Почему-то мне кажется, что решение о моем будущем принимаешь ты, произнесла она с тем хладнокровием, что так его впечатлило.
Я не отдам тебя твоему дяде, сказал Торбранд и оглядел богатый плащ, который из-за снега стал казаться не темным, а белым. Ты ведь понимаешь, что он послал тебя на смерть?
Боюсь, я лишь простая слабая женщина, вовлеченная в игры королей, произнесла она после паузы, но ее твердый взгляд подталкивал к мысли, что это ложь. Она могла быть какой угодно, эта мерсийская принцесса, но только не простой. Это моя мать вмешивалась в политические дела мужчин. Я предпочитаю другие занятия. Рукоделие, например. В прядении реже сталкиваешься с кровью.
Торбранд переступил с ноги на ногу, не убирая руки с шеи лошади. Он мог бы подойти ближе и поучить девушку, показать, что бывает, когда ему лгут. Однако внезапный порыв в душе заставил сдержаться. Мудрый муж не берет в руку молоток, если сгодится и перо.
Мир этот создавался кровью, промолвил он. Это и его кровь, и кровь, которую он пролил, кровь, которой запятнаны его руки. Кровь, которая течет в тебе, делает тебя ценной добычей для многих. Пока ты жива, Эдуард всегда будет сомневаться, что останется до конца дней единственным правителем Мерсии.
Она все же дрогнула, хотя поспешила совершить движение, которому предстояло это скрыть. Торбранд неожиданно поймал себя на мысли, что его это не порадовало, как он ожидал ранее. «Ты не хочешь, чтобы эта девушка боялась, прозвучал внутри его голос, словно отозвались боги. Ты хочешь, чтобы она была с тобой, полная радости, яркая, живая».
В этом нет сомнений, настороженно произнесла она. На лице мелькнула тень тревоги, и оно вновь стало непроницаемым, будто она запретила себе пропускать смысл его слов внутрь. Я готовлюсь принять святые обеты, падать ниц я буду только перед ликом Бога. Оставим это королевство тем, кто будет им править.
Ему показалось или все же слышались в ее голосе нотки сожаления? Именно такой жизни она для себя желала?
Однако мольбы в ее глазах не было. Какая польза от жизни, посвященной Богу, если она пройдет в удушающей тишине, вдали от мира? По мнению Торбранда, это вовсе не жизнь. Особенно в случае леди Эльфвины, обеты не ее предназначение, пусть и святые.
Ты не должна была добраться до аббатства, леди Эльфвина, говорю тебе это как друг.
Что-то озарило ее лицо, впрочем, больше похожее на вспышку гнева, и это нравилось ему больше, чем страх. Или стремление попасть в женский монастырь. Его самого всегда влекли лед и пламень, буря в открытом море. Бурный темперамент не позволял успокаиваться, а вот чувствительность в себе ненавидел и считал слабостью. Это всякий раз напоминало, что он потерял, что не смог уберечь. О матушке, которая была самой сильной из всех женщин, которых он встречал на пути, и самой нежной.
Торбранд не хотел вспоминать об этой нежности. Гораздо легче думать о свирепости, с которой она бросилась на ирландского воина, будто была настоящей воительницей. В таком образе ему было легче ее представлять. Впрочем, стыд за то, что из-за собственной слабости потерял мать, не важно, нежную или суровую, держал его за горло всю жизнь.
Торбранд взглянул на девушку и нахмурился, будто считал ее повинной в чувствах, которые она вызвала, хотя отлично понимал, что дело только в нем. Затем вспомнил, что всего минуту назад назвал себя ее другом.
«Не забывай, зачем ты здесь, сказал он себе. И в чьей игре участвуешь».
Он поспешил изменить хмурое выражение лица.
Друг? Вот как? Эльфвина вскинула подбородок. Ты ведь тот, кто преградил мне путь.
Поверь, я не самый ужасный из тех, кого ты могла встретить на дороге.
А волки сжимают кольцо, и ночь все темнее. Время разбойников.
Румянец на ее щеках стал ярче, взгляд золотистых глаз глубоким, заставляя Торбранда задуматься, чем он мог пробудить в ней такую страстность. Он не представлял, что выполнение задания будет проходить именно так. Ему все виделось иначе.
