Язару было страшно оставлять без присмотра глаза и письмо альва. Весь день он проносил их в кармане старого тулупа и беспрерывно ощупывал, убеждаясь, что не потерял. Он получал лишь короткое успокоение, тревога далеко не отступала. Впрочем, исходящий от письма холод не позволял о нем надолго забывать. Он спорил с теплом тулупа и лишь усилиями еще по-летнему горячего солнца тулуп не заиндевел.
Осененный внезапной идеей вечером Язар раздобыл чернила и пожелтевший листок бумаги в доме бабы Нары, живущей по соседству на другой стороне улицы. Однако не близко знакомый с каллиграфией он не мог верно переписать иероглифы этого древнего и сложного языка. Четкие штрихи становились ломаными линиями, пропорции терялись, а вдобавок все перекрывали уродливые кляксы. Отчаявшись, Язар разорвал свои труды на мелкие части и сжег в пламени свечи, в свете которой и пытался писать.
Спалось ему тревожно. Глаза альва он держал рукой под подушкой, письмо положил в сундук с вещами подле кровати. Сильный ветер стучал входной калиткой, и юноше мерещилось, что безобразный старый колдун в черных лохмотьях ломится к ним во двор. Подогревая его страхи, Мард, не замолкая, надрывался и бросался на высокий синий забор. Ему отзывались все деревенские собаки. Никогда еще ночной Винник не звучал так громко.
Язар в одной рубахе вышел на улицу. Он не взял с собой света, ибо не надеялся различить черного Марда на фоне ночи. Однако он сразу почувствовал присутствие людей на улице, ощутил их волнение и услышал приглушенные голоса.
Одновременно с ним из кухни напротив дома вышел Далиир. Он держал лампадку, на свет которой сразу же устремились мотыльки.
Мард, что там? громко спросил он.
Пес прошелся вдоль забора, завилял хвостом и присел возле калитки. Калитка стукнула еще раз, но теперь ее отворила Ильга снаружи.
К Сусарду пришли! крикнула она и подбежала к Далииру. Она дрожала, а в голосе ее звучал настоящий ужас. Какие-то люди, не здешние. Избили его кума и зарезали пса! Они и сюда придут, Далиш!
Иля, успокойся, попросил он, обнимая ее одной рукой.
Язару продолжало казаться, что он спит: слишком стремительно разворачивались события, слишком неправдоподобно. Потому он не почувствовал страха. Ему уже представлялось, как он, пряча за пазухой послание и глаза альва, бежит в Грушевник через лес. За ним на взмыленных черных жеребцах гонятся охотники. Они спускают собак
Спокойный голос дяди вернул его в реальность.
Язар, где письмо и камни?
Они у меня.
Дай их мне, Далиир требовательно протянул большую мягкую ладонь.
Язар смешался. Он понимал, что если послушается дядю, то может навсегда лишиться своих находок. Он не знал их ценности, но в том, что эта ценность высока, не сомневался.
Их нужно спрятать или унести неуверенно пробормотал он.
Лучше отдать, рассудила Ильга. Они найдут.
Нельзя! ужаснулся Язар. Нельзя отдавать им глаза альва и тем более послание! Это может быть письмо самому царю, предупреждение о начале войны
А коли и так? не возразил дядя. Я не обменяю свою жизнь на благополучие Бризара и тебе сделать этого не позволю.
Он двинулся к Язару неспешно, без суеты. Суровое лицо Далиира выражало решительность. С каждым его шагом воля племянника таяла. Послушаться дядю теперь казалось ему единственным разумным решением. В самом деле, ради чего он намеревался рисковать? Он уже опустил руку в карман, но вдруг замер. Холод письма напомнил ему об альве. Случайно так вышло или нет, но это он нашел послание небес, и только он был за него в ответе.
Язар покачал головой.
Я не могу. Простите!
Он бросился бежать. Рывком Далиир попытался дотянуться и ухватить племянника. Но тот был гораздо проворней. Он выскочил за калитку заднего двора, и звуки его торопливых шагов быстро угасли в ночи.
Мард подбежал к калитке и вопросительно посмотрел на хозяина.
