«Да поможет вам Господь, думает она, не угодить в ловушку того, что грядет».
Она обходит дощатый дом снаружи, закрывая ставни и запирая их, думая про себя, что если ветер подует так сильно, как говорят в Бивере, то никакой крюк или засов их не сдержит. Дом, как и земля, на которой он стоит, видал и лучшие времена. Доски давно утратили свою краску, лишь несколько пятен сохранилось на карнизах и по углам, под подоконниками. Остальное стерло время. Даже раствор между кирпичами, из которых сложен дымоход, обратился в пыль.
Закрыв ставни, она возвращается на кухню и помешивает в кастрюле тушеную говядину, которая кипела на плите. Вскоре входят Мэттью с Джоном: старший высокий, стройный и поджарый, под поношенным комбинезоном видны мускулы, младший руки в карманы, на одном из его чрезмерно больших полусапог развязан шнурок.
Все сделали, сообщает Мэттью. Сегодня он не вернется. Из-за бури не поедет.
Если он ее слышал, говорит она.
Слышал. И наверняка уже видел.
Может, пригонит ее домой, говорит Джон.
Руби протягивает дымящийся ковш с тушеным мясом.
Хлебни-ка.
Джон берет ковш обеими руками и отпивает. Она опускается на колено и завязывает ему шнурок.
Не стоит тебе разносить эту грязь по дому, Джон Гудвин, говорит она.
Мэттью засовывает руки в карманы комбинезона и выглядывает в окно. Всматривается между ставнями.
У па нет шансов. Он не дурак. Придется им спрятать того теленка и закрыться. Брат Джордж не позволит ему ехать в бурю.
Ты и сам, братик, не глупый, Мэттью Гудвин, говорит она, подходит к нему сзади и касается его густых темных волос над загривком, вплетает в них пальцы.
Пока па нет, хочешь поиграть во взрослых? спрашивает он. Он не улыбается, но в его голосе слышна веселая нотка. Он говорит так тихо, что их брат, продолжающий пить бульон из ковша, этого не слышит.
Почему тебе нравится говорить так грубо? говорит она.
Давайте уже есть, зовет Джон, стоя у плиты.
Разбуди своего младшего брата, и пусть тоже идет, указывает она.
Мальчик кладет ковш рядом с плитой и входит в спальню, которую делят трое братьев.
Руби, зовет Мэттью тихо.
Она берет его за предплечье, чуть выше локтя, и чувствует его теплую и твердую плоть.
Грех, говорит он, как он есть. Если па когда-нибудь узнает, не знаю, что он сделает.
У меня ребенок, говорит она.
В другом конце комнаты, на сосновой полке над камином, отсчитывают секунды фамильные часы. Из спальни слышно, как Джон разговаривает с Люком, младшим братом, как он говорит ему надеть рубашку, а Люк бормочет свои вопросы, некоторые связные, другие совсем бессмысленные. Не считая этого, в их фермерском домике стоит самая оглушительная тишина за все времена даже считая день, когда их мать лежала перед очагом в сосновом гробу.
Мэттью с обмякшим, побелевшим от страха лицом открывает рот, намереваясь заговорить, но прежде чем он успевает что-то сказать, раздается стук будто сердцевина сосны затрещала на костре.
У Руби на глаза навернулись слезы, она отняла руку от брата.
Оба смотрят на дверь.
Все-таки вернулся, говорит она, вытирая глаза.
Еще стук, три уверенных удара.
Возьми себя в руки, указывает Мэттью. Потом поговорим. Он направляется, чтобы ответить на стук, но останавливается. Оборачивается и касается ее щеки она запомнит это на долгие годы, его последний жест, самый нежный и заботливый из всех. Он проходит кухню и ровно в момент, когда раздается еще три стука, крепкими костяшками по мягкой сосне, открывает дверь.
Она вытирает глаза передником и видит, через сетчатую дверь, мужчину, но это не ее отец. Это тот бродяга с дороги, с черным цилиндром в руке и сверкающей лысой макушкой. Он тихо обращается к Мэттью, но Мэттью ничего не отвечает, а стоит, выпрямившись и держа руку на двери, не открывает сетку. Она сразу понимает, что это за человек, бледный и изможденный, не похожий на остальных, кто пересекал этот порог ради супа и воды. Этот другой. Худой и потрепанный, верхняя пуговица на рубашке расстегнута. На цилиндре с одной стороны разошелся шов, и он зияет, будто отвисший рот. Она входит в проем кухни и опирается на раму, скрестив руки, и видит, что мужчина стоит в потрепанном пиджаке, носки его ботинок отклеились от подошв, но ухмылка на вытянутом, узком лице будто намекает: это все какая-то затейливая маскировка, какая-то шутка. Он смотрит поверх плеча Мэттью и, продолжая говорить с мальчиком, подмигивает ей. Улыбка его отвратительна.
Кто это? спрашивает Джон из-за ее спины. Он стоит за ней и держит Люка за руку. Люк, ему всего четыре, наблюдает, засунув в рот большой палец.
Идите в спальню, приказывает она. Уходите, закройте дверь и не выходите, пока сама вас не позову. Слышите?
Джон кивает и увлекает малыша за собой.
Снаружи поднимается ветер, распахивая ставни на окне в гостиной. За ним, на горизонте, она видит что-то похожее на огромное темное облако. Низкое и беспокойное, оно быстро приближается.
Тут сейчас все разнесет, замечает мужчина из-за сетчатой двери, говоря это Мэттью за плечо, с неподвижной улыбкой. Там у вас супом пахнет?
