Похожий на родинку с твоего светлого лица.
Сравнимый с укусом комара на теле бычьем.
Упавшая штукатурка с прекраснейшего дворца.
Свет чучела, сжигаемого по древним обычаям.
Я здесь, потерянный в джунглях из грязи,
Между следом ботинка и клочком вычесанных волос,
Если б можно было махнуться не глядя,
Я бы выменял все, чтоб быть частью,
Сервопривода твоих век, апертуры линзы из слез.
Всегда.
Каждодневно.
Болтаться цацкой на ткани.
Быть деталью тебя, пусть не самой важной.
Плотские чувства когда ты хочешь физики объятий,
Робость когда смотришь издалека,
Успех когда оказался в твоей кровати,
Счастье когда больше нечего написать.
***
Мои слова потихоньку теряют вес.
Мои знакомые не шарят, почему я здесь.
И если кто-то спросит о нас я пас.
Я живу для того, чтобы лапать бас.
Мои враги это холод, что за стеной.
Конец солнечного дня сводится петлёй.
Сказали вырастешь, поймешь, и отпадёт вопрос,
Отпало лишь желание знать, зачем вообще я рос.
***
Дым от труб опускается вглубь,
И холодный рассвет ускользает от глаз.
Ведь мы спим и не знаем, что там сейчас.
Под нами, наверное, пустота.
Двери наших квартир одиночества ждут,
Чтоб закрыться и больше не дать войти.
Я не знаю, что
на твоих стенах теперь:
Рисунки детей или фото мои.
Может автозавод, может школа, детсад?
Место, где ты проводишь дни напролет.
Не известно теперь ничего и никак,
Все слетает пакетами с крыш и пройдет.
Даже память со временем скроет лицо,
Размывая детали, как жар горизонт.
Мы умрем с ощущением старых хлопот.
Похороним их вместе с телами.
22||23
Товарищ следователь: Part 1:
Мы с пацанами
идём домой.
Как небо похмельного утра,
тяжёл наш день.
За мною всюду тащится
моя тень.
Суждено догнивать здесь и лежать
на ней.
Тяжелые будни падают,
как мой хуй.
Воздушные стены вкруг дома?
Не до них
Быть ботом в чужих войнушках
теперь лейтмотив.
Почти что тюремный стих
молчи и жуй.
Да нахуй не нужен ни ты, ни друзья,
Артист!
Вся жизнь это пена у рта
подох и лежи дальше.
Видишь машина у дома?
В ней менты, мальчик.
Они по твою душу, пред ними ты
чистый лист.
Мать родила, любовь довела
значит
Так нужно, а родина похоронит в лесу
за городом.
Сегодня родители молятся,
а завтра ищут ящик
С телом.
Товарищ следователь,
Когда меня убьют?
Товарищ следователь: Part 2:
В угрюмом осеннем лесу,
По сырой траве, волокут ящик.
Убийство найдет почет и хвалу,
Если ты представитель власти.
Лабиринты и метки, грибниковые тропы.
Деревья свидетели мрачной картины.
Отсутствием языка копают окопы,
А длинный суют в могилы.
Жирной рукой, в документах копаясь,
Статья за отсутствие согласия.
Жене её выдай, вагины касаясь,
Не найдя там ни влаги ни счастья.
Игрой в ящик смерть называть нельзя,
Скрепят с червями брачными узами.
Родина любит тебя и меня,
Складируя в мешки для мусора.
Товарищ следователь: Part 3:
Холодная тень.
Решетки на окнах.
По пояс покрашены стены.
Товарищ майор
Заряжает патрон.
Ему даже не нужен прицел.
Ведь слишком большое,
Слишком большое,
Слишком большое
Сердце.
Слишком большое,
Слишком большое,
Слишком большое -
Ты не промажешь.
***
Под бит из ЛСП, не спеша, плывут окраины города.
Вот яма, машина и дом, а вот сутуло, но ровно
Я иду. За мной телевышка, бетонный забор,
На нем нарисован Иртыш, Иртыш это в сути канон.
Ты не местный, не ври, раз не тонул в его мутной воде,
Хотя бы однажды, мой брат и вовсе не вынырнул, умер.
Тогда мне казалось, что там живут ужасные водные твари,
Сидеть на берегу не по себе, особенно в сумерках.
Теперь я вырос и медленно пиво глотаю.
Кидаю камушки в воду, она меня согревает.
Такое позволяю себе редко, но все-таки,
Среди этой суеты оставаться ребенком
Многого стоит. Во сколько оценил ты свою жизнь, скажи?
Если пытаешься покинуть дом, придется родиться заново.
И все, что было удалить, как ненужные футажи.
Сегодня выключаю первый поцелуй, а завтра
Завтра на балконе с видом на водонапорку
Сидим и смеемся, мечтаем стать журналистами с другом.
Под окнами собака тащит от колбаски кожурку,
А в голове передача "жить здорово" рано утром.