Он сам давно забыл о чувствах и просто исполнял поручение, считал это правильным. Однако сейчас все по-другому. Совсем по-другому.
Эльфвина поджала губы, словно сдерживая себя сказать больше. Или словно поняла, что происходит с его мыслями и плотью.
Похоже, во всем моем королевстве нет ни одной безопасной дороги. Страшные времена.
В твоем случае предательство не только в организации путешествия. Рука сама невольно потянулась к ней, он с трудом себя сдерживал нельзя сейчас так глупо попасть в ловушку. Ты не задумывалась, почему солдаты не остановились на ночлег в ближайшей деревне, а проехали мимо?
В ее глазах он увидел подтверждение, что она действительно этим интересовалась.
Мы не хотели снижать темп. Впереди долгий путь, а погода все хуже.
Торбранд счел ее слова напоминанием, зачем он здесь. Пожалуй, неплохо, что девушка оказалась красивее, чем он полагал. Кроме этого, у него нет причин стоять здесь, не сводя с нее глаз и борясь с желанием прикоснуться. Дело в самой леди Эльфвине, а не ее положении. К сожалению, в будущем ему не получить ничего более приятного, будет лишь время, чтобы до конца изжить в себе это влечение. И не важно, какие воспоминания она в нем будит.
Впереди, менее чем в часе езды устроили засаду разбойники, произнес Торбранд, отбросив чувства, совсем ему не свойственные. Он воин, при виде которого враги трепещут от страха. Если бы не я, ты уже в нее попала бы. И едва ли осталась бы в живых. Вопрос лишь в том, как тебя убили бы. И что тебе довелось бы вынести от мужчин, прежде чем тебя лишили жизни.
Он надеялся, что намеки напугают ее, шокирует осознание того, чего удалось избежать. Но она вновь удивила его, эта мерсийская принцесса, изнеженная, насколько он знал, ведущая комфортную жизнь то в одном дворце, то в другом. Ее дядя, отец, мать все заботились о ней. У нее была армия слуг, обеспечивающих полное отсутствие проблем, а рядом велись войны, гибли люди за те земли, на которые она могла претендовать лишь потому, что была королевских кровей.
Леди Эльфвина не дрогнула.
Способов умереть немало. С каким-то из них мы столкнемся рано или поздно.
Я восхищен, что ты с таким спокойствием принимаешь предательство дяди.
Я столкнулась с предательством дяди? Об этом говоришь только ты. Я же не вижу разбойников в этом глухом лесу. В глазах вновь появились золотые искорки, такие яркие, что он с трудом выдержал взгляд. Ведь они могут быть твоими людьми. Норманнами, как и ты.
Торбранд неожиданно для себя усмехнулся. Вероятно, девушка намеревалась оскорбить его, используя слово как оружие, хотя норманны одно из определений для его древнего народа, так их называли более сотни лет, по крайней мере, оно точно встречалось в песнях скальдов. Не даны, и не норвежцы. Иногда Дубхгойл или Финнгойл в зависимости он народности говорящего. Но все и всегда называли их чудовищами. Чаще остальных, к большому удовольствию Торбранда, короли. Пусть эта леди Эльфвина называет его как хочет, если признает, что он хозяин положения.
Торбранд поднял руку и отпустил поводья ее старой клячи. От него не укрылось, как расширились ее глаза, а руки потянулись вперед И так же неожиданно замерли, словно ожидая, что он может ей помешать.
Что ты задумал? Какую хитрость? спросила девушка. Ты меня отпускаешь?
Как пожелаешь, был ответ.
Поднявшийся ветер сметал снег, ему показалось, он заметил, как отмахнулась она от мыслей, от которых появлялся в глазах золотистый блеск.
Впереди в засаде десять человек, предупредил Торбранд, наблюдая, как рука ее медленно тянется к поводьям. Они покинули Тамворд за день до тебя. Называй их норманнами, если угодно. Если так тебе будет легче принять то, что они готовились с тобой сделать. Он кивнул в сторону, куда ускакали недавно ее охранники: Те двое показали себя отъявленными трусами, они наверняка сейчас скачут к твоему дяде, доложить, что исполнили его задание. Как полагаешь, им понравится, если ты вернешься? Конечно, все это при условии, что или ты, или они проживете еще достаточно долго, чтобы предстать перед королем. Зимой, знаешь ли, волки особенно голодны, это заставляет их рисковать еще больше.
