В двери поворачивается ключ, на пороге появляется сияющая бабушка. Она пришла после праздничной утренней службы в храме.
Светуля, ты проснулась? С Праздником, милая!
Света крепко обнимает бабушку и очень серьезно отвечает:
С Праздником, бабушка!
Солнце ярко освещает крыши новеньких пятиэтажек. Ночная прохлада уже сменилась дневной жарой. На подоконник первого этажа вспархивает воробей и удивлённо осматривается: что это за зелёное царство? И откуда такой необычный аромат?
Словно ему в ответ подошедшая к окну девочка глубоко вздыхает: «А как чудесно пахнет аир» и щедро сыпет птахе подсолнечных семечек.
Воробей радостно клюет угощение и рассуждает: «Не жизнь, а сплошной праздник!»
Лариса Кравчук
Шоколадки
Посвящаю памяти родных и близких
Я не видела войны, я видела глаза тех, кто прошёл дорогами Великой Отечественной войны 19411945 годов.
Дороги жизни словно большие и малые реки, у которых есть свои истоки, повороты, подъёмы и спуски. События, встречи, которыми одаривает человека судьба, подобны ручейкам, устремлённым в единый поток.
Давно остались за «горизонтом» минувших десятилетий: двор за высоким забором, соседи и родные. Непохожие друг на друга, они стали для многих первыми учителями по ненаписанному учебнику с коротким и простым названием «Жизнь».
Дорогие голоса, лица, словно накрытые волной стремительного жизненного потока, растворились в невидимом пространстве времени, но навсегда остались в памяти бесценным даром сердечной любви.
Пятидесятые годы двадцатого столетия были непростыми. Это были годы восстановления страны после окончания Великой Отечественной войны. Несмотря на трудности и лишения, сибиряки не растеряли свои несметные богатства щедрость души и доброту сердца, способность сопереживать, делить горе и радость пополам.
Если Ангелы на небесах услышат мои слова благодарности, они споют песню вечной любви и памяти давно покинувшим земные просторы соседям и родным из далёкого детства.
Их звали:
Баба Лиза!
Баба Пана!
Кузьма!
Баба Марфа!
Баба Катя!
Тётя Маруся!
Тётя Галя!
Тётя Аня!
Тётя Надя!
Дядя Вася!
Дядя Паша!
Гришка Непомнящий (Григорий Савельевич)! Слава тебе, край и предел высочайшей человеческой мечты мечты детства!
Шоколадки
Эта история произошла в выходной день, который совпал с Наташкиным днём рождения. Баба Марфа уже не первый раз спускалась с крыльца своего дома, чтобы сообщить соседям очередную новость.
Аня, Лиза, Пана! Вы слышали? В Каменушке!.. громко крикнула она на весь двор.
Что? Что случилось?
Где?
Куда бежать?
Зачем? вопросы посыпались с разных сторон.
Марфа, от волнения слегка заикаясь, продолжала:
Гришка мой сторожем работает в Каменушке. Он только что шепнул мне по секрету, что там конфеты выбросили, да не простые, а шоколадные.
Надо бы успеть, не опоздать бы!
Ой, Марфа!
Надо бежать!
Разберут ведь! разволновались соседки.
Вдруг не достанутся на день рождения Наташке, забеспокоилась Наташкина мама тётя Аня. Нинка внучка Марфы услышала разговор бабушек и поспешила скорее сообщить своим друзьям неслыханную новость о только что выброшенных шоколадках. Тотчас дружная компания детей Нинка, Валерка, Борька, Витька-Никифор, Элечка, Лора и её сестра маленькая Танюшка через тайный проход под деревянным забором, незаметно от взрослых, выбрались на широкую немноголюдную улицу и устремились к магазину в надежде найти шоколадные конфеты.