Пусть идет, выдохнул Далиир. Он сразу как-то состарился: поникли его широкие плечи, тяжелый взгляд упал и остался лежать у калитки.
Но Далиш, растерялась Ильга. Он не сумеет убежать! У него ни еды с собой, ни теплых вещей. Да и ночью он слеп. Его поймают! Еще не поздно его догнать! Пусти Марда!
Не дожидаясь ответа, она бросилась к калитке. Мягкие пальцы Далиира сомкнулись на ее предплечье стальными тисками.
Оставь! Поверь в Язара, он справится. Конечно, он сумеет убежать, ведь столько лет он ждал этого часа.
Дорога в Грушевник была ему хорошо знакома. Не раз приезжали они туда с дядей, не раз прибегал он туда по утрам. Дорогой пользовались не только жители Винника, но и обитатели окрестных сел. Оттого и зимой была она наезженной и нахоженной и в светлое время никогда не пустовала. Окаймленная чертополохом и репейником дорога вилась вдоль полей и далеко просматривалась. Сюда редко забредал лесной зверь, а подорожники здесь не встречались. Им негде было таиться и некого было грабить, ибо не всякий зажиточный крестьянин Бризара содержал даже старую клячу.
Пройти в Грушевник Язар мог и вслепую, ночь скроет его облик, а мягкий грунт поглотит звуки шагов. Но едва встав на дорогу, Язар поспешил сойти. Ведь если разбойники кинутся в погоню с собаками, он не успеет укрыться в городе и не сумеет затаиться в полях. А, кроме того, он не хотел вести головорезов к сестре и брату. Пригнувшись, он двинулся вдоль низеньких заборов на другую сторону села.
Винник не спал, и напрасно цикады убаюкивали его размеренным стрекотанием, их колыбельную разрывал отчаянный лай ночных сторожей. Псы в одержимости бросались на заборы и гремели цепями, но, защищая хозяев, они только добавляли им беспокойств. Дрожащими руками люди зажигали лампады, фонари и свечи, на цыпочках выходили во дворы и шикали на преданных псов. Иные прятали детей в погреба, иные беспомощно роптали. Но все вспоминали, что при злобной колдунье Атаказе не уходил безнаказанным и самый мелкий вор.
Язару не нужен был свет, чтобы обойти канаву, в которую он упал в шестилетнем возрасте и раскроил себе нос. Он помнил, что из соседского забора торчат ржавые гвозди, а на углу уже три года преет тележное колесо. Далиир делал из него детскую карусель, накрутил на шест и подвесил бечевкой доски. Но как завалилась карусель, так с той поры и преет, а поднять ее мужчинам все недосуг.
Язар знал, что в десяти саженях слева пустует одинокий дом. Крыша его осыпалась и накренилась, стены изгрызли черви и поросли мхом. Дом стоял особняком и прежде, но десять лет назад в нем еще слабо теплилась жизнь. Жил в нем мрачный сварливый старик, коего как огня сторонились дети. Но они же тянулись к нему, как к огню. Любопытен им был двор старика, его дом и в особенности чердак, там хранил старик собственный гроб. Язар с братом и деревенской ребятней часто играли в покойников, поочередно ложились в гроб, а потом оживали. Громко хлопали они крышкой гроба, веселились, топотали. И однажды разбуженный шумом за игрой их застал старик. Сверкнул он в полутьме холодными белесыми глазами, обхватил седую голову руками, да и в ужасе закричал:
Зачем гроб мой ломаете, безобразники?! Во что лягу я, как помру?
Сдуло с чердака ребятню, как листву ветром, вылетели они со стариковского двора, да с того дня ни одной ногой к нему во двор не ступали. А старик вскоре помер, и стыдно Язару было на похоронах, ибо знал он, отчего перекошена крышка гроба.
Надсадный лай вырвал Язара из воспоминаний, но это голосили не деревенские псы. Ищейки приближались. Озлобленное рычание и цокот копыт перекрикивал незнакомый голос.
Они здесь! Обыщите каждый дом, переверните каждый камень! Допрашивайте людей вы знаете, как заставить их говорить.