Ее брови сошлись у переносицы, но это не остановило Торбранда.
Как думаешь, леди Эльфвина, есть ли у женщины шанс с ними справиться? Если уверена в себе, в добрый путь. Но позволь напомнить, что даже твоя мать командовала войском, но никогда не сражалась в его рядах сама.
Торбранд замолчал в ожидании. Лицо вновь стало похоже на высеченное из камня. Ему было бы легче, будь она слабой и бессловесной. Если бы она плакала и умоляла, тогда он повелел бы, что делать, и она подчинилась бы. Он перевел бы ее в разряд жертв, хотя никакой жалости к ней не испытывал бы.
Увидеть представшую сейчас леди Эльфвину он не был готов.
Она сдастся, в этом нет сомнений, но не понастоящему, чего он так желал.
Ей предстоит сделать выбор здесь и сейчас. А потом снова и снова подтверждать его.
У меня нет оснований доверять твоим словам, произнесла она после минутного молчания.
Надо отметить, ускакать она не пыталась.
А есть в этом мире человек, которому ты можешь доверять? Ни выражение, ни поза Торбранда не изменились, лишь губы шевелились. А если и есть, то не здесь. Рискнешь перечить мне? Или полагаешь, сможешь победить волков и людей своими молитвами?
Без тени жалости он смотрел, как она яростно втягивает воздух, сжав зубы, затем поворачивает голову в одну сторону, в другую, будто лес может помочь, с таким лицом, словно только заметила, как темно вокруг, как последние лучи света поглотили темное зимнее небо.
Торбранд не раз видел человека в таком состоянии. Когда он выжидал, готовясь к действию. К бою. Ожидал команды. Опыт не облегчал его положения.
Предложение помощи для меня большая честь, сэр, промолвила леди Эльфвина, когда он уже начал сомневаться, заговорит ли она. Вновь оглядев деревья, она сглотнула и перевела взгляд на воина. Она смотрела в упор, открыто, потому что действительно была сильной духом. Что ж, это он ценил. И я принимаю ее.
Торбранд почувствовал, что его будто распирает изнутри. С губ готов сорваться победный крик, словно он уничтожил армию врага, хотя на самом деле просто убедил одну женщину принять решение. Он мог отнять у нее это право, но видеть, как она сдается, намного приятнее.
«Возможно, ей приходится склониться впервые», усмехнувшись, подумал он. Подобных моментов еще будет немало. Он полностью подчинит себе эту женщину, он в этом уверен.
Торбранд вышел из состояния, похожего на оцепенение. Движения его были настолько быстрыми, что Эльфвина вскрикнула. Этот звук для него лучше самой красивой мелодии. Теперь она увидит разницу между настоящим воином и теми слабаками, которых отправил с ней дядя в дорогу к смерти.
Он вскочил на лошадь за Эльфвиной и одним движением прижал ее к себе. Приятно, что ее спина касается его груди, его ноги прижимаются к бедрам девушки, а ее ягодицы к той части тела мужчины, которой он так мечтал ощутить ее изнутри. Плащ ее и шарф скользнули вниз, она потянулась, чтобы их поправить, и Торбранд успел заметить, что волосы ее светлые и густые. Очень скоро он намотает прядь их на кулак и покажет, что она должна делать, стоя перед ним на коленях. Ведь христиане любят стоять на коленях.
Торбранд представил, как она будет умолять его об удовольствии, которое они могут дать друг другу. Он услышит ее молитвы к их избирательным богам, тогда он уже сам будет для нее богом. Боль, сильнее той, какую он когда-либо испытывал, сжала сердце.
Одной рукой он управлял лошадью, другую положил туда, куда хотел, не думая о реакции женщины. Теперь он отчетливо ощущал ее дрожь, но держалась она с тем же достоинством, что и раньше, когда он еще стоял напротив нее на земле. Она напряглась, но из груди не вырвалось звуков плача. Она не плакала, не пыталась что-то выторговать, не умоляла.
