено в 1785 году, и раньше здесь размещалась Королевская академия хирургии. В аудиториях проводили вскрытия.
Йеппе огляделся. Деревянные скамейки, выставленные полукругом вокруг кафедры, тянулись до самого верха. Из центра сводчатого потолка с кессонами свисал светильник с яркими лампочками.
Он сел на краешек кафедры.
На театр похоже.
Точно, одобрительно кивнула Моника Кирксков. Пару столетий назад вскрытия были маленькими пьесами. Потолок сделан по образцу римского Пантеона.
Она села рядом с ним пахло от нее сиренью и смятой постелью.
Вы здесь работаете?
Он мгновенно пожалел, что задал излишний и глупый вопрос.
Я преподаю историю науки и философию истории. То есть я преподаю, занимаюсь исследованиями и курирую выставки в музее.
И можете просветить меня насчет орудия убийства?
Йеппе откинулся назад, чтобы достать телефон из кармана.
Все зависит от того, что вам известно заранее. На ее лице появилась озорная улыбка. Но да, моя специализация старинные медицинские инструменты.
Йеппе нашел на телефоне фотографию.
Это запястье жертвы, порезы оставило орудие убийства. Зрелище так себе
Я не испугаюсь.
Она наклонилась вперед и стала рассматривать фотографию руки Беттины Хольте. Затем встала и вышла из аудитории. Йеппе было слышно, как она открывает ящики в соседнем помещении. Через минуту она вернулась с каким-то предметом. Она держала его на раскрытой ладони, словно драгоценность.
Йеппе нахмурился. В руках у Моники Кирксков была маленькая латунная коробочка размером с кубик Рубика.
И что это?
Скарификатор. Конкретно этот собрание музея получило от моей бабушки по материнской линии, она выросла в Веннсюсселе и унаследовала его от своей бабушки по материнской линии. Это уже середина XIX века. Она поставила коробочку на стол. Прежде чем попасть в собрание музея, он служил мне как пресс-папье.
А как им пользовалась бабушка вашей бабушки?
Йеппе потянулся за коробочкой.
Стойте! Да, извините, но вы можете нечаянно его запустить, если нажмете не туда.
Йеппе убрал руку.
Запустить? Скажите, что это за штуковина?
Как я уже сказала, скарификатор. Давайте покажу.
Моника Кирксков осторожно взяла коробочку и нажала на кнопочку сбоку.
Дзынь!
Кристально чистый звук не оставлял сомнений: так выпрыгивает нож. Точнее говоря, ножи. Из коробочки торчало двенадцать маленьких лезвий. Они засверкали на ярком свете блестящие и острые.
Думаете, это и есть наше орудие убийства? Эти ножички даже краску на машине не обдерут.
Конечно, об этом судить вам, но перфорированная артерия есть перфорированная артерия. Она повернула ручку на верхушке коробочки, и ножички вернулись на место. Как известно, не размер
Для чего он нужен? перебил Йеппе.
Она села на кафедру рядом с ним и осторожно поставила механизм подальше.
Это старинный медицинский инструмент. Скарификатор использовали при кровопускании, когда врачебная наука рассматривала болезнь как нарушение баланса, которое можно устранить. Вплоть до XX столетия люди соглашались на кровопускания с помощью не только скарификаторов, но и, например, чаш, которые ставили на кожу, или толстых игл. Ходили к парикмахерам и пускали кровь, когда надо было побриться или постричься.
Она откинулась назад, опираясь на руки, грудь натянула ткань рубашки.
Йеппе чуточку отодвинулся.
Значит, изначально он предназначен не для того, чтобы ранить или убить?
Точно нет. Убить скарификатором то же самое, что играть Бетховена на флейте Пана. Она продемонстрировала соблазнительную щель между передними зубами. Им пользовались для того, чтобы очистить тело и вернуть баланс.
Каким образом?