Мэттью поворачивается и смотрит на нее, взгляд у него странный и отрешенный. Он, будто лунатик во сне, тянется к крюку, отпирающему сетку.
Нет, возражает она, желая закричать, но выходит лишь шепот.
Крючок выскальзывает из защелки.
Бледный человек открывает дверь и входит в кухню, мимо Мэттью, который закрывает за ним дверь.
Спасибо, сэр, говорит он, не сводя глаз с Руби.
Ей не нравится, как звучит голос этого незнакомца. Он высокий и тонкий, и хотя улыбка его дружелюбна, в глазах стоит холодный блеск.
«Он сам дьявол, думает она. И он пришел за наши грехи».
Улыбка незнакомца становится шире, и Руби слышит голос у себя в голове мужской голос, его голос, догадывается она, хотя его губы остаются неподвижны.
Да, маленькая. Сладкие грехи.
Застыв на кухне, она вздрагивает от воспоминания, которое незнакомец будто вынимает из ее разума и сердца, о ее величайшем стыде, о той ночи, когда они с Мэттью принимали роды у собаки в амбаре, а потом лежали на чердаке, любуясь звездами и стараясь забыть о тяготах наступающего дня. О том, как она читала любовные стихи в книжке из библиотеки, весь этот вздор. «Я тут не все понимаю, призналась она, листая книгу, хотя другие понимают. Что-то я просто чувствую. Вот тут». Она взяла руку Мэттью и прижала к своему сердцу. «И тут, сказала она и сдвинула его руку ниже, к своему животу. И тут». Еще ниже. Это казалось таким естественным и таким скорым после ухода матери, при щенятах, сосущих свою мать на нижнем уровне амбара, перекатиться в его объятия
На дом обрушивается грохот, и окно гостиной взрывается.
Руби кричит, и Джон в спальне тоже.
Мэттью выкрикивает имя Руби.
Дом погружается во тьму.
Она чувствует, как земля с песком впивается в ее голые руки и лицо, пока она идет по коридору к гостиной. Двигаясь на ощупь, она ударяется голенью о швейный стол матери за которым та шила себе одежду на лето, платья из лоскутков ткани, дешево купленной в городской лавке. Она достигает ставен, надеясь закрыть их от бури, и тогда слышит крик Мэттью. Пронзительный, полный ужаса. Она зовет его по имени, перекрикивая рев, словно товарный поезд, сотрясающий стены и половицы. Она прощупывает в темноте стену, пока ее кулак не смыкается на дверной ручке чулана у передней двери, где, помнит она, ее отец хранит дробовик, которым отпугивает людей из банка, только он не держит его заряженным. Как только она оказывается внутри, дверь захлопывается в кромешной тьме, и она не видит даже полок, пусть на них все равно лежит только каменная соль. Она шарит по полке над головой в поисках керосиновой лампы и коробка спичек. Она знает, где те хранятся, всегда рядом, всегда поближе к стене. Присев на стопку запасных дров, ожидая, пока привыкнут глаза, она чиркает спичкой и зажигает фитиль и в разлившемся маслянистом свете накрывает фитиль колпачком, чтобы сбавить пламя.
Чулан распахивается настежь.
Она держит лампу, и свет отбрасывает огромную и скрюченную тень бледного незнакомца на потолок. Он ухмыляется ей, зубы у него такие белые, каких она в жизни не видела. Он стирает красноту с лица тыльной стороной ладони, пока в комнате позади него бушует пыль с песком.
У тебя и твоего брата просто восхитительные тайны, говорит он.
Он протягивает руку и хватает ее за запястье, у нее учащается пульс. Он рывком поднимает ее на ноги и тянет к себе. От него неприятно пахнет, когда он вытаскивает ее из чулана, отнимает лампу, а дом трещит и стонет под весом темного облака, грохочущего над ним.
Незнакомец ведет ее в коридор, воздух здесь такой плотный, удушающий. Она краешком глаза замечает тело на полу кухни, ноги в комбинезоне
Мэттью, о, Мэттью, нет
и вот он тащит ее в спальню, где Джон с Люком ютятся в кроватке, старший брат обхватывает руками младшего.
Бледный, не выпуская ее запястья, улыбается кровавой улыбкой, его рот выглядит щелью с зубами на лице, которое в свете фонаря напоминает гниющий череп, обтянутый кожей. Она стоит, застыв от ужаса. От прикосновения бледного. И от его голоса.
Позволь мне кое в чем тебе признаться, дитя, в том, о чем твое неопытное сердечко уже догадалось, говорит он. Я призрак в этом старом мире. Мой якорь здесь это кровь. Он проводит ногтем указательного пальца правой руки поперек ее горла, и ноготь у него длинный, желтый, испачканный чем-то черным и плохим.
Примечания
1
Эрнест Табб (19141984) американский певец в стиле кантри. Здесь и далее прим. пер.
2
Пропан? Для моего трейлера (исп.).
3
В следующем городе (исп.).
4
Бабуля (исп.).
5
Здесь: пиво производства одноименной техасской компании.
6
Бедняжка (исп.).
7
Аннабель Гаскин, благодаря личной вере в Господа нашего Иисуса Христа, крещена во имя Отца, Сына и Святого Духа (исп.).
8
Здесь: широкополая фетровая ковбойская шляпа.
9
Подразделение техасских рейнджеров.
10
22-этажное офисное здание в центре Уэйко.
11
Пикап компании «Шевроле».
12
Джордж Джонс (19312013) знаменитый кантри-певец и автор песен.
13
Евангелие от Матфея, 11:28.