Топот копыт возобновился, зазвучали выкрики и понукания седоков. Когда звуки стихли, тот же человек уже спокойно произнес:
Что ты хочешь сказать мне, Гром? Ты кого-то нашел?
Язар замешкался: в самом деле, куда он собрался? Как смеет он подвергать опасности своих близких и родных? И вдруг он увидел перед собой Грома большого белого охотничьего пса. Он обернулся, но и со спины к нему подбиралась еще одна собака, тоже белая. Животные рычали и скалились, они окружали его, и ему некуда было бежать. Гром потянулся к нему и приготовился к атаке. И в тот самый момент на него налетел незнакомый Язару молодой и тощий рыжий пес. Уши его были оборваны, жесткая опаленная шерсть открывала проплешины безобразных ожогов, но шею крепко сдавливал невредимый черный кожаный ошейник. Собаки закружились в схватке, и в борьбу тут же вовлеклись соратники Грома.
Воспользовавшись случаем, Язар скользнул в заросли рогоза. Шум схватки отдалялся и стихал. Защитник Язара не мог долго сопротивляться более сильному противнику, он взвизгнул в последний раз и навсегда замолчал.
Раздвинув рогоз, Язар вдруг вышел на пепелище Акатазы. Пепел колдуньи неохотно принимала земля. Здесь и там еще виднелись отблески чудесного сада. Вот темнеет сухой орех, за которым ребенком пряталась Нагинара, а вот обрубок рябины, по которой она забиралась к ней во двор. Среди сорной травы яркими всполохами пробивались красочные цветы, и еще таилась жизнь в толстых, словно канаты, лозах пагубного винограда. И не весь сад пришел в упадок. Так, капризных лицедеев стало даже больше, чем было при жизни колдуньи; к ночи они потемнели и закрыли бутоны. Язару захотелось сорвать один из них, но в его ладони нежный цветок полыхнул алым и рассыпался в прах.
Он не понимал, как оказался здесь, ведь это место находилось далеко на окраине села. Он не слышал собак и других звуков этой беспокойной ночи. Дважды он замирал, прислушиваясь, но погоня не возобновлялась. Тогда он прислонился спиной к старому ореху и закрыл глаза. Он унял трепет сердца и мысленно поблагодарил Акатазу. А когда открыл глаза, уже знал, в какую сторону бежать.
Глава третья. Ведьмин лес
В непроглядной ночной темноте распростерся зловещий Ведьмин лес. Люди обходили его стороной, не забредали сюда и домашние животные. А вот жуткие обитатели леса порою показывали человеку свой лик. То были и уродливые гигантские тролли и необычайных размеров ужасные волки. А были и такие существа, которых называли лесными духами. Они никогда не покидали леса и не чинили людям вреда, однако за таинственность люди боялись их пуще всех остальных.
В самом узком месте ширина леса не превышала пятидесяти верст. Если Язар не собьется с пути и будет следовать точно на север, то выйдет на Синий луч главный тракт, тянущийся с юга на север через все царство от основания хребта Трезубца до Яллуйского моря. По другую сторону леса находился Золотарь, крупный город, в котором Язар полагал найти знатока языка альвов.
Совесть подсказывала, что он принял верное решение, но разум клял его наивным и глупым мечтателем, возомнившим себя героем. Он не умеет драться на мечах, он не владеет магией, так как же он намерен оберегать свою ношу?
Пробежать и через холмистый лес он мог на одном дыхании, но гораздо сложнее было не заблудиться в ночи. Кроме того, бежать в темноте было безрассудно и небезопасно. Потому Язар сдержал естественные порывы и уже через несколько верст заставил себя перейти на шаг.
Удивительно, но в эту ночь подслеповатый пастух безошибочно пригибался под низко растущими ветвями столетних дубов и перешагивал их вздыбленные корни. Когда протяжно ухнул и вспорхнул с ветвей рассерженный филин, Язар проследил за ним взглядом. Нет, не светила сегодня особенно ярко Луна, и не указывали ему дорогу звезды, но прежде слабое зрение Язара вдруг обострилось как никогда.