Магазин Каменушка находился на перекрёстке двух дорог. Машины в этом месте проезжали редко, чаще лошади, запряжённые в телеги. Бежали быстро, не оглядываясь и не задумываясь об опасности. Танюшка хоть и была самостоятельной, но за старшими детьми угнаться не могла. До Каменушки оставалось всего несколько шагов. В самый неподходящий момент она споткнулась и упала на дорогу. Вдруг из-за угла на огромной скорости выскочил тарахтящий грузовик. Все замерли. Молниеносно, каким-то чудом, двухлетняя малышка быстрым клубочком откатилась от стремительно несущихся на неё колёс, поднялась на ножки и, часто моргая глазками, с недоумением посмотрела на всех. Отряхнув от пыли платьице Танюшки, друзья по очереди подули на её разбитые коленки, приклеили к ранке листочек подорожника и снова устремились за конфетами. Возле Каменушки Борька решительно осмотрел полукруглое крыльцо, а друзья заглянули в маленькие отверстия в стене, из которого неожиданно выскочила испуганная кошка.
Конфет не нашли. Тогда вместе решили обойти магазин со всех сторон. Но, конфет нигде не было.
Что же делать? Где конфеты? Ну и Гришка! Неужели обманул? засомневался Борька.
Валерка, всхлипывая от обиды, заступился за своего дедушку:
Ты-ты-ты, Борь-ка! Мой дедушка Гриша никого и никогда не обманывает.
Борька не стал спорить:
Может, Гришка просто что-то перепутал или забыл? Он же Непомнящий. Вот ничего и не помнит, оправдывался Борька.
Ты чё, Борька, ты где такое видел и слышал, чтобы в нашем дворе обманывали друг друга. Мой дедушка всё помнит, он сторожем работает, продолжал обиженный за дедушку Валерка.
Подумаешь, «шиколадки», тьфу! возмутился Витька-Никифор. Дедушка не мог обмануть или перепутать. Это мы не поняли, где «шиколадки».
«Да, вот какой Витька-Никифор, подумала Лора. От шоколадок и то готов отказаться».
Лоре он всегда казался лучше всех. Почему? Она никак не могла этого понять. Может, потому что Витька никогда не задирался, всегда был задумчивым и рассудительным, к его словам все прислушивались, с ним никто не спорил. Ещё он мечтал о море, о том, что станет моряком.
На громкие голоса детей из магазина вышла продавщица:
Вы чё тут расшумелись, чё вы тут потеряли-то? Кого ругаете? Какого ещё Гришку? Он вам дедушкой приходится. Зовут его Григорий Савельевич. Он наш сторож, а не какой-то Гришка. Быстро домой. Знаю я вашу дружную компанию.
Борька поправил огромную кепку, вплотную приблизился к продавцу. Все притихли.
Тётенька, конфеты кто собрал? спросил Борька.
Конфеты собрал? Какие конфеты? Ты, парень, с луны свалился? Конфеты на земле не растут.
Да, тетенька, вы мне зубы не заговаривайте. Гришка, ой, то есть Гри-го как дальше, Борька забыл, привык, что все во дворе Гришкой зовут. Григо Борька от волнения даже поперхнулся.
Тётенька, покажите, пожалуйста, куда «шиколадки» выбросили. Мы и вас угостим.
Тётенька-продавец расхохоталась:
Ой, насмешили! Выбросили значит по-нашему, по-взрослому, в магазин привезли, а вы собирать пришли шоколадки. С земли, что ли? С войны не видели никаких шоколадок, вот сегодня первый раз за столько лет они появились в нашем магазине. Шоколадки-то московские, настоящие, всем хватит. Вот сегодня и разберут их.
Тетенька, пожалуйста, не продавайте все «шиколадки», или «шакуладки», взмолились дети.
Танюшка, которой всего два года, шевелила губками, всхлипывала. Она-то больше всех устала. Коленки все до крови разбила, машины испугалась, да и шоколадок не нашла.
Ладно уж, сжалилась тётенька-продавец, бегите за своими бабушками, а с Гришкой, ой, с Григорием Савельевичем, мы тут сами разберёмся.
Да вот и бабушки ваши тут как тут. За вами следом пришли. Сегодня попразднуете. Наташеньку поздравите! Она-то умница. От своей мамы не убегает, как вы. Вот от меня передайте имениннице подарок!
Из кармана серого фартука с большими жирными пятнами продавец достала яблоко, протёрла его об этот фартук. При виде румяного яблока у всех слюнки потекли. После войны яблоки в Сибири, как и шоколадки, были большой редкостью.
Если Наташка вынесет яблоко на улицу, всем даст попробовать, уверенно сказал Борька.