Пора бы прикупить себе куртку на зиму.
Пора бы перестать так часто жрать энергетики.
В очередной раз заходим в магазин "Оазис",
Берем парочку и грустно пьем средь бетонной эстетики.
На третьем этаже, с салатовым блеклым балконом,
Жила моя любимая, а дальше дорога к моему дому.
До него минут тридцать прямо, если пешком,
Там меня чуть не убили малолетние гандоны.
А вот перекрёсток, на котором попал в аварию.
Вот бутылка пива уже пять с лишним лет лежит в канаве.
Вот одноглазый лохматый пес со страшной ссадиной,
Когда люди научатся говорить о родине стихами?
Я люблю эти места за разные воспоминания,
За чувство тоски и безмятежности в изгнании,
За встречи случайные, за страх, за короткие диалоги,
А вы грязными песнями обрубаете родине ноги.
Несчастный случай
Все это просто несчастный случай,
Вся жизнь лишь несчастный случай.
Начавшийся поздним вечером,
Когда папа выбрал не те резинки.
Это просто случайный сценарий,
Скупой на возможности инструментарий.
Смотри, как идет по реке шуга -
Грязные хмурые льдинки.
Это просто кровь на носу сапога,
Кровь на носу сапога прилипла.
Делай движение "веером",
И, может быть, её скинешь.
Как, запачканные в блевотне,
Белого цвета, женские волосы.
Ругань с собою наедине,
Фантомные боли в голосе.
Нам все нипочем, собою сорим,
Во все стороны север стонет.
Как ржавые гвозди в огне не горим,
Как говно, мы в воде не тонем.
В общем, смирно сиди, не ругайся,
Как бабушка мне завещала строго:
От тюрьмы и сумы не зарекайся.
Ты зайчик на корм питонам.
И все это просто несчастный случай,
Нам всем Юрий Быков писал сценарий.
Во рту крокодила утонет солнце,
А утром вернется за нами.
Данжен-синт
В разговоре на кухне,
В банке с зелеными огурцами,
Таятся революции и войны,
Столы изнутри вымазаны стихами.
Свет в полусонных квадратах
Усердно мигает ночами.
Наши кварталы форты,
А мы не владеем мечами.
В общем-то, все как обычно,
Вместо покрышек скамейки.
Я бы зажег, лишь бы вы ответили.
Я бы зажег, только дайте веер.
Слишком уставшие лица
Не дуют из окон на пламя,
Что же для их высочества,
Огонь моего дурачества?
***
Хочу тонуть в тебе, как ботинок в осенней грязи.
Как солнце, стыдливо краснея, тонет во рту крокодила.
Хочу быть спасителем отражений витрин магазина,
Фиксирую жизнь на пленку,
В ней мы навечно в своей стези.
Музыкальные стулья
На войне стреляют пулями,
На гражданке холодным клеймом
Прямо в ухо.
Есть такая игра «музыкальные стулья»,
Прикольно,
Но только, пока стульев много.
Пока за тебя выбывают другие,
Пока есть место для пятой точки.
Обколотый солью бог с заточкой
Ждет твои подношения цветочки.
Ждет твоё сердце и печень на блюде,
За слепящим солнцем подсолнухи люди,
Тянут нелепые шеи уродины.
Все вы шикарные моралисты,
А Женя предатель родины.
8 марта
Вот оно, ваше восьмое марта.
В сортирной мусорке тюльпаны сгнили.
Девочка от радости раскрыла арты,
В постели была интерактивная выставка.
Цветочки вянут, завянут чресла,
И губы засохнут, глотая воздух.
Очаровательность с интересами,
Нахуй не упали загруженным взрослым.
Главное в женщине это запахи.
Чем ты пахнешь? Если быть честными.
Пока догнивают в сортире тюльпаны
Ты мне становишься не интересна.
Вот оно ваше восьмое марта,
Вместо глубоких, как сон дерзновений.
Я наблюдаю картонные арты,
Сложившие жизнь в промедлении.
Я наблюдаю, как шторы в комнате
Были повержены утренним солнцем.
Дальше живи тут как рыбка в омуте,
Тюльпаны кидай в ведерце.
***
Глава первая: я в доме бабушки,
С забора в горизонт уперся как старый воин.
Решаю, кто из насекомых в луже утонуть, достоин,
И достоин ли я сам почестей жизни
в одиноких сибирских лесах.
С забора вид хороший, я на нем как царь и бог;
Сверху вниз смотрю на все живое.
Скоро мать домой загонит, вот и все, что беспокоит.
Остальное наверху только ветром отдает в лицо мне.
Глава вторая: дух слабеет,
страх под кожу залезает и зудит,
Он не дает вдохнуть, а только голову в колени опустить,
Терпеть удары, плакать,
Боль в себе гасить.
Такой душевный синусит.
Глава третья: девочки, друзья, интересы.