С благодарностью он ощупал глаза альва в карманах штанов и еще больше утвердился в правильности своего решения.
А вот загадочное послание, напротив, доставляло ему только неудобства. В спешке он не подумал завернуть письмо хотя бы в тряпицу и теперь ледяным осколком оно болезненно билось о его ноги. Язар перекладывал письмо из одного кармана в другой и растирал замерзшие бедра, пока не придумал вложить его между двумя кусочками коры, перевязав вьюнками.
Он шел, следя за положением Луны и не встречая возражений леса. Дремучий непролазный Ведьмин лес, которым его пугали в детстве, сейчас казался ему не страшней ворчливого старика. Да, он был стар, но также пуст и одинок. В бессильной злобе лес скрипел ветвями и брюзжал на юность, шелестя листвой. Язар позабыл о погоне и когда вдалеке расслышал лай, подумал, что прошелся кругом, и это лают соседские собаки.
Воспоминание собачьей грызни придало ему сил. Он побежал антилопой на одних носках, длинными шагами перепрыгивая поваленные деревья и обомшелые валуны. Он пересек овраг и бегущую по его дну мелкую не доходящую ему и до колена мутную речушку. Он забежал в горку и даже ее не заметил. Он бежал легко и бесшумно, совсем не так, как должен бежать по сухой листве испуганный человек.
Звуки погони утихли. Язар перевел дух впрочем, он не чувствовал усталости. Во время бега его самодельный коробок раскрошился, и письмо альва вновь болезненно холодило бедро. Вытряхивая щепки из кармана, Язар положил письмо на ближайший поваленный ствол в том месте, где на него падал широкий лунный луч. Выбранное дерево трухлявое, поросшее мхом и поганками не подходило его нуждам. Он отломил кусочек коры и раздосадовано растер пальцами. Но тут его посетила новая идея. Мягкий лунный свет нежно падал на кусочек серебристой ткани. Послание альва казалось его продолжением, частью Луны, небесный лоскуток, оторванный от своего мира и упавший на землю.
Язар бережно положил один глаз альва в центр письма, затем другой. Они оставались темны, как и прежде, и не пропускали света. Язар положил на письмо оба камня. Он присыпал глаза альва землей, листвой и даже трухой. Ничего. Разочарованно вздохнув, он протянул руку. Но вдруг камни сами скатились к нему в ладонь. Он поспешил подхватить и письмо, потому что ствол, на котором оно лежало, неожиданно пошатнулся. Язар попятился на один шаг, другой, а затем в изумлении застыл.
Коряга изогнулась и медленно начала подниматься, словно уставшее старое дерево прилегло отдохнуть, а теперь пробуждалось. Рвались, опутавшие его за время долгого сна плетущиеся травы. Осыпалась от движения земля, а лишенные убежища, разбегались и прятались полчища мелких насекомых. Но чем выше дерево поднималось, тем явственно угадывались в нем человеческие черты. Ствол его был рассечен надвое у основания, а две самые большие ветви начинались у вершины и тянулись к земле руками. В скругленной расширяющейся вершине несложно было узнать голову.
Скрипя и продолжая осыпаться, существо развернулось. Язар увидел крючковатый деревянный нос и словно вросшие в дерево гнилые яблоки два сморщенных темных глаза. Бровями над ними торчали серые трутовики, а в нижней части подобия лица черным дуплом зиял раскрытый рот.
Новорожденные тролли не больше человеческих детей. Однако они быстро растут и растут на протяжении всей жизни. К десяти годам тролли превосходят размерами людей, а их двухсотлетние старики достигают пяти саженей. Они всеядны и питаются как древесной корой и листвой, так падалью и даже гниющей мертвечиной. Не брезгуют они и сородичами. Внешность троллей определяет их питание. Молодые и бойкие, способные загнать зверей и сами тролли подобны зверям. С годами их плоть черствеет. Пещерные тролли высыхают и обращаются в камни, лесные рассыпаются в труху. Снежные застывают льдинами, а болотные остаются кривыми корягами или опускаются илом на дно.