А мы подарим ей «секретики» из цветных стёклышек, предложил Витька-Никифор.
С ним все согласились.
Наташенька, особенно нарядная в свой день рождения, с красивым бантом на голове, в новом платьице, в белых туфельках стояла на крыльце в ожидании друзей. Она в отличие от соседских девчонок и мальчишек была очень послушной девочкой, всегда ходила с мамой за руку, в шумных играх не принимала участия. Когда друзья вернулись из магазина в свой родной двор, Борька хотел сразу передать Наташке румяное яблоко. Не успел он его достать, как тётя Аня взяла немытое яблоко в свои руки и строго сказала:
Фрукты надо мыть, а то животик заболит. Борька тут же шепнул Наташке:
Дашь попробовать?
Наташка кивнула головкой. Вскоре тётя Аня вынесла чистое яблоко и снова вошла в дом. Все окружили Наташку.
Кусай первая, шёпотом скомандовал ей Борька.
Она откусила маленький кусочек от яблока, затем откусил Борька, а дальше все откусывали по очереди. Когда тётя Аня снова вышла на крыльцо, от яблока даже косточек не осталось.
Что-то вы притихли, опять что-нибудь придумали? спросила тётя Аня.
Мы только попробовали. Облизывая губы, дети расступились.
Понятно! по-доброму улыбнулась тётя Аня и, провожая всех взглядом, напомнила: Вечером все вместе соберёмся на чаепитие, вот под этим тополем! Пироги уже в печке, и шоколадок всем хватит!
Ближе к вечеру произошло ещё одно чудо, которое потрясло всех. Каждый по-своему выражал радость, удивление, восторг, а кто-то загрустил. А произошло вот что. Наташин папа открыл входные деревянные ворота, и все увидели, как во двор въезжает лошадь, запряжённая в телегу. На этой скрипучей телеге возвышается огромное, чёрного цвета блестящее пианино.
Витька, Валерка, Нинка и все, кто в это время оказался во дворе, подошли поближе. Обступили. От радости кто-то запрыгал, кто-то захлопал в ладоши. Со всех сторон раздались удивлённые голоса:
Ух ты!!!
Вот это да!
Ничего себе!
Как в кино!
Осторожно! Отойдите подальше, подальше! Это подарок Наташеньке, командовал Наташкин папа дядя Паша, отодвигая любопытных детей от повозки.
Отходить было некуда. Лошадь и телега с пианино заняли чуть ли не половину двора.
«Ой! Какая Наташка счастливая», подумала Лора.
Она давно мечтала о настоящем пианино и не теряла надежду, что для неё тоже наступит тот счастливый день, когда ей подарят такое же блестящее пианино. Пока переносили в дом громоздкий и тяжёлый музыкальный инструмент, дружные баба Лиза, баба Марфа, баба Пана накрыли под огромным старым тополем праздничный стол. В середине стола на белой скатерти блестел медный купеческий самовар, половину стола занимал румяный, с узорами из теста, пирог. Наконец соседи расселись по скамейкам вокруг стола. Со стороны Валеркиного дома раздались звуки дяди-Васиной гармошки, а Григорий Савельевич спускался с крыльца с корзинкой, из которой выглядывали разноцветные фантики.
От удивления все выдохнули:
Конфеты!!! «Шиколадные!»
В старом дружном дворе стало тепло и уютно. Пахло свежими пирогами, дымком от самовара и молодыми набухшими тополиными почками, а значит, мирной весной. Шоколадки были такими вкусными, что быстро закончились. Корзинка незаметно опустела. На столах остались только разноцветные фантики. Весь вечер ребятишки рассматривали их и бережно убирали в свои карманы.
Прошло много лет. Магазин Каменушка по-прежнему стоит на старом месте, на перекрёстке дорог, по которым когда-то редко проезжали машины. Многое изменилось. Шоколадки и шоколадные конфеты можно купить в любом магазине, но уже нельзя встретить бабу Лизу, бабу Пану, бабу Марфу, тётю Аню, тётю Галю, Гришку Непомнящего Григория Савельевича. Только стены старой Каменушки напоминают о том, что здесь жили дружные соседи, которые горе и радость делили пополам. Ещё здесь бегали дети: непослушные фантазёры. А может, ещё кто-нибудь вспомнит свой родной двор за высоким забором?