Она убрала волосы за плечи и стала объяснять:
За один раз выпускают небольшое количество крови, например, десятую часть литра, и таким образом поддерживают в организме баланс. Считалось, что кровопускание выводит дурные соки. При серьезном заболевании могли выпустить значительное количество крови. Иногда кровотечение не останавливали, пока пациент не падал в обморок.
Она скрестила ноги. В воздухе повисло напряжение.
Йеппе вдруг перестал понимать, куда ему смотреть. Обстановку разрядил зазвонивший у него в кармане телефон.
Извините, надо ответить. Он встал и протянул ей свою визитку. Позвоните мне, если вам придет в голову что-то, что может оказаться полезным. Спасибо, что уделили время, я сам найду выход.
Она улыбнулась.
Не за что. Удачи в расследовании.
Йеппе бегом спустился по лестнице ее глаза буравили его затылок, надрывался телефон. У двери он сбросил вызов и вышел на Бредгаде.
Мама. Опять.
* * *
Эстер де Лауренти убиралась, съев лишь половину ужина, и с удовольствием куталась в волшебную паутину, которую плела вокруг нее Мария Каллас, Эстер даже не услышала, что в дверь позвонили.
Mi chiamano Mimì, il perché non so. Sola, mi fo, il pranzo da me stessa.[7]
Так красиво, так ужасно грустно, ведь впереди болезнь и смерть. В дверь снова позвонили. Она убрала иглу проигрывателя с пластинки и пошла к входной двери, возле которой уже лаяли собаки. Прежде чем открыть, она пригладила короткие, окрашенные хной волосы.
На лестничной площадке вполоборота к ней стоял мужчина раньше Эстер его не видела. Услышав, что дверь открылась, он повернулся и удивленно на нее уставился, будто ожидал увидеть кого-то другого. Высокий, светло-зеленые глаза, глубокие ямочки на щеках, сильный подбородок, широкие плечи. Она непроизвольно засмеялась от восторга, но потом взяла себя в руки.
Да? Вам чем-нибудь помочь?
Мужчина не ответил просто стоял, улыбаясь.
Она отметила, что у него короткие седые волосы и что на лестничной площадке, застеленной линолеумом, он стоит босиком. Докса и Эпистема зарычали, и она завела их внутрь, оставив дверь чуть приоткрытой.
Совсем забыл о правилах приличия. Голос низкий и ясный, с легким акцентом. Я ваш новый сосед снизу. Ален. На французский манер. Он протянул ладонь и крепко пожал ее руку. Да, извините, что вот так ворвался, но я распаковывал вещи и услышал музыку
Извините, слишком громко? Я иногда включаю.
Можно ли слишком громко включить «Богему»? Вряд ли. Особенно когда Родольфо просит Мими рассказать о себе и признается ей в любви.
Он любит оперу. Эстер улыбнулась.
Согласна. Пуччини много не бывает. Но обязательно говорите, если музыка будет вам мешать. И добро пожаловать в дом. Чудесное место.
Начинаю подозревать.
Подмигнув ей, он рассмеялся; слишком широкая и открытая улыбка ей стало неловко.
А вам взамен придется терпеть запах моей еды. Вообще-то я пианист, но когда есть свободное время, всегда готовлю. Вот такой я повар, скажу я вам; вечно у меня то пот-о-фё, то стейк.
Пианист, который умеет готовить. Эстер почувствовала, как внутри чуть ниже живота что-то опустилось; такое же бывает на американских горках. Она осадила себя: он наверняка женат.
Я недавно развелся. Без всякой драмы, но все равно в нашем возрасте нелегко переезжать в другой район.
Он ей польстил, и они оба это знали. Сколько ему может быть лет? Где-то пятьдесят пять? На десять или пятнадцать лет младше нее. Он никак не может с ней флиртовать, тут просто-напросто французский шарм.
Не так уж легко переезжать в другой район, если долго жил на одном месте. Но вообще даже приятно попробовать что-то новое. Мы живем здесь девять месяцев, и я постоянно нахожу новые места