Торбранд отметил, что ему нравится чувствовать ее тело. И также нож, привязанный к ее бедру, что доказывало, что женщина эта не просто слабая принцесса Мерсии, как все думали. Это могло изменить их будущее. Даже не достав оружия, она уже вела себя с ним смело. Смотрела в глаза своему страху, но не поддалась ему, потому заслуживает одобрения.
Все хорошо, если не обращать внимания на чувства, возникшие при воспоминании о прошлом, сожаление, что не может их изменить, хотя было ясно, что иного варианта нет и быть не может. Он увезет леди Эльфвину на далекий остров, на земли, где много снега и тишины. И там будут только они вдвоем. Он будет ждать, когда Рагналл велит ему явиться и привезти принцессу, когда падет Уэссекс, и ей надо будет заявить свои права на престол. Тогда придет время использовать ее как оружие в нескончаемой войне.
Но сначала она будет принадлежать ему.
Торбранд пришпорил кобылу, крепче прижал к себе пленницу, на которую имел все права, и свернул с дороги в темный лес.
Глава 3
Лес поглотил их.
Норманн крепко держал Эльфвину, рука у него тоже была словно каменная. Казалось, у воина нет слабых сторон ни внутренне, ни внешне. Торс его похож на стену крепости, ноги крепки, как скалы.
Эльфвина трепетала и понимала, что стало причиной страха, она догадывалась, какая ее ждет судьба. Странным и непонятным было лишь то, как вел себя с ней, как говорил этот воин играя словами и ею. Он ведь мог в любое время получить желаемое, а потом бросить умирать, обесчещенную и одинокую. Но ему не заставить ту часть ее, что похожа на пламя костра, взвиться до небес!
Не противься, прозвучал над головой голос, похожий на низкие раскаты грома, которые она не только слышала, но и чувствовала отдачу внутри, словно он заполнял ее, проникая извне. Или сделаешь хуже только себе.
Эльфвине оставалось только догадываться, о чем он и почему слова проникают так глубоко в сердце.
Будешь сидеть так всю дорогу, леди Эльфвина? спросил он почти весело, насколько возможно для такого человека. Несгибаемая, как одно из этих деревьев?
Ей не сразу удалось понять, что он хочет сказать. Она старалась держаться, а не просто казаться спокойной, надеясь оттянуть неприятный момент, но все же присутствие этого мужчины трудно игнорировать. Насмешливый тон задел ее, и она позволила себе немного расслабиться и откинуться, будто на спинку стула, впрочем, совсем чуть-чуть.
Наградой и проклятием ей стал его приглушенный смех, он проходил сквозь ее тело, будоража, волнуя, заставляя против воли осознавать, что ее влечет к этому грубому воину, захватчику, который везет ее куда-то в неизвестность, и чем все закончится, сложно даже предположить.
Успокаивало лишь одно: убить ее он мог и там, где нашел.
Понять этих норманнов совсем непросто.
Думы ее становились все тревожнее по мере того, как ночь сгущалась, а снег падал все интенсивнее. Печальная истина заключалась в том, что Эльфвина знала о мужчинах больше, чем хотела бы. Может ли женщина вообще избежать этого опыта? Мужчины перемещались по миру, как им заблагорассудится, захватывали поселения, грабили, бросали людям монеты с изображением королей и передавали их указы. Когда заканчивалась резня на поле брани, а следом и пир в честь победы, когда они переставали петь песни и греметь кружками, все желали одного и того же.
Все и каждый.
Множество ночей за последние шесть месяцев Эльфвина провела в тревоге, зная, что у нее есть лишь одно оружие, которым едва ли можно противостоять мужчинам, и будучи уверенной, что они имеют право взять то, что она и не думала им предлагать. Благочестие она противопоставляла их похоти.
«Давайте прежде помолимся, сэр», говорила она, призывая священников, когда была возможность, ведь, к сожалению, служители были зависимы от тех же страстей. В конце концов, они прежде всего мужчины.
Этот воин был язычником, а не христианином. Для него ничего не значат ни ее молитвы, ни священнослужители.