С ноги на ногу переминаешься, ждешь встречи.
В уши залетает снег, а в голове весы,
Что оставить, что зарыть в лесу?
И первой в этом списке была ты.
Глава четвертая: горизонт уже потерян.
В цепи домов не видно мне ни звезд, ни птиц,
И едкий сигаретный дым сменил восторг на вой.
Где-то в этих серых окнах мой герой
к виску приставил пистолет и сидит.
В главе пятой: могли бы бушевать страсть и любовь,
Но это только если б это было сказкой, а на деле -
Вот вам компромисс простой энтузиазм прокис.
В угоду всем канонам наш герой при теле, но немой.
В главе шестой: увы, хорошего не жди.
Он насекомым стал, он потерял свое я.
Вместо него историю расскажет кто-то другой.
В его мире вместо леса только грязь и пни.
В седьмой главе без суеты, разговоры где-то внутри.
Они молитвой через лоб, морщинами лезут наружу.
В восьмой главе озноб, последние тухнут огни.
В глубине груди сердце тоскою задушено.
В девятой главе всё.
Крестики: Part 1
Видишь мой бог
В проемах дверных и подвалах
Валяется пьяный?
Последним погасшим окном
И каплей на дне стакана.
Видишь бог,
Устал одинокое утро встречать
лёжа в яме,
А снег потихоньку пойдет
На ладони забытые и не растает.
Видишь бог
В проемах дверных вышивает крестиком буквы,
Такое признание в любви,
Вероятно, мой бог не дееспособен.
Видишь бог мой уже
Присыпан холодной землей,
Полумертв, как цветок в гараже.
Мечтает о встрече с тобой.
Видишь мой бог,
В проемах дверных и подвалах
Ищет занятие.
Смотрит, как окна тлеют,
Родятся звездой, а цветочками вяло
Закроют глаза
И на улицах станет прохладно и ветрено.
Где-нибудь,
Мы стали бы частью великих историй,
А здесь превращаемся в пепел.
Не дай мне погаснуть,
я грею мое божество
В объятиях страстных.
Я сожму все пространство и выдавлю
Лишнее резко и сразу.
Я люблю, и любовь свою сделаю
Частью глазницы ресницы и века.
Мне хотелось бы стать тобой,
А раз нет, рви чеку, и сочтемся на этом.
Магазин игрушек
Из окна своей комнаты вижу
Магазин игрушек.
Несбывшихся детских надежд
Фантомные боли,
надраны уши.
Рытвинами
По коже скользят, как ножи.
Усталыми пальцами веки держу.
Я в углу
Стоял за проступки теперь по желанию тут.
Давлю на глаза чтобы жить,
Холодное пиво пить.
***
Мое место с краю,
Моя остановка пустая.
В грязи мои кеды,
Мне видно кусочек рая,
На самом же деле кусочек неба.
Такого холодного,
Что не вдохнуть, не взлететь
И выпасть в окно,
С улыбкой порхая вниз,
С отражением в луже попутав его.
Мое место с краю,
Моя остановка первая,
Здесь я играю.
Мне виден кусочек рая,
Но это лишь юбка стервы.
***
Слово уже не оружие,
Оружие это молчание.
И темень, что прячется где-то
В лабиринте углов,
Под колесами поезда,
Под старой немой кроватью.
В молчании между мной и матерью
В жестокой охоте сов.
Слово уже не оружие,
Мое вдохновение не разделит
Никто,
И за ним приходит молчание
Мычание, рычание и прочая дичь,
Уже не имеет значения.
Лишь многозначная пауза между
Двумя электронными сообщениями.
Между тобой и мной,
Последний навеки остался немой.
Мальчиш-Кибальчиш
Очередной удар под дых, и вот я в своей комнате.
Тяжелый трагический стих безуспешно пытаюсь вспомнить,
Кажется, там были малышки медовары,
И, кажется, их всех убили из принципа.
Какие-то протофашисты из древней Ирландии,
Несущие вредные бредни о своем превосходстве.
Чувствую, как мне вырывают с корнем ногти и пальцы
Я Мальчиш-Кибальчиш, потом водят ножом по сердцу.
Пиши, говорят, свои последние строчки,
А потом отрезают язык и кормят им пса.
Я барахтаюсь в постели, как серьга стриптизёрши в мочке
Ищу на полу одеяло и неуклюже, пытаюсь дотянуться до будильника,
Нахожу, что угодно носки, трусы и паспорт,
Но только не будильник.
Несусь, как сайгак, а коммунальщики чистят снег,
Только пешком все равно ходить негде.
И некуда позвать тебя гулять после работы.
Каждый поворот напоминает минувшие дни.
Один из миллиона дней в этом маленьком скромном городе.
Они режут мне голову, будто гильотина.
Сломанная шея, разбитый нос и кровь везде,
И в этот момент приходят внебрачные образы;
В них я воспеваю тебя в храме святой Софии,