Николай Дегтярёв
На станции Бакланка
Я оглядываюсь назад и мне вспоминается станция Бакланка, пыльная, в лучах закатного солнца. Длинные, уходящие в обе стороны голубоватые полосы железнодорожных путей. Невысокие, необычайно тёмные ели, за которыми, кажется, начинается «дремучий лес» из русских сказок. На этой стороне, где мы ждём автобуса, то ли ветхий зал ожидания, то ли обшарпанная забегаловка, массивная советская остановка с облупленной краской на стенах, и куча гравия рядом с ней.
1992 год. Лето. Мы с братом ещё маленькие. На остановке мама не такая, как всегда, а пасмурная, как будто чего-то тревожно ждущая. И рядом папа тоже необычный, слишком задумчивый, а иногда слишком порывистый. Автобус должен отвезти нас к бабушке, в Кукобой. Но он всё не приходит и не приходит. Родители стоят на остановке, а мы с братом залезли на кучу камней.
Смотри, какой камень! говорю я брату и показываю ему небольшой красивый камень, переливающийся разными цветами, и сам любуюсь этим камнем.
Это искрач, говорит брат с видом знатока и, как бы сам опасаясь выхватить его у меня из руки (он всё-таки младший брат), очень близко его рассматривает.
Искрач, повторяю я, вот это как будто стекло в нём застряло.
И ещё вот эти коричневые какие-то штуки, показывает брат пальцем.
И чёрные, и серые, подхватываю я.
А это, брат тоже поднимает камень из кучи, это белый искрач. И протягивает мне.
Это белый искрач, произношу я почти шёпотом, поворачивая камень под разными углами, такие камни редко встречаются.
Очень редко, в основном чёрные и серые, подтверждает брат.
Давай попробуем искру высечь, предлагаю я и начинаю бить один камень о другой. У меня ничего не получается.
Давай я попробую, говорит брат. Но и у него не получается.
Может, белый с чёрным не дают искры, догадываюсь я, и мы быстро находим ещё один чёрный искрач, но и тут ничего не выходит. Мы оба поворачиваемся, чтобы позвать папу, но он отошёл куда-то далеко, почти к той забегаловке, курит там и разговаривает с каким-то усатым дядькой. Мы продолжаем искать другие искрачи.
Потом папа возвращается к остановке, но мы уже не пытаемся высечь искру из камня, а делаем туннель в горе камней, и тут нам его помощь не нужна.
Мама с папой о чём-то нервно разговаривают, как будто спорят. Мы оба не знаем, о чем, да нам это и не интересно, мы поглощены другим: мы никогда не видели столько камней в одном месте.
Это сейчас, оборачиваясь назад через двадцать с лишним лет, я понимаю, что папа уже выпил оттого он так задумчив и в то же время возбуждён. А мама боится запоя, и потому у неё такой испуганный и каменный взгляд, и вся она одновременно какая-то каменная и в то же время неестественно резкая. И как странно теперь, в воспоминании смешиваются это незнание взрослого мира и погружённость в детскую безмятежность!
Шёл 1992 год, страну лихорадило, папа уже, увы, начинал пить запоями, цены росли как на дрожжах. Это я и сам видел уже тогда, заходя вместе с мамой в магазин А мы с братом рыли туннель в горе придорожных камней и радовались белому искрачу, который так редко встречается в природе. А всё потому, что мы жили настоящим, даже не настоящим, а вот этой минутой, этим мгновением, которое почти всегда было прекрасно и останавливалось само по себе.
И тьма обходила нас стороной, не притрагивалась к нам. А может, и хотела притронуться, но и мама, и папа берегли нас от неё как могли, отгоняли её, понимая прекрасно, что пройдёт очень мало времени, и они уже не смогут ничего сделать Потому что мы сами ринемся в эту тьму, на борьбу с ней, со своим максимализмом, с уверенностью в победе, и настоящее утечёт сквозь наши пальцы, как вода, растает, как призрак И мы станем взрослыми с их вечной жаждой возвратить это настоящее, жаждой, которая никогда не может быть утолена